Свами Раджарши Муни - Безграничная милость
Предисловие к первому изданию
Эта книга повествует о линии моих духовных учителей.
У моего досточтимого гуру, покойного Йогачарьи Свами Крипалвананджи Махараджа, было два гуру: ему было всего девятнадцать, когда Свами Пранавананджи Махарадж провел его посвящение в практику йоги, а через десять лет Удасиначарья Свами Шантананджи Махарадж посвятил его в аскетизм. Став санньясином (монахом-аскетом), Крипалвананджи прожил около пятнадцати лет отшельником, скитаясь с места на место, ведя беседы о Бхагавадгите и пробуждая в людях интерес к вопросам духовности. В те времена он часто рассказывал разные случаи из жизни Свами Шантананджи. Позднее, дав обет молчания, он записал некоторые из них. О Свами Пранавананджи, однако, он не рассказывал почти ничего – только то, что это его йога-гуру - поэтому людям мало что известно об этом великом святом.
Гуру Свами Крипалвананджи выпало великое счастье провести пятнадцать месяцев в Бомбее со своим гурудэвом Пранавананджи Махараджем. Хотя за это время Крипалвананджи стал свидетелем многих чудесных событий, он молчал о них почти сорок лет. Пранавананджи сказал своему молодому ученику, что тот не должен говорить или писать о нем, пока не достигнет нирбиджа-самадхи . Тогда же он разрешил Крипалвананджи рассказать обо всем своему любимому ученику. Так я и получил это сокровище, эти удивительные рассказы о досточтимом Пранавананджи Махарадже, более известном как Дададжи , от своего гуру Крипалвананджи, которого многочисленные ученики с любовью называли Бапуджи .
Обучая меня йоге, Бапуджи часто объяснял мне глубокие тайны, заключенные в священных текстах, или говорил со мной о разных гранях удивительной личности Дададжи. Когда я слушал его рассказы о Дададжи, меня захлестывали волны восторга: я понимал, что Бапуджи относится ко мне с такой же теплотой, с какой к нему самому относился Дададжи. Но и Бапуджи взял с меня то же обещание: «Сын мой, я рассказал тебе все это по желанию Дададжи, но пока храни узнанное в тайне. Поведай миру о Дададжи только после того, как я достигну самадхи. Тебе одному предстоит рассказать о нем».
Бапуджи все-таки рассказал кое-что о Дададжи в речи по случаю завершения своего двенадцатилетнего обета молчания. Тогда его последователи впервые узнали о Свами Пранавананджи.
Спустя три года, во время празднования шестидесятилетия Бапуджи, его последователи решили издать памятную книгу о его жизни, мыслях и философских воззрениях. Тогда я обратился к нему с просьбой:
- Бапуджи, мы решили издать книгу по случаю Вашего юбилея. Вы разрешите мне рассказать в ней еще несколько историй о Вас и Дададжи?
Он подумал немного и ответил:
- Хорошо, можешь рассказать несколько историй, только предупреди меня, какие именно, чтобы я одобрил твой выбор.
Я пообещал, что так и сделаю.
Так, с разрешения Бапуджи, я напечатал статью «Бапуджи и Дада Гурудэв» в юбилейном сборнике «Вандана» 1974 года . В статью я включил всего несколько историй. В моей сокровищнице оставалось еще множество таких рассказов.
В конце 1981 года Бапуджи покинул этот мир. Теперь мне предстояло решить, должен ли я рассказать историю божественной жизни Дададжи. Долгое время меня мучили сомнения. Я думал, что не должен скрывать от других эти драгоценные истории. Если я внезапно погибну, моя коллекция исчезнет вместе со мной и уже не послужит никому. И вот, после двух лет раздумий, я наконец решил, что расскажу о великих гуру своей духовной линии на ежегодной встрече моих духовных братьев и сестер в день, когда Бапуджи достиг маха-самадхи (освобождения от смертного тела). Я рассказал множество историй о Дададжи и Бапуджи, произошедших с 1983 по 1988 год. Позднее все эти беседы были дословно опубликованы в «Урджа», ежеквартальном журнале на гуджарати, который издается организацией «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж».
В 1989 году я решил отредактировать эти материалы и издать на их основе биографию Бапуджи. В нее необходимо было включить также какие-то сведения о Бапуджи и Свами Шантананджи Махарадже, посвятившем его в аскетизм. Кроме того, так как я был близким учеником Бапуджи в последние двенадцать лет его жизни, то я включил в книгу и этот период. Таким образом, в книге рассказана история жизни Бапуджи от рождения до маха-самадхи. Но поскольку в этой книге невозможно было охватить всю историю Бапуджи и раскрыть все стороны его многогранной личности, было бы ошибочно считать ее биографией. По этой причине мне показалось уместным назвать ее «Мари Гурупарампара» (линия моих духовных учителей), потому что в нее входят разные истории: одни о Бапуджи и двух его гуру, другие о Бапуджи и обо мне. Так появилась книга, впервые изданная на гуджарати в июле 1989 года организацией «Шри Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» в Кайяварохане, а позднее организацией «Миссия жизни» в Вадодаре, штат Гуджарат, Индия.
Я рад, что теперь книга выходит и на английском.
Свами Раджарши Муни
Кайяварохан, Индия.
Глава первая _____________________ Бомбей
Одаренный ребенок
Тринадцатого января 1913 года, в Дабхои, городке в районе Вадодара, штат Гуджарат, Индия, в праведной и образованной семье браминов-кайястхов родился одаренный ребенок. Отец, Джамнадас Маджмудар, и мать, Мангалаба, дали сыну имя Сарасватичандра, но в семье его звали Харипрасад .
Родители Сарасватичандры были истинными вайшнавами – последователями индусского течения, поклоняющегося Господу Кришне, - и это оказало глубокое влияние на характер ребенка. В юности Сарасватичандра проникся почтением и преданностью также к Господу Шиве и к Сарасвати, богине учения.
Джамнадас служил государству и владел небольшим участком пахотной земли, но большая семья - семь дочерей и два сына - все равно жила в глубокой бедности. Джамнадас, как все преданные, был бескорыстным и щедрым человеком, и это еще больше разоряло семью. Джамнадас умер, когда Кришналалу, его старшему сыну, было четырнадцать, а Сарасватичандре всего семь. В Кришналале было сильно стремление к духовной жизни, и он с детства испытывал отвращение к мирским делам, так что все заботы о семье легли на плечи Мангалабы. Долги семьи постоянно росли, и в конце концов у них отняли дом. Даже через много лет Сарасватичандра сохранил живое воспоминание о том, как вещи семьи выбрасывали на улицу, когда их лишили дома.
В это тяжелое время Сарасватичандра окончил седьмой класс и каждый учебный год был среди лучших учеников. Несмотря на успехи в учебе, из-за бедности семьи ему пришлось оставить школу в 1927 году в возрасте четырнадцати лет.
Чтобы помочь поправить материальное положение семьи, Сарасватичандра подавил в себе желание учиться дальше и нашел временное место служащего в городском налоговом управлении, где проработал всего четыре-пять месяцев. Затем он нашел место бухгалтера в фирме в Дабхои, где честно проработал три года (1928 – 1930) и заслужил расположение владельца фирмы господина Кадуджи Ганиджи. В этот период своей жизни Сарасватичандра много читал и писал в свободное время. Некоторые его статьи и стихи печатались в периодических изданиях. Параллельно он занимался музыкой. Первым учителем Сарасватичандры стал его старший брат Кришналал, сам хороший музыкант. Классические знания о музыке ему дал Устад Гулам Расул Кхан Сахиб из государственной музыкальной школы Дабхои .
В восемнадцать лет Сарасватичандра принял решение работать упорнее и спасти семью от бедности. Преследуя эту цель, он отправился в Бомбей. Однако юноше была уготована иная судьба. Доходы, которые он получил в Бомбее, были скорее духовными, чем материальными: в Бомбее он повстречал Сатгуру Свами Пранавананджи и получил от него посвящение в йогу. В последующие годы Сарасватичандра стал Свами Крипалвананджи и приобрел славу великого йога. Свами Крипалвананджи – мой Гурудэв . Многочисленные ученики с любовью называют его «Бапуджи» («любимый отец»), и далее я буду называть его этим именем.
Бапуджи решил отправиться в Бомбей во второй половине 30-х годов. Дабхои – слишком маленький городок, и в нем тяжело добиться богатства и успеха, поэтому Бапуджи решил, что переезд в крупный город откроет перед ним новые перспективы и возможности для трудоустройства. Любовь к литературе и желание стать известным поэтом, писателем и драматургом окончательно укрепили его в этом решении. В то время драма и опера пользовались большой популярностью, но в Гуджарате было мало хороших трупп.
Бапуджи написал в Бомбей своему женатому другу: «Я решил побеспокоить тебя, потому что хочу найти работу в Бомбее. Напиши мне, если думаешь, что я смогу найти там какое-нибудь занятие».
Вскоре пришел ответ друга: «Дорогой Харипрасад! Приезжай в Бомбей, когда тебе будет удобно. Не обращайся ни к кому другому. Пожалуйста, остановись у нас. Когда ты приедешь, мы вместе займемся поиском работы для тебя. В таком крупном городе, как Бомбей, потребуется всего несколько дней, в крайнем случае – пара недель, чтобы найти работу».
Довольный ответом друга, Бапуджи решил отправиться после приближающегося праздника Дивали, который отмечают в октябре-ноябре . Прибыв в Бомбей, он поселился у своих друзей, и дружная супружеская пара отнеслась к нему, как к члену своей семьи.
Хотя Бапуджи избегал всех ненужных трат, небольшая сумма денег, которую он привез с собой, быстро таяла из-за ежедневных поездок по городу. И вот настал день, когда у него не осталось больше денег.
Друг, хорошо знавший материальное положение Бапуджи, часто спрашивал:
- Харипрасад, у тебя есть деньги? Не стесняйся просить у меня, я же твой брат!
Бапуджи казалось несправедливым взваливать еще одно бремя на друга, который и так сильно ему помогал, и он всегда отвечал:
- Да, у меня есть деньги.
Неудовлетворенный таким ответом, друг часто тайком проверял карманы Бапуджи и, обнаружив, что они почти пусты, клал туда купюру в пять или десять рупий. На следующий день, видя, что сделали его друзья, Бапуджи чувствовал себя в еще большем долгу перед этими добрейшими людьми. Поиски работы не приносили плодов, и так прошло почти два месяца.
Приближался день рождения Бапуджи. Для молодого человека вполне естественно желание отпраздновать свое девятнадцатилетие. В конце концов, он был в чарующем городе Бомбее! Даже при крайней скромности и бережливости можно позволить себе выпить чашку чая в ресторане. Бапуджи знал, что ему придется отказаться и от этой радости, ведь он потратил свои последние деньги днем раньше.
В день рождения Бапуджи они с другом съели свой обычный легкий завтрак и разошлись каждый по своим делам. Выйдя из дома, Бапуджи заметил, что у него в кармане что-то есть: щедрый друг положил туда две купюры по десять рупий. Такой подарок на день рождения очень обрадовал Бапуджи, и он испытал к другу еще большее чувство признательности.
Бапуджи переполнял восторг, и он отметил этот день разными лакомствами и чашкой чая. Вечером он принес своим добрым друзьям сладостей. Зная, что Бапуджи любит ведми (сладкие лепешки чапатти с начинкой), жена друга подала их на праздничный стол. От такого обилия любви и заботы сердце Бапуджи исполнилось радостью.
Но в ту ночь Бапуджи не мог уснуть. Его мучили мысли о двух месяцах бесплодных скитаний по Бомбею. Бапуджи было стыдно, что он стал обузой для своих добрых друзей. Все эти мысли вращались у него в голове, причиняя ужасную боль. Бапуджи возненавидел свою несчастную жизнь, она казалось ему бесцельной, и он не видел смысла жить дальше. Единственный способ положить конец этой жалкой жизни – принять смерть и покончить с собой. Он провел бессонную ночь, все укрепляясь в своем решении.
На следующий день Бапуджи, как обычно, вышел из дому и бесцельно бродил по Бомбею. Он чувствовал, что его жизнь бесполезна. Он хотел покончить с собой. Какое отчаяние должен был испытывать этот молодой человек, которому уготовано было стать великим святым!
Вечером он пошел в свой любимый храм - храм Божественной Матери неподалеку от Голубятни Бхулешвара. Когда Бапуджи вошел, в храме шло вечернее арати . На глаза ему навернулись слезы. Сквозь слезы и яркое сияние светильника арати он узрел Божественную Мать. Он смотрел на нее и думал, что это последний даршан в его жизни . Видение изменилось, и он увидел мост Сандхерст неподалеку от пляжа Чоупатти. По рельсам мчался электропоезд. Он видел, как его тело падает с моста. Колеса поезда перемалывали его никчемную жизнь. Видение растаяло, и из глаз Бапуджи хлынули слезы, а голос дрожал, когда он молился Божественной Матери: «О, матерь! Я не хочу вести эту жизнь, лишенную смысла и любви. Дай мне убить себя!»
Вечерние молитвы завершились, но Бапуджи был в таком горе, что даже не пошевелился. Остальные верующие уже покинули храм, а он все плакал. Громкие рыдания сотрясали его тело. В это время перед Великой Матерью за благословением остановился махатма . Несколько секунд святой стоял молча, затем подошел прямо к Бапуджи и осторожно взял его за руку. Бапуджи повернулся к своему утешителю и, рыдая, бросился к нему в объятия. Незнакомец гладил Бапуджи по голове, как собственного любимого сына. Затем он заговорил с Бапуджи ласково и успокаивающе:
- Сынок, не плачь. Идем, идем со мной.
Слова святого произвели магическое действие. Бапуджи перестал плакать и пошел за ним без слов или малейших колебаний. Они покинули храм и пошли вдоль по улице. Возле закрытого магазина они нашли скамейку и сели рядом. Святой заговорил снова все с тем же участием:
- Сынок, ты хотел покончить жизнь самоубийством! Даже не думай об этом - самоубийство запретно.
Как мог незнакомец прочесть его мысли? Бапуджи побледнел и испуганно посмотрел на святого. Его первым порывом было все отрицать:
- Нет, нет! Вы ошибаетесь, я никогда не думал о самоубийстве.
Голос Бапуджи прерывался, когда он произносил эти слова. Нечистая совесть заставила его скрыть правду, иначе бы он не стал лгать.
Во взгляде святого светилось сострадание. С едва заметной всепонимающей улыбкой он сказал:
- Сын мой, ты – садхака, искатель истины и святости. Этим вечером ты собирался спрыгнуть под поезд с моста Сандхерст.
Мысли Бапуджи бешено вертелись: «Откуда ему все это известно?» Но потом он произнес:
- Да, я сказал неправду. Пожалуйста, простите меня.
Сознавшись, он поклонился святому. Всего за несколько минут этот добрый незнакомец вселил в него новую веру.
Святой ласково коснулся его плеча и сказал:
- Вполне естественно, что ты скрывал свое намерение. Ты прощен. Завтра четверг. Увидимся между тремя и шестью часами.
Он дал Бапуджи адрес и попрощался. Бапуджи стоял, не шевелясь, и смотрел, как тот растворяется в темноте.
Обычно Бапуджи был не слишком впечатлителен, но этот человек прочел его мысли и был так ласков с ним в самый черный для него час. Этот таинственный святой глубоко тронул его. Теперь Бапуджи хотел жить. Мысль о самоубийстве совершенно покинула его!
Улыбка судьбы
На следующий день Бапуджи вышел из дома достаточно рано, чтобы успеть в ашрам святого до шести, но так получилось, что от смятения он опоздал на полчаса. Обычно святой давал публичный даршан только раз в неделю, по четвергам с трех до шести. Ворота ашрама закрывались ровно в шесть, и опоздавших не впускали. Но, как это не удивительно, в этот день ворота все еще были широко распахнуты. Бапуджи торопливо вошел внутрь. В зале для даршана он увидел на возвышении того самого доброго незнакомца, которого повстречал вчера. Перед ним на чистом каменном полу сидели ученики. Казалось, все с нетерпением ждут важного гостя: четыре месяца назад святой сообщил своим ученикам, что в этот самый день придет молодой человек, который станет его главным учеником.
Бапуджи надел святому на шею гирлянду цветов и предложил пранамы . Святой указал ему на место рядом с собой. Пока Бапуджи усаживался, святой сказал:
- Свами, сын мой, хорошо, что ты пришел.
Бапуджи удивился и подумал, что святой назвал его Свами за темный цвет кожи. Многие жители провинции Мадрас на юге Индии темнокожи и носят имена, оканчивающиеся на «Свами». Но святой пояснил:
- Я назвал тебя «Свами» не потому, что думаю, будто ты из Мадраса, а потому, что в будущем ты станешь санньясином-свами , монахом-аскетом. Возможно, сейчас тебе этого не понять, и нет нужды обсуждать это дальше.
Бапуджи промолчал, и святой продолжал:
- Если ты хочешь остаться со мной в ашраме – добро пожаловать.
Святой знал будущее Бапуджи и поэтому пригласил его не колеблясь. Бапуджи уже находился под влиянием святого, и это предложение пришлось ему по душе. Судьба улыбалась ему. Он с готовностью принял приглашение: он подумал, что, во-первых, сможет изучать йогу, а во-вторых, служить этому великому мастеру. Когда он представил себе второе, его сердце наполнилось неописуемым восторгом.
На следующий день Бапуджи забрал вещи и покинул дом своего друга. Ему казалось, что он переносится с земли на небо, совершает путь от самоубийства к ликованию. Добравшись до ашрама, Бапуджи обнаружил, что главные ученики святого уже все подготовили к его приходу.
Ашрам находился в шикарном районе на берегу моря. Один из богатых учеников святого отдал ему под ашрам свой роскошный особняк. Это было красивое, обособленное четырехэтажное здание с прекрасным садом, огороженным стеной. Дом был само очарование.
Парадные ворота открывались только по четвергам, но для близких учеников всегда была открыта маленькая задняя калитка. Сам святой занимал просторный четвертый этаж огромного особняка и велел ученикам отвести Бапуджи комнату на том же этаже. Верхний этаж был настолько велик, что гостиная святого находилась через четыре помещения от комнаты Бапуджи. Собственно говоря, святой был единственным обитателем этого пышного жилища. Теперь вторым стал Бапуджи, и от этой мысли его переполняло счастье. Он подумал, что госпожа удача улыбнулась ему, и черные дни остались позади. Всего два дня назад он считал себя неудачником в мирской жизни. Теперь он с воодушевлением вступал на путь жизни духовной.
Истинно говорится: только став бесполезными для мирских дел, мы можем стать полезны в служении Богу.
Святой решил начать объяснять Бапуджи йогические тексты на следующий же день. Он отвел для занятий час утром и час вечером. В десять утра следующего дня Бапуджи пришел на свой первый урок. Бапуджи пал перед святым ниц и затем сел подле него на пол.
Это был их первый урок, и Бапуджи должен был молчать и ждать, пока святой сам начнет беседу. Но вечное любопытство заставило его заговорить:
- Можно мне задать вопрос?
- Конечно, - разрешил святой.
- Вы видели Бога?
- Я и Бог суть одно и то же.
- Как Вы достигли единства с Богом?
- Через практику йоги.
- Как достичь совершенства в йоге?
- Для начала необходимо очиститься душой и телом.
- Как этого добиться?
- Практиковать асаны и пранаяму и соблюдать йогические обеты.
- А после физического и умственного очищения?
- Манолайя.
- Что это такое?
- Мысли – это преграды на пути самореализации. Их необходимо постепенно истреблять и в конце концов совершенно уничтожить. Когда ум освобожден от мыслей, он растворяется в Боге. Это состояние и называется манолайя.
- Как можно достичь состояния манолайи?
- Практикуя дхарану, дхьяну и самадхи.
- Мне кажется, Вы советуете практику аштанга-йоги .
- Ты угадал.
- Вы научите меня аштанга-йоге?
- Конечно. Но прежде чем заняться собственно практикой, ты должен понять теоретическое знание, на котором она основана.
- Тогда, прошу Вас, научите меня теории йоги.
- Именно за этим ты и будешь приходить ко мне каждый день на два часа.
- За это я в большом долгу перед Вами.
Затем святой провел с Бапуджи первый урок йоги. Занятие закончилось, когда часы пробили одиннадцать. В ту же минуту в комнату заглянула ученица.
- Гурудэв, обед готов, - сказала она.
Святой поднялся и подал Бапуджи знак следовать за ним. Они прошли через две большие комнаты и оказались в столовой.
Бапуджи был поражен, увидев два позолоченных и два посеребренных низких сиденья, уставленных тарелками, чашками, кувшинами и прочей золотой и серебряной посудой. Прежде чем Бапуджи смог оправиться от удивления, святой усадил его на золотое сиденье, а сам сел на серебряное и сказал:
- Сын мой, величие заключается в характере, а не в таких мирских вещах, как золото и серебро. А раз это так, то где разница между сиденьем из золота и грудой праха? Алмаз всегда остается алмазом, неважно, оправлен он в золото и серебро или валяется в грязи.
Святой был великим йогом, и ни бедность, ни богатство не имели над ним власти. Только подлинно свободная душа способна познать такую независимость от мирского блеска. Обычному человеку все это великолепие вскружило бы голову. Будучи только человеком, Бапуджи, конечно, гордился тем, что сидит на золотом сиденье и ест из золотой тарелки. Вчерашний бедняк, он упивался всем этим сказочным богатством. Он был так возбужден, что потом даже не мог вспомнить, сколько и что именно он ел. Потом Бапуджи совершил долгую прогулку, чтобы переварить и обед, и новые впечатления. Но его никак не покидали воспоминания о золоте и серебре.
Тем же вечером Бапуджи снова пришел к святому на занятие. Когда он склонился в поклоне, святой с любовью прикоснулся к его голове и спросил:
- Свами, почему тебя так пленяют золото и серебро? Они даже не принадлежат тебе, а ты так ими гордишься. Гордиться и восторгаться такими мирскими и призрачными вещами – чистейшая глупость. Навсегда позабудь о золоте и серебре.
При звуке этих слов мысли о золоте и серебре покинули ум Бапуджи. На следующий день все четыре сиденья в столовой были позолоченными. Днем раньше святой занял серебряное сиденье, и его ученики-миллионеры заменили его золотым - у них не было недостатка в деньгах. Но на этот раз Бапуджи остался равнодушен к виду золота. Золото и серебро утратили для него свое очарование, стремление к чванству исчезло, и Бапуджи ел со спокойствием и умиротворением.
Махатма
Махатмаджи прибыл в Бомбей за полгода до встречи с Бапуджи. Когда Лаксмичанд Сетх, предприниматель из Бомбея, познакомился с Махатмаджи, это была удивительная встреча, многое говорящая об этом великом человеке.
Лаксмичанд был миллионером из Марвари , имевшим процветающее предприятие в Бомбее. Хотя особого образования Лаксмичанд не получил, это был мудрый, добродетельный и обходительный человек. Ежедневно посещая храм в районе Мадхавбагх, Лаксмичанд неизменно подавал милостыню нищим, сидящим перед жилищем богов. Однажды после богослужения, раздавая подаяния, он заметил аскета, сидевшего, прислонившись к колонне, немного в стороне от кучки нищих. Лаксмичанд подошел к нему и подал ему денег.
- Я не попрошайка, - сказал аскет.
- Махатмаджи, я знаю, что Вы не попрошайка. Вы аскет, Вы монах – я понимаю. Я подаю Вам деньги с той мыслью, что однажды они могут понадобиться и Вам. Прошу, примите их. Если Вам кажется, что этого мало, или Вы нуждаетесь в чем-то другом, скажите мне, пожалуйста, и я постараюсь помочь, - доброжелательно сказал бизнесмен.
- Ты зарабатываешь эти деньги?
- Да, Божьей милостью, я хорошо зарабатываю и часть своих доходов раздаю нищим.
- Раз тебе нужны деньги, значит, ты сам нищий. Мне ты не можешь дать ничего. Богатство, которым я владею, настолько велико, что ни один богач в мире не может сравниться со мной. Если ты гоняешься за деньгами, то нищий – ты, а не я.
Из этих слов Лаксмичанд понял, что перед ним не просто монах, и попросил снова:
- Махатмаджи ! То, что Вы говорите, правда. Но я не кичусь своим состоянием. Господь даровал мне большое богатство, и от него не убудет, если я отдам немного нищим и беднякам. Я понимаю это и стараюсь жертвовать как можно больше. Возьмите, пожалуйста, если это Вам по душе, но если Вы не примете моего подношения, я тоже буду не против. Главное, чтобы это было радостно для Вас. Я привык после богослужения подавать всем нуждающимся, сидящим перед храмом. Мне это приятно.
- Раз ты так богат, то немедленно возвращайся домой и попробуй спасти своего сына. Если деньги способны спасти твоего сына, значит, ты не нищий, а подлинно богатый человек.
Лаксмичанд был озадачен.
- О чем Вы? – спросил он. - Я Вас не понимаю.
- Возвращайся домой, тогда все поймешь, - ответил Махатма.
- Я только что из дому. Я всегда прихожу сюда на богослужение, а потом еду на работу, - сказал Лаксмичанд.
- Но сегодня ты должен сразу же вернуться домой.
- Хорошо, - ответил Лаксмичанд, а сам поехал прямо к себе в офис: он решил, что этот монах со странностями.
Только Лаксмичанд собирался выйти из машины, как увидел, что к нему бежит управляющий фирмы.
- Звонила Ваша жена и просила передать, чтобы Вы немедленно возвращались домой, - сказал управляющий.
- Что случилось? – спросил Лаксмичанд.
- Она не сказала, - ответил управляющий.
Встревоженный, что в словах Махатмы могла оказаться доля правды, Лаксмичанд поспешил домой. Оказалось, что его единственный восьмилетний сын упал с верхнего этажа. Мальчик лежал бес сознания. Мнение врачей было неутешительным.
- Он бес сознания и ни на что не реагирует, - сказали врачи Лаксмичанду. - Дыхание, сердцебиение и пульс установить не удается. Особой надежды у нас нет.
«Если деньги способны спасти твоего сына, значит, ты не нищий», - звенели в ушах Лаксмичанда слова Махатмы. Осознав все положение, он поехал назад в храм и нашел Махатму у колонны в той же самой позе. Когда Лаксмичанд приблизился, Махатма спросил:
- Почему ты вернулся? Что случилось?
Лаксмичанд распростерся перед Махатмой. Голосом, сдавленным от переполнявших его чувств, он произнес:
- Простите меня, Махатмаджи! Я не узнал, кто Вы. Я совершил ужасную ошибку. Вы все сказали мне, но я не бросился сразу же домой. Пожалуйста, простите, если в своем невежестве я чем-нибудь оскорбил Вас. Вы – высшее существо. Вам известно все, что произошло. Я не перенесу потери единственного сына. Смилуйтесь надо мной и помогите! Идемте ко мне домой. Я смиренно молю и заклинаю Вас вернуть моего сына к жизни. Смилуйтесь! Я буду у Вас в вечном долгу.
Говоря так, Лаксмичанд не сдерживал слез. Махатма взглянул на него с состраданием и спросил:
- У тебя есть какой-нибудь сосуд?
У бизнесмена не оказалось сосуда, но он бросился в храм и принес миску из листьев. Махатмаджи налил в миску воды из своего камандалу и сказал:
- Я не вхожу ни к кому в дом, но возьми с собой эту воду и дай ее мальчику.
Когда на все просьбы Лаксмичанда поехать вместе с ним Махатма ответил отказом, бизнесмен не стал больше настаивать и скорее поехал домой с миской воды, чтобы помочь мальчику. Все с беспокойством ждали его возвращения. Лаксмичанд влил одну ложку воды в рот ребенку. События приняли мистический оборот: мальчик медленно открыл глаза! Отец был вне себя от радости и выпоил сыну оставшуюся воду. Пораженные доктора осмотрели мальчика и постановили, что он в полном порядке, и никаких следов падения не осталось. Убедившись в величии аскета, Лаксмичанд бросился назад в Мадхавбагх и пал к его ногам. Прижавшись к его стопам, он умолял:
- О высшее существо! Вы вернули моего сына к жизни. Я прошу Вас оказать милость нашему дому и дать нам возможность Вам служить.
- Теперь ты понял, кто из нас нищий?
- Да, теперь я прекрасно понимаю, что нищий – это я. Ваши богатства неисчислимы. В мире нет и никогда не будет никого, чье состояние могло бы сравниться с Вашим. Ваше богатство не знает границ. Что мы, нищие, можем предложить Вам? – спросил переполняемый чувствами бизнесмен.
- Как ты собрался служить мне? Мне ничего не нужно. Зачем мне идти с тобой? Я не желаю входить ни к кому в дом.
- О божественный! Пусть Вы не хотите войти в мой дом, но, Вашей милостью, у меня есть еще один особняк, который пустует. Прошу, поселитесь в этом доме и сделайте из него свой ашрам. Я все устрою и не дам Вам пойти ни к кому другому! Я не знаю ни Вашего имени, ни откуда Вы, но с этого дня Вы мой гость. Вы должны дать мне и моей семье возможность предложить Вам наше гостеприимство и служение.
Это была даже не просьба, а горячая мольба.
- Хорошо, пусть будет по-твоему. Я собирался поселиться в Бомбее, и, раз ты так этого хочешь, я буду жить в твоем пустом особняке.
Несказанно обрадованный решением Махатмы, Лаксмичанд отвел его в свой особняк. Он обустроил все так, как пожелал Махатмаджи. С того дня дом был превращен в ашрам святого.
Все это произошло в день Гурупурнимы . Лаксмичанд назвал Махатмаджи своим духовным покровителем и вместе с женой принял от святого посвящение в мантру . Так Лаксмичанд стал первым учеником Махатмаджи в Бомбее.
Еще один миллионер из Гуджарата, Говардханбхаи Сетх, сосед и друг Лаксмичанда, узнал о воскрешении его сына и тоже пожелал стать учеником великого Махатмы. По просьбе Лаксмичанда Сетха он тоже получил посвящение в мантру. За две недели весть о чудотворных силах святого разнеслась по всему городу, и многие состоятельные люди оказались под его обаянием. Жены богачей стали посещать ашрам, чтобы получить его даршан. Они были готовы ехать за восемьдесят километров и были рады оказать Махатмаджи хотя бы незначительную услугу. Они считали себя счастливицами, если им удавалось выстирать для него полотенце, вымыть чашку или даже прибраться в ванной или поправить ему сиденье. Обычно Махатмаджи сидел в своей комнате и медитировал, но когда он вставал, чтобы принять ванну, больше десятка женщин входили в комнату, подметали и мыли пол и быстро и ловко поправляли сиденье. Все преданные мечтали хоть как-нибудь послужить этой великой душе.
В мгновение ока число преданных выросло до нескольких сотен. Все ученики постоянно приходили в ашрам для даршана и севы (служения). Все они могли получить даршан в особые часы утром или вечером. Служение также должно было завершаться в определенное время. Никому, кроме нескольких близких учеников, не разрешалось входить в комнату для медитации. Большинству приходилось довольствоваться даршаном издали: дверь в комнату для медитации была открыта днем и ночью, и любой мог хотя бы посмотреть на святого с порога.
Безмятежное спокойствие Махатмаджи оказывало на окружающих магическое воздействие. Все, кто лично с ним общался, подпадали под его чары. Людей покоряло его обаяние. Он не ввел ни единого правила по организации жизни ашрама, и тем не менее все ученики прекрасно знали, кто и что должен делать. Порядок и святость, царившие в ашраме, никогда не нарушались. Каждый выполнял свою долю служения прилежно, радостно и с улыбкой.
Махатмаджи часто подкупал учеников одной только ласковой улыбкой или парой простых слов. Обычно он ни с кем не говорил без особой причины, а когда все-таки заговаривал, то беседа никогда не длилась дольше пары минут. Кроме того, он всегда говорил с людьми на их родном языке. Всеми языками он владел очень свободно и бегло, но обращаясь к ученикам, он предпочитал говорить на хинди. Хотя он редко читал лекции, когда это случалось, всех завораживала его исполненная мудрости речь. Его проповеди были полны здравых и простых истин.
Махатмаджи обращался с Бапуджи очень ласково и относился к нему, как к любимому сыну. От этой особой милости Бапуджи чувствовал себя в новой обстановке легко и радостно. Махатмаджи назначил Бапуджи управляющим ашрама. Хотя на Бапуджи была возложена ответственность за организацию жизни ашрама, самому ему не приходилось прилагать ни малейших усилий, чтобы что-нибудь сделать. Множество преданных были готовы выполнять его приказы. Ему оставалось только распределить работу между ними и следить за ее исполнением. Конечно, иногда ему трудно было найти задание для каждого, потому что все соперничали друг с другом за право выполнить хоть какую-нибудь работу. Но все уважали Бапуджи и подчинялись ему, потому что в его отсутствие Махатмаджи сказал всем своим ученикам:
- Свами – мой главный ученик.
Этого было достаточно, чтобы все преданные прониклись к Бапуджи глубочайшим почтением.
Однажды, когда Махатмаджи с любовью гладил Бапуджи по голове, молодой ученик испытал такой прилив радости, что спросил:
- Все ученики в ашраме зовут Вас Гурудэв. Я спрашивал многих из них, какое имя Вы носите как санньясин, но они отвечают: «Мы не знаем. Он Бог во плоти. У него много имен. Все имена – его. Все звуки – его». Но в священных текстах сказано, что для ученика имя гуру – великая мантра. Я хочу узнать Ваше имя. Пожалуйста, назовите мне свое истинное имя. Я буду повторять его, как мантру.
- Чтобы узнать мое имя, прочти мантру пранава (ОМ), - ответил святой .
- Ваше имя Пранав? О, как чудесно! Что за великолепное имя!
Так Бапуджи узнал, а в последствии рассказал своим ученикам, что имя его гуру – Свами Пранавананджи. Великий святой Пранавананджи – гуру Бапуджи и дада-гуруджи (учитель учителя) автора этой книги, поэтому далее я буду называть этого великого святого Дададжи.
Уроки йоги
Дададжи давал Бапуджи такие наставления:
1) Признавай существование единого Бога.
2) Стремись соблюдать моральный кодекс индуизма - ямы и ниямы .
3) Проявляй сдержанность, следуй добродетели, неси служение, храни веру, занимайся самоанализом (интроспекцией) и соблюдай свой долг.
4) изучай священные тексты и общайся со святыми.
5) молись, воспевай гимны, читай мантры и будь предан Богу.
6) Занимайся асанами, пранаямой, медитацией и т.д.
7) Живи в молчании и уединении.
Объясняя Бапуджи йогические тексты, Дададжи часто обучал его различным техникам йоги. Однажды Дададжи сказал:
- Сын мой, если ты хочешь стать великим йогом, то кроме йогических текстов ты должен изучать аюрведу , гигиену и психологию. Знание этих наук поможет тебе продвинуться на пути йоги.
Бапуджи тут же воплотил это предложение в жизнь. Среди преданных Дададжи были видные врачи и один эксперт в области аюрведы. Они систематически занимались с Бапуджи анатомией, физиологией и гигиеной. Дададжи также организовал для Бапуджи уроки с профессиональным психологом. Сфера образования Бапуджи постепенно расширялась.
Главные ворота ашрама были открыты каждый четверг с трех до шести часов, чтобы гости и постоянные последователи могли придти на даршан Дададжи. Еженедельный даршан проходил в просторной комнате, отведенной специально для этих целей.
Однажды в ашрам пришел молодой садху (аскет). Он встал перед Дададжи со сложенными руками и попросил:
- Сантджи , я интересуюсь йогой и хочу получить о ней глубокие знания. Я пришел к Вам потому, что знаю, что Вы – великий йог. Сейчас я занимаюсь асанами и пранаямой, читаю мантры и медитирую, но не получаю ни удовлетворения, ни реализации. Пожалуйста, окажите мне милость и проведите для меня посвящение шактипат .
- Друг мой, - ответил Дададжи, - раз ты получил санньясу , значит, у тебя есть свой гуру. Будет лучше, если ты получишь шактипат от него же.
- Мой гуру оставил этот мир, - ответил садху. - Я общался с другими йогами, но пока никто не возбудил во мне доверия. Поэтому я обращаюсь к Вам и надеюсь, что Вы мне не откажете.
- Что же, - сказал Дададжи, - можешь продолжать заниматься асанами и пранаямой – это первое условие для получения шактипат. Тебе придется трудиться упорно и с большим усердием, чтобы пройти это посвящение, потому что его получают лишь те ищущие, кто искренне жаждет освобождения. Тебе придется доказать, что ты достоин. Недостойных не ведут по этому пути.
Дададжи всего лишь сказал правду, но садху был недостоин, и поэтому он пришел в раздражение, а речь его стала нелюбезной:
- Вы не великий йог. Настоящий адепт даже недостойного сделает достойным и посвятит. Он никогда не откажет ищущему.
Дададжи эти слова нисколько не рассердили. Он сохранил спокойствие и невозмутимость. Но стоявший рядом Бапуджи рассвирепел. Он схватил садху за руку и потащил его к выходу. Бапуджи решил как следует отколотить садху за то, что тот проявил такое вопиющее неуважение к Дададжи. Но когда он двинулся к дверям, Дададжи спокойно обратился к нему:
- Свами, отведи, пожалуйста, этого святого к себе в комнату и угости его фруктами, сладостями и молоком – он еще ничего не ел. И вручи ему какой-нибудь подарок на прощание.
Итак, Дададжи велел Бапуджи вознаградить оскорбившего его! Святой Дададжи одаривал, а не проклинал, и его слова произвели на Бапуджи магическое действие. Бапуджи тут же успокоился и выпустил руку садху. Он доброжелательно проводил его в свою комнату и предложил ему молока, фруктов и сладостей. Перед уходом садху получил подарок и покинул ашрам совершенно довольный.
Пока Бапуджи стоял и смотрел вслед уходящему Садху, он сказал про себя:
«Что за несчастная душа! Судьба привела его к великому йогу, возможно, после долгих скитаний и поисков, но из-за накопленных дурных поступков, невезения и ложной гордости он не сумел узнать в Дададжи сверхчеловека! Кто знает, сколько еще ему придется повторять земные циклы жизни и смерти?»
В настроении Бапуджи произошла удивительная перемена: на смену злости пришло сострадание. Конечно, это произошло лишь милостью Дададжи. Бапуджи искренне раскаивался в своем заблуждении, которое навело его на мысль избить садху. Подобные мысли были тем недопустимее для главного ученика такого великого святого, как Дададжи! Все его нечистые мысли сгорели в огне раскаяния, и на сердце у него стало легко. Так Дададжи преподал Бапуджи трудный урок самообладания.
Ежедневно ашрам посещало от двухсот до трехсот учеников. Дададжи никогда не спрашивал учеников, как их зовут, но знал имя каждого. Каждый раз, заговаривая с преданными, он всегда обращался к ним по имени. Среди учеников Дададжи была восемнадцатилетняя девушка по имени Минакси. Она была очень рада, когда ей представилась возможность впервые служить Дададжи. Стирая его одежду, она думала, как было бы здорово, если бы он обратился к ней по имени. Повесив одежду сушиться, она подошла к комнате Дададжи, остановилась на пороге и издали поклонилась. Когда она уже собиралась повернуться и уйти, Дададжи жестом подозвал ее. Она пришла в волнение, потому что это была ее первая личная встреча с Дададжи. Когда она склонилась в поклоне, Дададжи нежно потрепал ее по голове и ласково прошептал:
- Тебя ведь зовут Минакси?
Девушка была в восторге.
Дададжи читал мысли людей с такой же легкостью, с какой образованный человек читает книгу. Большинство учеников знало об этом по личному опыту.
Однажды Лаксмичанд Сетх сказал ученикам Дададжи:
- Я заказал для Дададжи эти серебряные качели. Я был бы счастлив, если бы он посидел на них хоть пару минут.
Но кто осмелится попросить такого аскета сесть на серебряные качели? Дададжи был настолько отстранен от всего мирского, что все его имущество состояло из двух шафрановых набедренных повязок и камандалу (сосуд для воды, который носят с собой аскеты). Так как Бапуджи стал любимцем Дададжи, все ученики посоветовали Лаксмичанду Сетху обратиться к нему. Все были уверены, что если Бапуджи попросит, Дададжи не сможет отказать.
На следующий день Лаксмичанд Сетх, запинаясь, обратился к Бапуджи:
- Свами, у меня есть заветное желание, чтобы Гурудэв посидел на моих серебряных качелях всего минуточку.
Когда Лаксмичанд произносил эти слова, глаза его наполнились слезами, так сильны были его страх и надежда!
От природы Бапуджи был очень мягкосердечен. Видя слезы на глазах у других, он часто начинал плакать сам. Он был сострадателен до глубины души. Бапуджи ответил:
- Хорошо, я попрошу Гуруджи оказать нам милость и присесть на качели.
Лаксмичанд Сетх поставил качели на веранде. Когда Бапуджи направился в комнату Дададжи, остальные ученики робко потянулись за ним. Бапуджи почтительно приветствовал Дададжи и обратился к нему со своей просьбой:
- Гурудэв, Ваш дорогой ученик Лаксмичанд Сетх принес для Вас серебряные качели. Не могли бы Вы оказать ему и всем нам радость и присесть на них всего на несколько минут? Мы хотим, чтобы Вы очистили качели своим святым прикосновением. Мы от всего сердца молим Вас об этом.
Каждый раз, когда Дададжи бывал вместе с Бапуджи, его голос наполнялся неземной нежностью. Он ласково спросил:
- Тебе правда так нравятся эти качели?
От одного звука его голоса Бапуджи пришел в ликование. Бапуджи испытывал такой прилив веселья, что ему захотелось немножко поребячиться, и он ответил:
- О, мне ужасно нравятся эти качели. Если Вы попросите, я с удовольствием посижу на них.
На самом деле Бапуджи не собирался сидеть на качелях. Он не мог даже подумать о таком. Но легкомысленные слова сами сорвались у него с языка, как стрела с тетивы! Он тут же устыдился и пожалел о сказанном. Но прежде чем Бапуджи успел как-нибудь загладить свой поступок, Дададжи встал, взял его за руку и повел к качелям. Все ученики последовали за ними.
Подойдя к качелям, Дададжи попытался усадить на них Бапуджи. Бапуджи стал сопротивляться и попробовал вырваться, но безуспешно. Дададжи чуть ли не силой усадил его на качели. Бапуджи было ужасно стыдно. Дададжи указал на муравья, ползущего по изысканной бархатной подушке качелей, и весело сказал:
-Взгляни, сын мой, этот муравей тоже сидит на качелях, но его не волнует, что бархат божественно мягок, а качели сделаны из красивейшего серебра, и он не считает, что право сидеть на них есть только у какого-то святого. Он считает, что эти качели для всех, даже он может очистить их.
С этими словами он радостно рассмеялся, глаза его искрились. Бапуджи воспользовался этим беспечным моментом и соскользнул с качелей. Прежде чем кто-нибудь мог догадаться, что произойдет, Дададжи с сияющей улыбкой сел на качели и заявил:
- Ну, ладно, праджапати (царь) готов сделать все, что заблагорассудится его подданным.
Он начал грациозно качаться на качелях, и все счастливо улыбались. Как удивительна была его любовь к Бапуджи и остальным ученикам!
Однажды, когда Бапуджи читал у себя в комнате, к нему вбежали две женщины. Одна из них была пожилой и производила впечатление богатой: на ней были ослепительные дорогие украшения. Внезапно она упала на пол подле Бапуджи, крепко обхватила его ноги и начала громко рыдать. Бапуджи был ошеломлен и не представлял себе, как утешить ее. Он ласково заговорил с ней:
- Матушка, не плачь, прошу тебя. Успокойся, не волнуйся и расскажи мне, в чем дело.
Вскоре она успокоилась и сказала:
- Свами, мой единственный сын умер. Он был смыслом моей жизни. Как мне жить дальше? Прошу тебя, отведи меня к Гурудэву и помоги мне получить его благословение, чтобы у меня родился еще один сын.
Бапуджи растерялся. Как может он просить Дададжи о подобном? Он ответил с сомнением:
- Матушка, Дададжи далек от мирских забот. Как же я могу обратиться к нему с такой необычной просьбой?
Но женщина снова заплакала.
Ее спутница, частая гостья в ашраме и ученица Дададжи, обратилась к Бапуджи сдавленным от волнения голосом:
- Свами, вот уже несколько дней эта женщина не ест и не спит. Она Плачет днем и ночью. Ты любимый ученик Дададжи и можешь испросить для нее благословения. Пожалуйста, сжалься над ней.
Говоря, она тоже начала всхлипывать.
Бапуджи оказался в затруднительном положении. Ему казалось, что обратиться с такой странной просьбой к Дададжи было бы слишком. В то же время, ему было жаль несчастную женщину.
- Что ж, я понимаю твое горе и сострадание к подруге, - сказал он, - Хотя я не уверен, что поступаю правильно, но все же постараюсь убедить Гурудэва дать ей благословение. Приводи свою подругу в следующий четверг в часы даршана.
Лицо пожилой женщины просияло, и она сказала:
- Свами, когда я получу благословение Гурудэва, я всю жизнь буду пред тобой в неоплатном долгу.
Бапуджи промолчал, и обе женщины ушли.
В четверг пожилая женщина пришла в ашрам вместе с мужем. После обычного даршана, когда остальные преданные разошлись, Бапуджи подвел пожилую чету к Дададжи. Оба супруга предложили ему пранамы и расплакались. Бапуджи гадал, как же ему рассказать об их несчастье и молить Дададжи о помощи. Но прежде чем он вымолвил хоть слово, Дададжи со своим обычным удивительным состраданием возложил руку на голову женщине и сказал:
- Милая дочь, не плачь. Божьей милостью, через год у тебя появится сын.
Супруги пришли в восторг – именно этого они и желали. Их горе прошло, а ровно через год с того дня женщина родила сына.
Много раз Бапуджи становился свидетелем чудотворных сил Дададжи, и это всего лишь один из таких случаев.
Урок духовной науки
Богатый преданный Враджваллабхдас и его жена Чанданбахен были постоянными гостями ашрама. Однажды Враджваллабхдас сказал Бапуджи:
- Свами, мне нужна твоя помощь.
- Только попроси, - ответил Бапуджи, - и я сделаю все, что смогу.
- Мой друг парс и его жена хотят побыть в присутствии Гурудэва только пару минут и услышать от него всего несколько слов. Их желание можно исполнить только с твоей помощью.
- Зачем тебе моя помощь? Это настолько незатейливая просьба, что ты и сам можешь обратиться с ней к Дададжи.
- Свами, я чувствую, что не могу. А вот ты - любимый ученик Гурудэва, и он никогда тебе не отказывает.
- Да, ты прав, но я не люблю слишком часто беспокоить его мирскими делами.
Но Враджваллабхдас с женой принялись его умолять:
- О, Свами, пожалуйста! Сделай это для нас. Никто, кроме тебя, не сможет нам помочь.
Бапуджи немного помолчал, а затем сказал:
- Ну, так и быть, но только на этот раз. Я постараюсь помочь твоему другу и его жене. Сегодня понедельник. Пусть приходят в четверг между тремя и четырьмя часами, когда Дададжи дает даршан.
Враджваллабхдас с женой остались довольны. Они поблагодарили Бапуджи и ушли.
Бапуджи собирался поговорить с Дададжи при первой же возможности, но занялся другими делами и забыл.
Вот настал уже вечер среды. Бапуджи сидел у себя в комнате и работал над литературным произведением. На столе стояла лампа, освещавшая бумаги. Слышался лишь рев волн океана, и Бапуджи был поглощен творчеством. Было около восьми часов вечера. Обычно в ашрам никто не приходил так поздно, разве что какой-нибудь ученик, пропустивший дневной даршан. Если кто-нибудь и приходил, то обычно удалялся сразу же после даршана Дададжи, не беспокоя Бапуджи. Внезапно Бапуджи услышал чьи-то шаги. Гадая, кто бы это мог быть, Бапуджи поднял взгляд на дверь. Каково же было его удивление, когда он увидел на пороге Дададжи.
В ту же секунду Бапуджи вскочил со стула. Он не мог понять, зачем Дададжи взял на себя труд придти к нему. Если Бапуджи был нужен, Дададжи мог легко вызвать его, нажав кнопку звонка. Но на этот раз Дададжи пришел к нему сам. Почему? Бапуджи терялся в догадках.
Бапуджи коснулся святых стоп Дададжи. Слезы хлынули у него из глаз при мысли об этой необычайной милости, этом благословенном, неожиданном приходе Дададжи. Бапуджи, преисполненный веры, спросил:
- Гурудэв! Вы навещаете меня в столь поздний час?
- Сын мой, я пришел без особой причины, - беззаботно отозвался Дададжи. - Я решил, почему бы нам не прогуляться сегодня вечером по пляжу Чоупатти.
Бапуджи был удивлен услышать от Дададжи такое, на первый взгляд, обыденное желание, но он также знал, что у Дададжи на все были особые причины, поэтому быстро справился с удивлением. Бапуджи пригласил Дададжи присесть, пока он не вызовет машину. В ашраме наготове всегда была машина с шофером.
Не нужно, - сказал Дададжи.
Вы собираетесь идти пешком? – спросил Бапуджи.
Конечно.
Бапуджи онемел от удивления. Он не поверил своим ушам и переспросил:
- Мы правда пойдем пешком? До пляжа далеко, и потом, люди не дадут Вам и шагу ступить. У нас ничего не выйдет.
Бапуджи колебался, потому что знал, что толпы людей окружат Дададжи для даршана, если увидят его на улице.
Но Дададжи с любовью положил руку на плечо Бапуджи и сказал:
- Не волнуйся… не волнуйся.
- Хорошо, тогда идем, - сказал Бапуджи и пошел вперед, как у них было заведено. Но Дададжи нагнал его. Бапуджи зашагал быстрее. И снова Дададжи нагнал его. Тогда Бапуджи понял, что Дададжи хочет идти с ним рядом. Они подошли к главным воротам, у которых сидели два охранника.
Охранники поднялись им навстречу, поклонились Бапуджи и спросили:
- Когда ты вернешься? Что нам сказать, если кто-нибудь придет, пока тебя не будет?
- Где-нибудь через час, - неуверенно ответил Бапуджи. Он был удивлен, что охранники поклонились только ему и не обратили внимания на Дададжи. Почему? Оба охранника горячо любили Дададжи и никогда бы не проявили к нему неуважения. Как-то раз они даже сказали:
- Мы не станем возражать, если нам придется днями обходиться без еды, но придем в отчаяние, если не сможем получать даршан Дададжи хотя бы три раза в день. Можете даже не платить нам: мы так любим Дададжи, что согласны работать только здесь.
Бапуджи был в замешательстве: охранники даже не предложили Дададжи пранамы. Он шел вперед, размышляя об этом.
Это был богатый район неподалеку от моря. Они шли мимо красивых особняков с балконами и резными украшениями. Спокойное, ясное мерцание электрических огней довершало эту прелестную картину. От всей этой красоты у Бапуджи перехватило дух: зрелище напоминало рай на земле. Вскоре они оказались на главной дороге к пляжу. На улице было много пешеходов и транспорта, и они шли по тротуару. По дороге им встретилось много знакомых. Все они приветствовали Бапуджи словом «намасте », но, как это не удивительно, не обращали внимания на Дададжи. Бапуджи пришел в еще большее замешательство.
Где-то через полчаса они дошли до пляжа Чоупатти. Широкая полоса пляжа была прекрасна в лунном свете. Дададжи и Бапуджи присели на скамейку, и Дададжи начал объяснять стих из Бхагавадгиты . Время от времени , когда что-то было непонятно, Бапуджи задавал вопросы, и так они беседовали какое-то время.
Тут к ним подошла пожилая пара и села рядом. Несколько минут Бапуджи не обращал на них внимания и продолжал свой разговор с Дададжи. Все это время пожилые супруги в недоумении переглядывались. Внезапно они разразились смехом. Бапуджи повернулся к ним, и мужчина тронул его за плечо и спросил:
- Мальчик мой, ты что, пьян?
Бапуджи был ошеломлен этим неожиданным событием, последним в долгой череде подобных случаев. Ему стало неприятно, но он вежливо ответил:
- Я сын брамина. Ни разу в жизни я даже не видел алкоголя и уж тем более не притрагивался к нему. Я даже не знаю, что это такое. Но если Вы сомневаетесь, то понюхайте мое дыхание и убедитесь сами, пьян я или нет.
Старики покачали головами и подмигнули друг другу, пропустив объяснения Бапуджи мимо ушей. Пожилой господин продолжал настаивать:
- А как насчет наркотиков или еще какой-нибудь дури?
Бапуджи был ужасно расстроен подобными обвинениями. Он взглянул на Дададжи, но тот лишь улыбался. Стараясь сохранять самообладание, Бапуджи ответил:
- Нет, я не пил и не употреблял наркотиков. Я совершенно трезв.
Тут пожилой господин от души рассмеялся и воскликнул:
- Тогда возможно лишь одно объяснение. Мой дорогой мальчик, ты не в себе!
Бапуджи был потрясен и закричал:
- Вы что, думаете, что я сумасшедший?
- Пожалуй, сейчас, когда ты говоришь с нами, то выглядишь вполне нормальным, - ответил пожилой господин, - но мы наблюдали, как ты сидел один-одинешенек и бормотал сам с собой. Вот мы и решили, что ты пьян или обкурился. Но теперь-то нам ясно, что ты просто сумасшедший.
Супруги снова засмеялись.
Не зная, что ответить, Бапуджи молчал. Тут Дададжи поднялся и с улыбкой махнул рукой, приглашая Бапуджи следовать за ним. Прежде чем уйти, Дададжи повернулся к пожилой паре и сказал:
- Этот парень трезв и в здравом уме.
Супруги начали оглядываться в поисках говорящего. По их лицам было ясно, что, хотя они и слышали эти слова, но не могли найти их источник.
Когда Дададжи и Бапуджи уже собирались уйти, невдалеке остановилась машина. В ней сидел тот самый господин, который хотел, чтобы Дададжи увиделся с парсийской парой. Враджваллабхдас выскочил из машины, поздоровался с Бапуджи и сказал:
- Свами, вот так совпадение! Это же та самая парсийская пара, которая так мечтала увидеться с Гурудэвом. Это Джахангирджи и его жена Динабен.
Затем он повернулся к пожилой паре:
- Это Свами, любимый ученик Гурудэва. Завтра он устроит для вас встречу с Гурудэвом.
Бапуджи и пожилая пара обменялись несколькими вежливыми фразами и сказали друг другу: «Приятно познакомиться».
Но теперь они поменялись ролями, и пожилая пара была в смущении. Бапуджи украдкой посмотрел на Враджваллабхдаса, заметив, что и он не поздоровался с Дададжи. Дададжи не терпелось уйти, и Бапуджи сказал Враджваллабхдасу:
- Сетхджи , извини, но мне нужно идти.
- О, мой шофер отвезет тебя в ашрам, - ответил Враджваллабхдас.
- Нет, спасибо, не нужно. Джай бхагаван.
- Джай бхагаван .
Бапуджи был потрясен чередой всех этих событий. Когда они вернулись в ашрам, поведение охранников снова удивило его.
- Свами, сразу после твоего ухода пришли Говардханбхаи и Сушилабен. Они получили даршан Гурудэва и прождали до девяти, но разминулись с тобой и ушли.
Говардханбхаи и Сушилабен были богатыми учениками Дададжи. Их преданность была настолько велика, что они не могли даже поесть, не получив сначала даршан Дададжи. В то утро они ездили в гости за город и пропустили дневной даршан. Они вернулись поздно вечером и тут же отправились в ашрам. Охранники сообщили Бапуджи, что они пришли, увиделись с Дададжи и, подождав немного, ушли. Даже теперь охранники разговаривали с ним так, словно не видели стоящего рядом Дададжи.
Бапуджи захлебывался в этом море необъяснимых событий. Все эти странные происшествия не шли у него из головы. Ему казалось, что он теряет душевное равновесие. Они поднялись по трем лестничным маршам и оказались в комнате Дададжи. Бапуджи упал на колени и предложил пранамы. Он не мог сдержаться и громко расплакался, прижимаясь головой к святым стопам Дададжи. Дададжи дал ему выплакаться, потом поднял его на ноги и нежно прижал к своей широкой груди. Дададжи погладил Бапуджи по голове и мягко сказал:
- Иди, спи спокойно.
Бапуджи снова предложил пранамы и пошел к себе в комнату. Он думал, что не сможет уснуть, но, благословением Дададжи, его страхи оказались напрасны, и вскоре он уже крепко спал.
На следующее утро, встав с постели, Бапуджи все еще не мог стряхнуть с себя чары прошлого вечера. После утреннего даршана он отправился поговорить с охранниками. Он осторожно спросил:
- Во сколько мы ушли прошлым вечером и во сколько вернулись?
Охранники смотрели на него с недоумением. Один из них сказал:
- Что ты имеешь в виду под «мы»? ты был один. С тобой никого не было, ни когда ты ушел в восемь, ни когда вернулся часа через два.
Эти слова подтвердили подозрение Бапуджи, что охранники не видели Дададжи.
Вскоре приехали Говардханбхаи и Сушилабен, и Бапуджи спросил их:
- Вы приезжали вчера вечером на даршан Гуруджи? Охранники говорили, что видели вас.
- Да, мы получили даршан Гуруджи в девять. Мы хотели увидеться и с тобой. Но было уже поздно, а нам еще предстояло совершить ежедневную пуджу , и мы подождали минут десять-пятнадцать и поехали домой.
Проверив и перепроверив все эти факты, Бапуджи остался в недоумении. Если прошлым вечером в девять часов Дададжи медитировал у себя в комнате, то кто же ходил с ним на прогулку? Если же Дададжи гулял с ним по пляжу Чоупатти, кто сидел в ашраме и медитировал? Ответов на все эти вопросы у него не было.
В тот же день, ровно в три часа, приехали Враджваллабхдас, его жена и парсийская пара. Все они поздоровались с Бапуджи. В большом смущении парсийские супруги сказали:
- Свами, вчера вечером мы вели себя неподобающе и оскорбительно. Нам очень жаль, и мы просим прощения.
- Не нужно извиняться, - ответил Бапуджи, - вам пора на даршан. Пойдемте, я отведу вас к Гурудэву, пока не собрались остальные.
Бапуджи пошел вперед, парсийская пара последовала за ним. Они предложили Дададжи пранамы. Только Бапуджи собирался представить их Дададжи и попросить для них аудиенции, как Дададжи с улыбкой сказал:
- Джахангирджи! Динабен! Надеюсь, теперь-то вы убедились, что вчера вечером Свами не пил и не употреблял наркотиков. И он не сумасшедший!
При этих словах парсийские супруги расплакались. Джахангирджи сказал:
- Гурудэв, Вы говорили нам то же самое и вчера вечером, но мы не видели Вас, мы лишь слышали Ваш голос. Мы были потрясены, услышав голос и не увидев человека. Теперь мы знаем, что это был Ваш голос. Вы действительно показали нам нечто особенное. Мы чувствуем себя очень польщенными.
Когда эта загадка была разрешена, Бапуджи больше нисколько не сомневался, что Дададжи гулял вместе с ним по пляжу и одновременно медитировал в ашраме. Воображение Бапуджи было не в силах этого постичь. Он осознал, что личность Дададжи таит в себе множество загадок, лежащих за пределами обычного понимания.
Естественные науки демонстрируют нам много удивительного, но все же естественные науки основываются на светской философии. Из двух видов философии, светской и тонкой, именно тонкая по-настоящему удивительна. Йога – духовная наука, тонкая наука, отец и мать всех наук. Лишь физик способен как следует разбираться в физике, подобным же образом только йог способен понимать духовную науку йоги. Рассудок Бапуджи был не в состоянии понять тайну йогических сил Дададжи, ибо подобные тайны не поддаются логическим объяснениям ума. Но Бапуджи видел много примеров могущества Дададжи и нисколько не усомнился. Он решил не пытаться найти разгадку таинственных йогических сил Дададжи.
Однажды ближайшие ученики Дададжи обратились к Бапуджи с просьбой:
- Свами, сегодня ты должен нам кое-что пообещать.
- Я не даю обещаний, - ответил Бапуджи, - но непременно сделаю все, что в моих силах.
- Мы хотим сфотографировать Гурудэва.
- Тогда пригласите фотографа.
- Но мы еще не получили у Гурудэва разрешения.
- Разрешения? На что? В Индии много храмов, а в них –множество священных изваяний. Разве кто-то спросил у Бога разрешения, прежде чем создавать эти изваяния? Они принадлежат преданным. Каждый день, когда мы получаем даршан Гуруджи, наши глаза запечатлевают его образ. Если Гуруджи не согласится сфотографироваться, скажите ему: «У Свами есть право позволить нам тебя сфотографировать, и Свами бесстрашно воспользовался своим правом и дал нам разрешение». Так что можете осуществить задуманное.
От такой бравады ученики повскакали с мест с радостными возгласами. Они были в восторге. Вскоре фотография была сделана. Дададжи не возражал, но сказал ученикам, чтобы они напечатали снимки для всех, кроме Бапуджи. По просьбе Дададжи они напечатали всего несколько фотографий и раздали их преданным. Конечно же Бапуджи тоже попросил себе фотографию, но Говардханбхаи Сетх, главный среди учеников, сказал:
- Извини, но Гурудэв не велел нам давать тебе фотографию.
Прежде чем он успел договорить, Бапуджи схватил его за руку и поволок к Дададжи. Разозленный Бапуджи встал перед Дададжи, по щекам его катились слезы.
- Вы правда велели не давать мне Вашу фотографию? – спросил он.
- Да, - ответил Дададжи с озорным блеском в глазах, - это правда. Отпусти Говардхана.
Бапуджи тут же отпустил руку Говардханбхаи, и тот обиженно ушел, потирая запястье.
Бапуджи рыдал так, словно его сердце разрывалось. Он так сильно любил Дададжи, что не мог перенести того, что его лишили фотографии учителя. Дададжи поднялся, нежно обнял Бапуджи и прижал его голову к своей груди. Бапуджи тут же перестал плакать, но был все еще сердит. Он поднял свои мокрые покрасневшие глаза на Дададжи и спросил:
- Почему Вы лишили меня своей фотографии? Почему Вы наказываете одного меня?
Голос Дададжи был сама нежность, когда он ответил:
- Свами, это не наказание. Я хочу подарить тебе подарок.
Горе Бапуджи тут же развеялось, и он с улыбкой спросил:
- Правда? Вы собираетесь мне что-то подарить?
Дададжи ответил утвердительно и велел Бапуджи сесть перед ним в падмасану с закрытыми глазами. Бапуджи сделал, как ему было сказано. Его медитация была короткой, но необычайно восхитительной. В середине ослепительного, прозрачного божественного ореола он увидел благословенный образ Дададжи. После медитации, когда Бапуджи открыл глаза, Дададжи сказал ему:
- Свами, послушай меня. Изображение, украшающее алтарь, неподвижно и обычно остается на месте. Так же и копии моей фотографии, полученные другими, будут служить лишь украшением алтаря. Но образ, виденный тобой сейчас, навсегда останется в твоем сердце. И все же это не настоящий мой облик. Однажды ты узнаешь мой истинный облик. Храни его на своем алтаре и почитай.
Бапуджи был потрясен, его глаза широко раскрылись от удивления.
- Я не понимаю последних Ваших слов.
- Не переживай, мой дорогой. То, что я говорю тебе, трудно постичь рассудком, потому что это тайна. В будущем ты все прекрасно поймешь на личном опыте.
- Разве Ваш теперешний облик ложный? Как такое может быть? – спросил Бапуджи.
- Потому что он ложный, - только и сказал Дададжи.
Бапуджи испытывал такое благоговение и удивление, что не стал больше допытываться. Он с почтением и любовью предложил Дададжи пранамы и пошел к себе. Во всем теле он ощущал легкое покалывание от прилива энергии, а ум его преисполнился божественной радости.
Посвящение шактипат
Бапуджи провел в ашраме почти восемь месяцев, когда Дададжи решил посвятить его в йогу. Но прежде чем Бапуджи мог пройти посвящение, он должен был соблюдать особый режим питания, чтобы очистить тело.
Бапуджи ел два раза в день, а в промежутках иногда перекусывал. Сначала Дададжи велел ему ограничивать себя только двумя приемами пищи в день и не перекусывать. Через несколько дней Бапуджи было сказано есть только раз в день. Следующие два месяца он должен был обходиться одним молоком. Через два месяца Дададжи сказал:
- Сын мой, сорок один день, начиная с завтрашнего, ты будешь пить только воду и жить в уединении, не покидая своей комнаты. Такой распорядок очистит твой ум и тело.
Бапуджи был готов отказаться от пищи, но не мог жить без ежедневного даршана Дададжи. Он растеряно спросил:
- Я непременно должен жить взаперти и в полном уединении? Мне нельзя даже получать Ваш даршан?
Поняв, что беспокоит Бапуджи, Дададжи сжалился и сделал для него исключение. Он разрешил Бапуджи приходить к нему утром и вечером, чтобы предлагать пранамы.
На следующее утро Бапуджи склонился к святым стопам Дададжи. Дададжи дал ему мантру из восемнадцати слогов и следующее наставление:
- Читай эту мантру сорок один день в своей комнате, соблюдая молчание. Постоянно занимайся медитацией, согласно моим наставлениям. В последний день твоего поста я посвящу тебя в йогу.
Тогда Бапуджи попросил Дададжи научить его медитировать. Дададжи показал ему, как правильно садиться в падмасану (позу лотоса), и сказал:
- Эта асана – семя всех остальных поз. Если практиковать ее, то в будущем многочисленные позы проявятся сами собой.
Бапуджи тщательно освоил технику падмасаны. Затем Дададжи обучил его технике анулом-вилом пранаямы (попеременного дыхание через правую и левую ноздрю) и сказал:
- Эта пранаяма – ключ к йоге. Практикуя ее, ты узнаешь все типы йоги.
Бапуджи нетерпеливо спросил:
- Гурудэв, Вы велели мне медитировать. Какая польза от пранаямы в медитации?
- Имей терпение, - ответил Дададжи, - вообще-то я учу тебя именно медитации. Не добившись единства мантры, праны (жизненного воздуха, жизненной силы) и ума, нельзя вызвать состояние медитации. Поэтому сначала ты должен садиться в падмасану и выполнять анулом-вилом пранаяму. Так ты добьешься согласованности ума и праны. Затем подключи чтение мантры. Выполняй это упражнение в период своего уединения.
Потом Дададжи показал ему, как добиться согласованности между умом и праной (жизненным воздухом, жизненной силой). Бапуджи тщательно изучил этот процесс и начал заниматься в соответствии с наставлениями Дададжи. Он практиковался по два часа утром, днем и вечером. В промежутках между упражнениями он читал священные тексты.
И вот тяжелый пост подошел к концу. Когда испытание было завершено, Бапуджи пошел к Дададжи, предложил пранамы и сказал:
- Гурудэв, Вашей милостью, я благополучно завершил подготовку. Надеюсь, теперь Вы окажете мне честь и посвятите меня в йогу.
- я счастлив, что ты смог пройти это тяжелое испытание. Я проведу посвящение шактипат завтра во время брахма-мухурты .
- Гурудэв, можно мне узнать, что такое посвящение шактипат?
- Это йогическое посвящение, которое дается ищущему для достижения освобождения. После получения этого посвящения разные йогические крии проявляются в теле ищущего сами собой. После этого посвящения ему не придется обучаться никакой другой йогической технике.
На следующее утро Дададжи провел для Бапуджи посвящение шактипат. Это был благодатный день Махашиваратри 1932 года. Преисполненный благодарности и преданности, Бапуджи распростерся у ног Дададжи. Дададжи благословил его и сказал:
- Сын мой, я совершаю над тобой этот древний и священный обряд и возвожу тебя в сан йогачарьи (мастера йоги). Ты станешь самым выдающимся йогачарьей в мире. В будущем, когда ты очистишься даже от самых малых мирских желаний, еще оставшихся в тебе, найди старого, мудрого, достигшего освобождения святого, поклоняющегося коровам. Он посвятит тебя в санньясу и облачит тебя в шафрановые одежды.
Получив первое йогическое посвящение, Бапуджи в благоговении снова пал к ногам Дададжи и в ликовании вернулся к себе в комнату.
Однажды Бапуджи спросил Дададжи:
- Кто Ваш гуру?
- У меня нет гуру, - последовал ответ.
- Как такое возможно! – воскликнул Бапуджи. - У Вас правда нет гуру?
- Нет.
- Но все священные тексты и святые люди утверждают, что невозможно обрести духовное знание без гуру. Невозможно овладеть тайной наукой йоги без руководства гуру. И потом, никто не может облачиться в шафрановые одежды санньясина, не получив посвящения от гуру. Как же может быть, что у Вас нет гуру, хотя Вы санньясин и йог?
- Я самопросвещенный йог. Я сам себе гуру и сам себе ученик. Мне не нужно посвящения или наставления от кого-либо другого.
- Я не понимаю, как Вы можете одновременно быть своим гуру и своим учеником. Зачем тогда нужны два разных слова: «гуру» и «ученик»?
- Ты прав, обычный ищущий с естественными человеческими ограничениями нуждается в гуру. Но у меня нет ни ограничений тела, ни слабостей ума, как у остальных людей.
- Но ведь и у Вас есть тело, как у всех людей. Как может оно быть вне естественных ограничений?
- Ты прав, это тело обычное, но обладатель этого тела необычаен. Обладатель и тело – не одно и то же.
- Гурудэв, я озадачен Вашими туманными словами. Пожалуйста, разъясните, как тело и его обладатель могут быть не одним и тем же? Каждый сам обладает своим собственным телом.
- иногда бывает по-другому. Тело может принадлежать одному, а обладателем может быть кто-то другой. Но твоему рассудку не постичь этого сейчас. Ты поймешь это только в будущем.
- За Вашими словами скрывается какая-то загадка? Если это не тайна, прошу, расскажите мне сейчас. Зачем оставлять это на будущее?
- Что же, слушай: у меня нет гуру, но у этого тела есть два гуру. Один провел посвящение в йогу, другой – посвящение в санньясу.
- Эти гуру все еще живы? Если да, где они живут? Как их зовут? – Бапуджи выпалил вопросы один за другим.
- Свами Пракашананджи, проведший посвящение в йогу, умер, потому что не был совершенным йогом. Но другой, проведший посвящение в йогу, удивительный гуру. Он обладает нирман-дехой (самосотворенным телом), и он жив.
Бапуджи не понял смысла последних слов Дададжи, но поспешно воскликнул:
- Тогда отведите меня к нему, пожалуйста, чтобы я смог получить его священный даршан.
- Сын мой, имей терпение. Когда-нибудь ты обязательно получишь его даршан.
- Как его зовут, и где он живет? – нетерпеливо спросил Бапуджи.
- Бхагаван - его имя, Кайлаш – его обитель.
Глава Вторая _____________________ ЖИЗНЬ СВЯТОГО
Поездка в Калькутту
Бапуджи очень хотелось узнать, как жил Дададжи до того, как стать аскетом. Однажды он попросил:
- Гурудэв, расскажите мне, пожалуйста, о своей жизни в миру.
- Сынок, не пристало спрашивать о прошлом аскета – он не имеет никакого отношения к своему прошлому. Если человек покидает свой дом, оставляет мирские дела и отказывается от всего, зачем ему вспоминать о прошлом?
С тех пор Бапуджи больше не возвращался к этой теме.
Однажды в ашрам посмотреть на Дададжи пришел неизвестный бенгалец . После знакомства с Бапуджи он испросил аудиенции Дададжи. Дададжи можно было увидеть когда угодно с порога комнаты. Но встречи требовали разрешения и назначались заранее, либо утром между десятью и одиннадцатью, либо днем между тремя и четырьмя. Бенгалец, не знакомый с этим распорядком, пришел в самом начале двенадцатого.
- Подождите здесь, - сказал ему Бапуджи, - я посмотрю, приступил ли Гуруджи к медитации. Если он уже медитирует, Вы сможете только посмотреть на него издали, а войти к нему будет нельзя.
С порога Бапуджи увидел, что Дададжи еще не начал медитировать. Дададжи заметил, что Бапуджи заглядывает в дверь, и окликнул его:
- Свами, из Калькутты приехал Хиренбабу, приведи его сюда.
Получив это указание, Бапуджи тут же вернулся к бенгальцу. Но он не помнил, чтобы тот называл свое имя, и на всякий случай спросил:
- Вас зовут Хиренбабу?
Бенгалец пришел в изумление:
- да. Но откуда Вы узнали мое имя?
- Гуруджи сам сказал, что приехал Хиренбабу из Калькутты. Он попросил меня привести Вас к нему. Пойдемте со мной.
После этих слов бенгальцу не терпелось увидеться с Дададжи. Обычно все, кроме близких друзей, называли его Хирендранатх. Он был удивлен и гадал, кто же такой этот Махатма. Может, кто-то из его знакомых? Хиренбабу последовал за Бапуджи в комнату Дададжи. Подойдя к Дададжи, Бапуджи поклонился. Когда Хиренбабу тоже склонился в поклоне, Дададжи улыбнулся и жестом пригласил его сесть напротив. Затем он заговорил с гостем на его родном бенгальском языке:
- Здравствуй, Хирен! Как твои дела? Когда ты приехал?
Хиренбабу не сразу узнал Дададжи. Какое-то время он пристально смотрел на него, но внезапно на его лице изобразилось радостное удивление, и он воскликнул:
- О, Банкимбабу! Так это ты? А я-то думал, что пришел посмотреть на какого-то неизвестного святого. Мы не виделись с тобой с тех пор, как ты стал аскетом много лет назад. Я думал, что уже никогда с тобой не встречусь! Как же я рад снова видеть тебя после стольких лет!
Хиренбабу говорил с Дададжи на бенгальском. Языки гуджарати и бенгали очень похожи, и Бапуджи понимал смысл слов и чувства говорящих. Дададжи расспрашивал о мирских делах Хиренбабу. Хиренбабу как старый знакомый отвечал довольно подробно:
- У жены и детей все хорошо. Оба сына крепко стоят на ногах. Дочку, ровесницу твоей дочери Камлеш, пора выдавать замуж. Я приехал в Бомбей, чтобы познакомиться с потенциальным женихом из живущей здесь бенгальской семьи. Я собираюсь вернуться в Калькутту через два-три дня. Я сообщу вести о тебе Ашадэви и Камлеш. Если хочешь что-нибудь им передать, скажи мне.
Дададжи не ответил. Его лицо светилось радостью от встречи с Хиренбабу. Потом он повернулся к Бапуджи и сказал:
- Свами, Хиренбабу – мой друг юности. Позаботься о нем как следует.
Так он дал знать, что встреча окончена. Бапуджи и Хиренбабу снова поклонились и вышли.
Бапуджи был очень доволен, ведь теперь у него появился ключ к прежней жизни Дададжи. Он распорядился принести кофе и присел поболтать с Хиренбабу.
- Хиренбабу, ты хорошо знал Дададжи. Тебе известна его жизнь в миру до того, как он стал аскетом. Ты знаешь его семью. Если ты не против, расскажи мне, пожалуйста, о его жизни и вашей дружбе.
Хиренбабу ответил быстро и с готовностью:
- Конечно! Какие тут могут быть возражения? Мирское имя твоего Гуруджи – Банкимчандра. Мы вместе учились в школе и колледже и были близкими друзьями. Он женился на Ашадэви, и у него родилась дочь, которую назвали Камлеш. Сейчас обе они живут в своем фамильном доме в Калькутте. Моя семья по-прежнему тесно общается с ними. После того, как Банкимбабу стал аскетом (санньясином), мы не получали о нем никаких вестей. Сегодня, после стольких лет, я неожиданно нашел его здесь.
- Ты дашь мне адрес жены и дочери Гуруджи? – спросил Бапуджи.
- Для чего?
- Я отправлюсь в Калькутту, найду их и привезу к Гуруджи.
- Когда ты собираешься ехать в Калькутту?
- Если ты дашь мне адрес сегодня, я поеду завтра же, без всяких проволочек.
- Ты когда-нибудь бывал в Калькутте? Ты знаешь этот город?
- Нет, но если у меня будет адрес, я их найду.
- Послушай, - ответил Хиренбабу, - через два дня я возвращаюсь в Калькутту. Если хочешь, можешь поехать вместе со мной. Я отведу тебя прямо к Ашадэви, чтобы тебе не пришлось плутать, разыскивая ее.
- Я принимаю твое предложение. Скажи, пожалуйста, когда именно ты возвращаешься в Калькутту?
Хиренбабу назвал число и время отправления своего поезда и добавил:
- Вот адрес дома, в котором я гощу. Приходи туда примерно за час до отправления поезда, и мы вместе пойдем на вокзал.
Бапуджи все записал.
Хотя Бапуджи уже договорился поехать в Калькутту, он не знал, как получить разрешение Гуруджи. Дададжи не хотел говорить с ним о своей мирской жизни, поэтому Бапуджи подумал, что Дададжи ему откажет, если он скажет правду. С другой стороны, он не хотел уезжать без разрешения. Он ломал голову над тем, какую придумать историю, чтобы отлучиться из ашрама на несколько дней.
В тот же день, встретившись с Дададжи, Бапуджи сказал:
- Гуруджи, я хочу поехать в Дабхои на три-четыре дня, чтобы выполнить кое-какую важную работу. Я поеду, если Вы разрешите.
Поездка в Дабхои была всего лишь предлогом. На самом деле Бапуджи собирался привести жену и дочь Дададжи из Калькутты и потрясти Дададжи своим поступком. Поэтому он не сказал правды, но у него не было прямого намерения лгать.
Дададжи с готовностью дал ему свое разрешение и сказал:
- Хорошо, поезжай. Но возвращайся поскорее.
Получив разрешение Дададжи, Бапуджи принялся готовиться к отъезду. Но у него не было денег. В тот день, когда он пришел в ашрам, он потратил свою последнюю рупию с четвертью на гирлянду цветов для Дададжи. Поэтому он обратился за помощью к главным духовным братьям, и они с готовностью оказали ее. Так он получил необходимую сумму. В назначенный день и час Бапуджи отправился встретить Хиренбабу в доме, находившемся неподалеку от ашрама, где тот гостил. Хиренбабу уже поджидал его. Они отправились на вокзал, и путешествие в Калькутту началось.
Во время поездки на поезде Бапуджи узнал от Хиренбабу еще некоторые подробности о светской жизни Дададжи, или Банкимбабу. Отец Дададжи был агентом по недвижимости. Он владел крупной фирмой и был человеком состоятельным. Хиренбабу и Банкимбабу вместе учились и получили степень бакалавра экономики. После окончания учебы Хиренбабу открыл свое дело, а Банкимбабу начал работать в фирме своего отца. В двадцать пять лет Банкимбабу женился на Ашадэви. Мать Банкимбабу умерла через год после его свадьбы. Еще через два года умер отец. Теперь все заботы по управлению фирмой полностью легли на плечи Банкимбабу. Он получил хороший опыт под руководством отца, и дела фирмы продолжали идти как по маслу. К этому времени Банкимбабу и Ашадэви остались единственными членами семьи.
Спустя семнадцать лет после свадьбы у них родился первый ребенок. Девочку назвали Камлеш. Но к этому времени Банкимбабу полностью отстранился от мирской жизни и отказался от семейной жизни еще до рождения дочери. Позднее Хиренбабу и Ашадэви узнали о его посвящении в аскезу, но не имели никаких сведений о том, где он живет. Лишь через много лет Хиренбабу нашел его, совершенно случайно, здесь, в Бомбее.
Бапуджи и Хиренбабу добрались до Калькутты и отправились прямо к Ашадэви. Она жила в большом старомодном доме, который явно свидетельствовал о достатке семьи. Привратник узнал Хиренбабу и провел их в гостиную. Как только они устроились, он пошел позвать Ашадэви. На стене перед собой Бапуджи заметил картину маслом - портрет Дададжи в те времена, когда он еще не был аскетом. вид самого дома и обстановки убедил Бапуджи, что Дададжи был богат.
Вскоре пришла Ашадэви и, ласково улыбаясь, тепло поприветствовала гостей. Хиренбабу коротко рассказал о своей поездке в Бомбей и о встрече с Банкимбабу. Затем он представил Бапуджи:
- Это Свами, ученик Банкимбабу. Он живет в ашраме и служит ему. Я привез его с собой, чтобы он забрал вас в Бомбей повидаться с Банкимбабу.
После восемнадцати лет неведения Ашадэви была вне себя от радости, получив известия о муже. Ее восторг не поддается описанию. Любовь Ашадэви к Банкимбабу не угасла. Она с уважением относилась к его решению вести духовную жизнь и стать аскетом. Ее любовь к нему в этих пределах была допустима.
Ашадэви напоила гостей чаем. Все вместе они строили планы о поездке в Бомбей. Бапуджи хотел вернуться на следующем же поезде, но Ашадэви принялась уговаривать его остаться:
- Свами, ты пришел к нам в дом, ты должен погостить у нас хотя бы один день.
Наконец было решено, что они поедут в Бомбей ночным поездом. Когда обо всем договорились, Хиренбабу ушел домой.
Вскоре из колледжа вернулась Камлеш. Ашадэви все ей рассказала и познакомила с Бапуджи:
- Это твой брат, его зовут Свами.
Ашадэви объяснила, что, став учеником ее отца-аскета, он стал ей братом. Камлеш была простой и милой девушкой. Она ответила:
- Я буду относиться к Свами, как к брату, хотя он и не родственник мне по крови.
Камлеш никогда не видела своего отца, и когда узнала, что они поедут к нему в Бомбей, радость ее не имела границ. Ашадэви сказала Камлеш:
- А теперь позаботься о своем брате. Он, должно быть, устал с дороги. Проводи его в комнату для гостей и приготовь ему ванну. А я пока займусь обедом.
Камлеш с готовностью сделала для Бапуджи все необходимое. Приняв ванну, Бапуджи немного отдохнул. Когда еда была готова, они втроем сели за стол. Позднее, вспоминая эту трапезу, Бапуджи говорил:
- Матаджи приготовила множество изысканных кушаний и сладостей. Вместе с сестрой они угощали меня с таким радушием и любовью, что я съел в два раза больше, чем мог. В присутствии таких заботливых матери и сестры я совершенно позабыл о своем бедном животе. Это была одна из самых памятных трапез в моей жизни.
Бапуджи все еще испытывал усталость, к тому же он объелся. Посидев еще немного в гостиной, он пошел к себе в комнату и тут же крепко уснул.
Бапуджи проснулся через два часа глубокого сна. Камлеш принесла ему чашку чая и сладостей. Бапуджи был не в состоянии съесть еще хоть что-нибудь. Он отказался, но Камлеш настаивала:
- Брат, у нас не будет больше возможности угостить тебя. Так что тебе придется согласиться без всяких возражений.
Матушка Ашадэви присоединилась к уговорам и поддержала Камлеш. Бапуджи пришлось подчиниться!
К вечеру Матаджи приготовила все необходимое для путешествия. Той же ночью она и Камлеш уехали в Бомбей вместе с Бапуджи. День, проведенный Бапуджи в прежнем доме Дададжи, стал для него очень памятным событием, полным любви и радости.
Во время путешествия они вдоволь наговорились о Дададжи. Камлеш в особенности задавала много вопросов. Она много фантазировала о своем отце, и ей не терпелось с ним познакомиться. В ответ на этот шквал вопросов Бапуджи рассказал ей о чудотворных силах Дададжи. От этих рассказов нетерпение Камлеш достигло предела. После долгого путешествия они добрались наконец до ашрама Дададжи.
Для начала Бапуджи проводил Матаджи с сестрой к себе в комнату и помог им удобно устроиться. Затем он один отправился к Дададжи. Его сердце было наполнено радостным предвкушением. Он рассчитывал удивить Дададжи известием о приезде Матаджи и Сестры. Бапуджи поклонился Дададжи и только собрался сообщить ему свои новости, как Дададжи сказал:
- Свами, так ты был в Дабхои или в Калькутте? Почему ты поехал в Калькутту вместо Дабхои? И раз уж ты привез своих Матаджи и Сестру с собой, почему ты оставил их в своей комнате?
Воодушевление Бапуджи как рукой сняло. Ему было очень стыдно, что он солгал. В итоге удивлен оказался он сам.
Бапуджи тут же попросил прощения:
- Гуруджи, простите меня, пожалуйста. Я солгал, но лишь из любви. Я хотел привести Матушку и Сестру повидаться с Вами. Я собирался сказать Вам правду после своего возвращения. Я боялся, что Вы можете не разрешить мне поехать в Калькутту, и поэтому сказал, что собираюсь в Дабхои.
Дададжи все знал. Возможно, именно по его тайному вдохновению Бапуджи решил поехать в Калькутту и привести с собой Матаджи и Сестру!
Выслушав чистосердечное признание Бапуджи, Дададжи ласково взял его за ухо и сказал:
- Дуралей! – он легонько ударил Бапуджи по голове и добавил: - Ступай и приведи их сюда.
Бапуджи увидел радостное выражение на лице Дададжи и сразу же понял, что Дададжи рад и не сердится. Казалось, Дададжи в тайне дал свое согласие на все, что он сделал. Это одобрение очень его обрадовало. Он бросился к себе в комнату и привел Матаджи и Камлеш к Дададжи.
Матаджи встретилась с мужем после восемнадцати лет разлуки. Камлеш видела отца впервые жизни. Словами не передать эмоции, которые они испытывали. Окружавший их воздух не мог сдержать вибраций столь свободно струящихся чувств. В уголках их глаз показались слезы радости. Камлеш склонила голову к ногам Дададжи и разразилась неудержимыми рыданиями. Через некоторое время она вновь обрела самообладание и села перед ним. Дададжи расспрашивал о них обеих. Они поговорили об образовании Камлеш. Минут через десять Дададжи сказал Бапуджи:
- Раз уж твои матушка и сестра приехали, пусть погостят немного. Устрой их как следует.
Слова Дададжи подразумевали, что встреча окончена, и Бапуджи, Матаджи и Камлеш вернулись в комнату Бапуджи. Для Матаджи и Камлеш отвели отдельную комнату, и они с радостью поселились в ней. Бапуджи словно обрел в ашраме семью. Еще в Калькутте они стали очень близки. Матаджи любила его, как родного сына, а для Камлеш он стал настоящим братом. Все трое проводили дни в счастье и приятных беседах. Их связали друг с другом сильные чувства.
Обычно Бапуджи приходил повидаться с Дададжи вместе с Матаджи и Камлеш. Матаджи и Камлеш разрешалось видеться с Дададжи вместе с остальными преданными, и они могли свободно посещать его духовные лекции. Но никаких особых привилегий они не получили.
Однажды Бапуджи пришел к Дададжи один. Увидев, что с ним никого нет, Дададжи спросил:
- Почему ты сегодня один?
- Матаджи нездоровится, и Камлеш ухаживает за ней.
Дададжи немного подумал и сказал:
- Свами, когда твои матушка и сестра погостят здесь месяц с четвертью, отвези их обратно в Калькутту.
- Гуруджи, почему так скоро? После стольких лет они снова могут быть с Вами. Позвольте им остаться подольше! Какой вред от того, что они останутся подольше?
- Я говорю тебе это, как следует все обдумав. Не привязывайся к ним слишком сильно, или в будущем будешь плакать.
-Почему я буду плакать?
- Ты поймешь тогда, когда будешь плакать, не сейчас.
- Да будет так. С будущими неприятностями я разберусь в будущем.
Когда условленное время прошло, Дададжи снова напомнил Бапуджи о своих словах. Бапуджи, Матаджи и Камлеш было больно, но им не оставалось ничего, как только подчиниться желанию Дададжи.
Во время возвращения в Калькутту Бапуджи был печален. Там он оставил их. Первые несколько дней после возвращения в ашрам он чувствовал себя неспокойно и одиноко, но постепенно снова втянулся в привычное служение Дададжи. Часто он скрашивал свое одиночество письмами к Матаджи и Камлеш.
Дададжи был освобожденным махатмой очень высокого уровня. Пребывание в ашраме Матаджи и Сестры никак не повлияло на его святость и благочестие. Его уравновешенность была безукоризненна. Обычно никто не мог испытывать к нему земную любовь. Матаджи и Сестра тоже отказались от светских ролей жены и дочери и смотрели на него скорее как духовные ученицы.
Паломничество в Кедарнатх
За тот месяц с четвертью, что Бапуджи провел с Матаджи, он многое узнал о мирской жизни Дададжи. Матаджи ничего не знала о монашеской жизни Дададжи, но зато многое могла рассказать о нем как о мирянине.
В миру Дададжи звали Банкимбабу. Он жил в Калькутте, крупном городе на востоке Индии. Ашадэви и Банкимбабу занимали видное положение в обществе и были женаты семнадцать лет. У них была лишь одна причина роптать на судьбу: им не было даровано детей. Хотя они не знали недостатка во всех мирских благах, проклятие бездетности лишало их жизнь радости. У них не было братьев и сестер, и это еще больше обостряло боль одиночества.
Близкий друг и доброжелатель Банкимбабу часто советовал им дать обет и совершить паломничество в Шри Кедарнатхджи . Если они совершат это паломничество, одно из самых трудных в индуизме, их желание, милостью Господа Шивы, может исполниться. Банкимбабу не одобрял это предложение, потому что ему было тяжело примириться с такими народными поверьями. Из-за недоверия и многих дел на работе он не обращал внимания на частые уговоры Ашадэви. Но наконец, когда ему исполнилось сорок два, а одиночество и подавленность стали слишком явно сказываться на Ашадэви, он почувствовал, что вынужден согласиться.
Пара начала свое паломничество. Восхождение к Шри Кедарнатхджи прошло без происшествий. Там они вознесли молитвы к Господу Шиве. Их сердца наполнились чувством торжества и надежды.
Последняя и самая трудная часть пути совершается пешком, потому что любые средства передвижения бесполезны в этой горной местности. На обратном пути, посреди ведущей вниз пешеходной тропы, разразилась беда. Они были одни, когда у Банкимбабу внезапно случился острый приступ гастроэнтерита. За полтора часа у него восемь раз был понос и три раза рвота. От всего этого он сильно ослаб. Отлучившись по зову природы в девятый раз, он потерял сознание.
Когда прошло много времени, а муж так и не вернулся, Ашадэви бросилась его искать и нашла лежащим без сознания. Она ощупала его тело: оно остывало, а дыхание остановилось. Она оказалась одна в пустынном, безлюдном месте, напуганная представившимся ее глазам зрелищем. Ее положение было совершенно безнадежно. Громко стеная, Ашадэви положила голову мужа себе на колени и попыталась привести его в чувства, но все усилия и слезы были напрасны.
Мудрецы говорят, что Бог – покровитель немощных, заступник сирых и обездоленных. Громко рыдая, Ашадэви услышала позади себя какой-то звук. Она обернулась и увидела монаха. Это был молодой человек, чье измазанное пеплом тело было прикрыто лишь набедренной повязкой. Голову монаха венчала копна спутанных волос, в руке у него был камандалу (сосуд для воды), на шее - четки из ягод рудракши , а на ногах - деревянные сандалии. От него исходило слабое сияние.
- Почему ты плачешь, дитя мое? – спросил он.
- Это мой муж. Мы возвращались из храма Кедарнатхджи, но у него случился понос и рвота, и он упал в обморок. Что же мне делать? Мне страшно! Кажется, он мертв, - всхлипывала Ашадэви.
- Не волнуйся, очень скоро он поправится, - сказал монах. Он набрал пригоршню воды и побрызгал сначала на лицо, а потом на туловище и ноги Банкимбабу. Потом он направил пристальный взгляд на лицо Банкимбабу. Через две-три минуты Банкимбабу открыл глаза, а еще через пять уже стоял на ногах. Он был сбит с толку, увидев махатму. Как только Ашадэви рассказала Банкимбабу, кто привел его в чувства, он пал к ногам святого. Ашадэви последовала за ним, и по ее лицу текли слезы благодарности.
- Мы перед Вами в великом долгу. Но какую услугу мы можем оказать Вам в этом пустынном месте? Пожалуйста, отправляйтесь с нами в Калькутту и дайте нам возможность Вам служить там, - упрашивал Банкимбабу. - Вы дали мне новую жизнь, и что бы мы для Вас не сделали, этого все равно будет слишком мало, - добавил он.
- Сынок, я запомню твои слова и когда-нибудь приду в Калькутту.
С этими словами махатма развернулся и зашагал прочь. Банкимбабу и Ашадэви попытались вручить ему какой-нибудь подарок и немного фруктов, но святой не оглянулся. Отойдя на некоторое расстояние, он неожиданно исчез.
Банкимбабу и Ашадэви так и остались стоять с подарками в руках. Чудесные силы махатмы поразили и ошеломили их. После этого ничто не омрачило их возвращения домой. Они решили никому не рассказывать об этом таинственном происшествии, боясь, что им не поверят и ответят насмешками.
Однажды утром, три месяца спустя, Банкимбабу увидел монаха в дверях своего дома. Банкимбабу ясно помнил его облик и сразу же узнал махатму. Перед ним стоял тот самый великий человек, который вернул его к жизни! Банкимбабу был уверен, что махатма придет, но как именно, было выше его понимания, ведь Банкимбабу забыл сообщить ему свой адрес! Банкимбабу тут же позвал жену. Поклонившись в ноги этому великому человеку, Банкимбабу и Ашадэви проводили его в гостиную. Удобно усадив гостя, пара совершила перед ним пуджу (ритуальное поклонение) и села у его ног.
- О, высшее существо! Вы благословили наш дом своим божественным присутствием. Мы были уверены, что Вы придете, как и обещали, но беспокоились, потому что вспомнили, что при прощании забыли дать Вам свой адрес, - сказал Банкимбабу.
- Сынок, мне известны имена и адреса всех людей в мире.
- Теперь мы не сомневаемся в Ваших сверхъестественных возможностях. Мы так счастливы снова Вас видеть! Мы молим Вас остаться навсегда и позволить нам служить Вам.
- Я останусь только на один день, - ответил махатма. Он не изменил свое решение, несмотря на все просьбы Банкимбабу и Ашадэви.
Ашадэви принесла фруктов, сладостей и молока и предложила угощение махатме.
- Это тело не нуждается ни в пище, ни в воде, дитя мое, - сказал ей махатма.
- Как можно жить без пищи и воды? Должны же Вы питаться хоть иногда? Если сейчас Вы не голодны, то угощайтесь, пожалуйста, когда Вам захочется.
В ответ на настойчивость Ашадэви Махатмаджи выбрал среди подношений один листочек базилика и положил его себе в рот.
- Я принял твое гостеприимство, взяв этот листок. Не беспокойся о том, чтобы меня накормить. И самим вам не нужно ничего есть. Соблюдайте сегодня пост.
- Господин, сегодня мы не думаем о еде. Мы хотим провести больше времени в разговорах с Вами. Мы люди мирские, и у нас много вопросов и сомнений. С Вашего позволения, мы бы хотели задать несколько вопросов, чтобы удовлетворить свое любопытство, - сказал Банкимбабу.
- Конечно. Раз сегодня я здесь, я постараюсь рассеять ваши сомнения.
Первой заговорила Ашадэви:
- У всех живых существ есть тело, жизнь которого необходимо поддерживать пищей и водой, но Вы говорите, что не нуждаетесь ни в том, ни в другом. Как можно жить без пищи и воды?
- Это не обычное тело, - ответил махатма, - это моя нирман-деха (сотворенное тело). Оно способно жить без пищи и воды.
- Что такое сотворенное тело?
- Это невозможно понять или описать. Одним рассудком подобное не постичь. Такое можно познать, только получив сверхъестественный опыт.
Почувствовав, что за этими словами кроется тайна, недоступная их пониманию, Банкимбабу не стал больше расспрашивать о сотворенном теле и задал более насущный вопрос:
- Насколько я понимаю, не престало спрашивать махатму о его имени и месте пребывания. Но чтобы мы могли как-то к Вам обращаться, и если Вы не против, сообщите нам, пожалуйста, свое имя.
- Так как это сотворенное тело, у него нет прошлых жизней. Несмотря на то, что вы его видите, его не существует, и, следовательно, у него нет имени.
- Наш ограниченный разум не в силах постичь Ваших таинственных слов. Мы, миряне, обозначаем человека или предмет только именем. Пока Вы с нами, все в порядке, но в Ваше отсутствие как нам говорить о Вас с другими людьми?
- Для удобства можете называть меня любым именем. Можете использовать любое обращение, какое вам нравится.
- Вы говорите в точности то же самое, чему Господь Кришна учит в Бхагавадгите. Он говорит, что какому бы образу не поклонялись преданные, он явится им именно в этом образе. Вы дали мне новую жизнь. Я считаю Вас Богом, и мы будем звать Вас Бхагаван, Господь.
- Как пожелаете. Я соглашусь на любое имя, которое вы выберете.
Беседа продолжалась, и Банкимбабу выразил свое тайное желание:
- Господин! Мы – эгоистичные существа этого мира, поэтому естественно, что наш ум полон желаний. Мы совершили паломничество в Шри Кедарнатх, чтобы осуществить одно из них. Милостью Божьей, наше желание будет или не будет выполнено, но это паломничество точно принесло нам благо, дав нам возможность встретить Вас. Сегодня Вы здесь, в нашем доме, и для нас это неслыханное благословение.
Больше не пришлось ничего говорить: Махатмаджи понял, что на уме у Банкимбабу, и, поднимая руку в благословляющем жесте, сказал:
- Сын мой, твое желание сбудется. В точности через год с этого дня у тебя появится ребенок.
Это благословение привело обоих супругов в восторг, и они простерлись у ног махатмы.
- О Господин, мы счастливы, что Вы благословили нас и исполнили самое горячее из наших мирских желаний, - с благодарностью сказал Банкимбабу. - Пожалуйста, окажите нам еще одну милость и станьте нашим наставником в духовном развитии, теперь и в будущем, в соответствии с тем, чего мы достойны и на что способны.
- Обычным мирянам достаточно регулярно повторять имя Бога, или мантру, - ответил махатма.
- Господин, какую мантру нужно читать? Как это делать? – спросила Ашадэви.
- Дорогая дочь, для этого необходимо провести церемонию посвящения.
- Вы проведете для нас это посвящение? – спросила Ашадэви.
- Хорошо, я посвящу тебя в мантру сегодня вечером.
Услышав это, Банкимбабу вмешался:
- Господин, Вы посвятите только Ашу? А как же я?
- Ты хочешь ступить на путь общего духовного благополучия, преставший обычным мирянам? – спросил махатма. - Или же ты хочешь идти особым путем и достичь освобождения?
- Я бы очень хотел попробовать достичь освобождения. Я не знаю, на что способен, но если Вы сочтете меня достойным, то, конечно, я пойду путем освобождения (спасения). Но я был бы счастлив получить посвящение в мантру вместе с Ашей.
- Хорошо, я проведу посвящение в мантру и для тебя. Для достижения освобождения необходимо вести особую духовную жизнь, но только после отречения ото всех мирских благ и дел. Пока ты на это не способен, ты тоже можешь практиковать чтение мантры.
- Господин, я готов оставить все ради пути освобождения. Возможно, Аше не понравится такая идея, но я уверен, она не станет возражать, если речь идет о благе моей души.
При этих словах Банкимбабу, махатма улыбнулся и многозначительно посмотрел на Ашадэви. Она тут же ответила:
- Ни одной женщине не хотелось бы, чтобы ее муж стал аскетом. Более того, если мужчина женится, его первейшая обязанность – поддерживать брак. Но я не настолько эгоистична, чтобы препятствовать благополучию твоей души. К тому же духовное благополучие жены всегда зависит от духовного благополучия мужа.
Махатма ясно читал мысли Банкимбабу и Ашадэви. Чтобы подбодрить их, он сказал:
- Прекрасно сказано, дочка! Твои мысли благородны, они радуют меня. Жене, помогающей духовному благополучию мужа, оно непременно принесет плоды. Развитие одного станет развитием другого.
Банкимбабу тронуло, что Ашадэви согласилась с его решением оставить мирскую жизнь.
- Господин! Мне повезло, что Аша так мудра и согласилась с моим желанием достичь освобождения, - заговорил он со страстью. - Вы дали мне новую жизнь, и я слагаю ее к Вашим ногам. Пожалуйста, наставьте меня, что лучше для моего же блага.
- Сын, мне радостны твое рвение и покорность. Я прошу тебя повторять мантру, пока ты будешь вести мирскую жизнь. Со временем это ослабит все мирские узы и подготовит тебя к пути освобождения. Тогда, в должный час, я посвящу тебя в йогу.
- Господин, мы безгранично счастливы. Это лучший день в нашей жизни. Мы в слишком большом долгу у Вас, чтобы его можно было возвратить. Мы приносим свои жизни к Вашим святым стопам.
И они снова пали ниц перед ним.
Много времени прошло в беседах, прежде чем махатмаджи сказал:
- Мне пора приступить к медитации. Вы можете заниматься своими обычными делами. За полчаса до захода солнца я встану и приму ванну. Затем я проведу для вас мантра-дикшу (посвящение). Поэтому я и попросил вас обоих сегодня поститься.
Ашадэви постелила в комнате для гостей коврик, и махатма сел и приступил к медитации. Занимаясь повседневными делами, чета с нетерпением ждала назначенного часа. Когда час настал, они совершили омовение и стали ждать, пока святой встанет от медитации.
Махатмаджи завершил медитацию и вышел из передней с сосудом для воды в руках. Банкимбабу и Ашадэви почтительно поклонились и провели его в ванную комнату, где уже было приготовлено два ведра воды. Махатмаджи попросил их принести кадах (большой сосуд вроде лохани) и поставить его в центре ванной комнаты. Когда все было готово, он сказал Банкимбабу:
- Теперь вам придется искупать меня. Аша будет лить на меня воду, а ты, Банкимбабу, ототрешь мое тело дочиста. Я сяду в эту лохань, чтобы вся вода стекала в нее. Не останавливайтесь и не пугайтесь, если во время купания увидите что-либо странное или пугающее. Израсходуйте всю воду из обоих ведер. Когда закончите, слейте собранную воду в мой сосуд для воды. Наполните его до краев и отнесите ко мне в комнату.
Затем Махатмаджи забрался в лохань и сел в падмасану. Попросив чету начать омовение, он закрыл глаза и погрузился в медитацию. Ашадэви принялась лить на махатму воду, а Банкимбабу тереть его тело. Они были поражены, обнаружив, что его кожа начала сходить, открывая под собой белизну, похожую на вареный картофель. Потрясенные и перепуганные, они все же продолжали следовать словам махатмы. Когда вся кожа сошла, тело махатмы стало белым, как мраморная статуя, но при этом мягким, как мякоть банана. Омовение должно было идти до тех пор, пока в ведрах оставалась вода. Супруги продолжали купание, и само белое тело тоже начало таять в воде. Форма тела изменилась, и от него остался только круглый белый шар, который в конце концов тоже полностью растворился в воде.
Теперь лохань была полна белой воды, похожей на молоко. Четки Махатмы опустились на дно, а набедренная повязка плавала на поверхности. Банкимбабу и Ашадэви сделали все, как велел Махатмаджи, и перелили воду из лохани в сосуд для воды. К огромному удивлению супругов, вода, которую они лили в сосуд, исчезала. Когда они опустошили всю лохань, то не обнаружили в сосуде ни одной капли. Остался только пустой сосуд, да четки и набедренная повязка махатмы. Они отнесли эти вещи в комнату для гостей и к своему изумлению обнаружили, что махатма как ни в чем не бывало сидит в медитации. Это происшествие оставило пару в полнейшем замешательстве и потрясении.
Махатма сидел в медитации с закрытыми глазами. Банкимбабу и Ашадэви приблизились и почтительно поклонились. Махатмаджи открыл глаза и с улыбкой сказал:
- Дети мои! Утром вы расспрашивали о моем «сотворенном теле». Я сделал вас свидетелями этого странного ритуала омовения, чтобы дать вам какое-то представление о нем. Я говорил вам, что невозможно дать ему определение, необходимо получить особый опыт, чтобы его понять. Надеюсь, что теперь вы получили должное представление об этой нирман-дехе (сотворенном теле).
Глубоко потрясенные этим таинственным переживанием, Банкимбабу и Ашадэви не в силах были говорить. Чувства благоговения, любви и радости стали невыносимы и пролились слезами из глаз. Они пали ниц у ног махатмы.
Он с любовью возложил руки им на головы и сказал:
- Теперь я посвящу вас в мантру.
К ним вернулось самообладание, и они снова сели перед этим великим человеком.
Когда все было готово, семейная пара снова совершила ритуал поклонения перед махатмой, который затем дал им наставления на их духовном пути и сообщил им мантру из двенадцати слогов: Ом Намо Бхагавате Васудевая.
После церемонии Махатмаджи сказал:
- Это посвящение для мирян. Раз ты ведешь жизнь обывателя, для поиска духовности чтения мантры достаточно.
- Господин, Вы обещали вести меня по особому духовному пути. Когда же Вы окажете мне эту милость? – спросил Банкимбабу.
- Тебе придется начать только с чтения мантры. Позже, когда ты будешь готов, тебя наставят на особый путь.
Банкимбабу пришел в еще большее любопытство:
- Когда я буду готов?
- Чтение мантры очистит твое тело и душу. Ты будешь готов, когда они достаточно очистятся, - объяснил махатма.
- Какова природа особого поиска духовности? – спросил Банкимбабу.
- Чтобы следовать этому особому призванию, нужно заниматься йогой. Нельзя посвящать в йогу того, кто пока не готов. Необходимо, чтобы ученик оставил все мирские блага и дела и сосредоточил все свои усилия на достижении освобождения.
После посвящения Ашадэви сказала:
- Мы звали Вас Бхагаван (Господин), а теперь Вы еще и наш гуру (духовный наставник), так что теперь мы будем называть Вас Гуру Бхагаван.
Банкимбабу кивнул в знак согласия, и с того дня они стали называть этого великого человека Гуру Бхагаван.
Через некоторое время Гуру Бхагаван сказал:
- Уже поздно, ложитесь спать.
Ашадэви начала стелить ему постель, но он остановил ее:
- Дитя мое, этому телу не требуется сон, так что не утруждай себя. Я буду сидеть и медитировать.
Ашадэви и Банкимбабу поклонились гуру и пошли спать.
На следующее утро, когда они проснулись, Гуру Бхагаван уже исчез вместе со своими падуками (деревянными сандалиями) и камандалу (сосудом для воды). Супруги проверили все окна и двери и убедились, что они заперты изнутри, как и прошлым вечером. Как Гуру Бхагаван покинул дом? Никто, кроме самого махатмы, не знал, как и куда он ушел. Он говорил, что останется только на один день, но они не ожидали, что он пропадет так внезапно и загадочно.
Ашадэви и Банкимбабу расстроило внезапное исчезновение гуру. Но они позабыли о своей печали, когда вспомнили, что столь могущественный сатгуру принял их обоих в ученики. Утешив себя надеждой, что когда-нибудь Гуру Бхагаван, быть может, снова благословит их своим священным даршаном, они вновь погрузились в обыденные дела.
Гуру Бхагаван произвел на Банкимбабу глубокое впечатление. Желание стать монахом и обрести освобождение укоренилось в глубине его сердца. Постепенно Банкимбабу начал сворачивать все дела своей фирмы и в конце концов закрыл ее. Он завещал все свое имущество Ашадэви и организовал финансовые дела таким образом, чтобы она безбедно жила с одних только процентов. Он полностью отошел от дел и провел несколько месяцев в чтении мантры. И вот как-то ночью Банкимбабу ушел из дому.
Ашадэви даже не подозревала, что ее муж решил уйти из дому, и была потрясена. Она нашла письмо, которое он оставил, пока она спала: «Я оставляю мирскую жизнь, чтобы стать аскетом. Пожалуйста, не волнуйся обо мне. Пожалуйста, не ищи меня. Мы снова встретимся когда-нибудь в будущем».
Так она узнала, что он ушел. К этому времени она уже была беременна. По благословению Гуру Бхагавана, она родила дочку, которую назвали Камлеш. Банкимбабу ушел из дому еще до рождения своего единственного ребенка.
Вот и все, что Бапуджи удалось узнать о мирской жизни Дададжи. Единственное известие, которое Ашадэви получила о своем муже, это что он стал санньясином (монахом-аскетом). Она не имела ни малейшего понятия, кто или когда посвятил его в санньясу. Ей не было известно, где он жил и чем занимался после того, как стал монахом. К тому времени когда Бапуджи нашел ее и привез в Бомбей, она не виделась с мужем уже восемнадцать лет.
Стойкий духом
Однажды утром, через три месяца после возвращения Ашадэви и Камлеш в Калькутту, Бапуджи оделся во все новое и как раз собирался выйти из комнаты, когда услышал, что Дададжи зовет его:
- Свами! Иди сюда.
Дададжи почти никогда не выходил из комнаты, когда наступало время его медитации. Решив, что дело срочное и важное, Бапуджи бросился к Дададжи, поклонился и встал перед ним со сложенными руками. Дададжи был серьезен.
- Сними эту одежду и никуда не уходи. Приготовь два ведра горячей воды для купания, - сказал он.
Прежде чем Бапуджи успел попросить хоть как-то объяснить этот странный приказ, Дададжи уже снова сидел у себя в комнате, погруженный в медитацию.
Полный самых разнообразных предположений, Бапуджи вернулся к себе в комнату, переоделся в старую одежду и стал греть воду. «Зачем Дададжи понадобилась сегодня горячая вода? Он пользуется только холодной. И, кроме того, обычно он совершает омовение не в это время».
Только Бапуджи собирался отнести Дададжи горячую воду, как почтальон принес ему телеграмму из Калькутты. Бапуджи открыл телеграмму и прочел. В ней содержалось известие о смерти Камлеш. Новость подкосила его. Он повалился на пол, обхватил голову руками и громко зарыдал.
Услышав рыдания Бапуджи, Дададжи подошел к нему и спросил:
- Свами, что с тобой случилось? Почему ты ревешь, точно сумасшедший?
Сквозь рыдания Бапуджи смог только проговорить: «Камлеш!» - и протянуть Дададжи телеграмму.
Даже не взглянув на телеграмму, Дададжи сказал:
- Я знаю, сын мой. Но разве из-за этого нужно так убиваться?
От этих слов Бапуджи расплакался еще сильнее. Тогда Дададжи сказал:
- Свами, я предупреждал тебя с самого начала, что если ты слишком сильно привяжешься к своей матушке и сестре, то однажды тебе придется лить слезы.
Эти слова тоже произвели на Бапуджи обратное действие, и он разразился еще более громкими рыданиями. Видя, что слезы Бапуджи не иссякают, Дададжи принялся ласково утешать его и гладить по голове. Это успокоило Бапуджи, и скоро он перестал плакать и взял себя в руки.
- Ты приготовил горячую воду? – спросил Дададжи.
- Да, - кивнул Бапуджи.
Тогда Дададжи велел ему пойти принять ванну. Бапуджи удивленно взглянул на Дададжи и спросил:
- Гуруджи, разве эта вода не нужна Вам самому?
- Мне ванна не требуется, - ответил Дададжи и ушел к себе в комнату.
Смерть Камлеш стала почти невыносимым потрясением для Бапуджи. Он не ел три дня. Когда он отказался от пищи и на четвертый день, подававшие на стол женщины забеспокоились и рассказали обо всем Дададжи. Дададжи пришел в комнату Бапуджи и принялся утешать его с глубочайшей нежностью. Он сел напротив Бапуджи и стал кормить его, увещевая и упрашивая, словно мать, кормящая ребенка. Поддавшись чарам любви Дададжи, Бапуджи покорился и начал есть. Постепенно Бапуджи справился с потрясением и снова погрузился в дела и служение Дададжи.
Однако всего через три месяца из Калькутты пришла вторая телеграмма, на этот раз с известием о смерти матушки Ашадэви. Бапуджи был сломлен. Он снова катался по полу, стеная и горько плача, и снова только утешения Дададжи смогли вернуть ему спокойствие духа.
В обоих трагических случаях Дададжи оставался спокоен. Был ли он бессердечен? Нет, дело не в этом. Его сердце было исполнено сострадания и милосердия, и все же он сохранял невозмутимость, даже в самые тяжелые времена. Он был истинным стхитапраджней , преисполненным любви и нежности, и все же неподвластным мирским заботам.
Божественное тело
Бапуджи по-прежнему ничего не знал о том, как жил Дададжи после принятия аскетизма. Однажды он решился спросить:
- Гуруджи, а в йогу Вас посвятил тоже Гуру Бхагаван? Мне так кажется, потому что как-то раз Вы говорили, что Вашего гуру зовут Бхагаван, а его дом – Кайлаш.
- Твоя догадка верна, - кивнул Дададжи. Теперь, когда у Бапуджи появился ключ, он обрушил на Дададжи целый шквал вопросов.
- Когда Вы приняли санньясу? От кого? Где? Когда и как Вы получили посвящение в йогу от Гуру Бхагавана? Пройдя посвящение, где Вы занимались йога-садханой ?
Дададжи понял, что Бапуджи не отстанет с расспросами, пока не узнает все во всех подробностях, поэтому коротко рассказал любимому ученику следующее:
- Уйдя из дому, я получил санньяс-дикшу (посвящение) от Свами Пракашананджи. После этого целый год я бродил по всей Индии, посещая все главные места паломничеств. Однажды в Харидваре я сидел на возвышении неподалеку от храма Господа Шивы на берегу священного Ганга. Внезапно из ниоткуда появился Гуру Бхагаван. Я тут же узнал его и поклонился ему в ноги. Он сказал, что теперь я готов, и он пришел посвятить меня в йогу. Он провел меня в храм. Там никого не было, даже священнослужителя. Мы прошли во внутренние помещения храма рядом с шивалингамом . Он посвятил меня в йогу и велел найти безлюдное место и в одиночестве заниматься там садханой (духовной дисциплиной). В то же мгновение Гуру Бхагаван исчез, прямо у меня на глазах.
После этого я поселился в лачуге в лесу рядом с Ришикешем, занимаясь садханой, как он и завещал. Раз в день я получал бхикшу (бесплатную пищу) из местной аннакшетры (благотворительной кухни). Так я занимался садханой полные семнадцать лет. Потом, двадцать месяцев назад, я пришел в Бомбей. Но перед уходом в Бомбей это тело перешло к новой душе.
Бапуджи тут же перебил его:
- Душа сменилась? Что это значит?
- Сейчас ты не сможешь понять ответа на этот вопрос. Я объясню когда-нибудь потом.
Дададжи сказал, что занимался садханой неподалеку от Ришикеша семнадцать лет. На это Бапуджи спросил:
- Гурудэв, чтобы добиться совершенства в йоге, нужно так много времени?
- Даже больше, - ответил Дададжи. – После семнадцати лет садханы человек только освобождается от физических уз.
- Что это значит? – спросил Бапуджи. – Намеренный выход из тела?
- Нет. Освободиться от физических уз - значит преодолеть влияние голода, жажды, сна, усталости, жары и холода. Если человек этого добился, значит, он очистился телом.
- Теперь я понимаю, почему Вы никогда не спите, а только сидите, погруженный в медитацию! И почему даже в самый лютый мороз Вы носите только каупину (набедренную повязку). Но ведь Вы едите, хотя и совсем немного. Почему?
- Ни голод, ни жажда не мучат меня. Я принимаю немного пищи, чтобы соблюсти обычай, и выпиваю немного воды, чтобы ополоснуть рот.
- Гурудэв, когда йог избавляется от этих уз, он зовется освобожденным?
- Нет. Преодоление физических уз помогает лишь очистить тело. Когда йог обретает совершенное тело, тогда он становится освобожденным, сиддхой. Сиддхой становится только тот, кто одержал победу над болезнью, старением и смертью. О йоге, преодолевшем эти три последних человеческих ограничения, говорят, что он обладает божественным телом. В Шветашватара-Упанишаде оно описано так:
«На тасья рого, на джара, на мритьюху,
Праптасья йогагнимайя шарирам» (глава 2, стих 12).
«Ни болезнь, ни старость, ни смерть не коснется
Обретшего тело, наполненное огнем йоги».
Тогда Бапуджи спросил:
- Ваше тело – божественное?
- Нет, не божественное. Ты видишь, что этому телу шестьдесят лет. Хотя благодаря очищению через практику йога-садханы оно и выглядит лишь на сорок, все же на нем заметны следы старения.
- Вам шестьдесят?
- Нет, лишь год и три четверти.
- Как такое может быть? Вашему телу шестьдесят лет, а Вам всего год и три четверти?
- Сын мой, мой возраст в этом теле – всего год и три четверти. Но ты постигнешь это лишь в будущем, не теперь. Помнишь тот день, когда ты так горько плакал, потому что не получил мою фотографию? Я показал тебе это тело в окружении слабого сияния, и ты увидел его своим внутренним взором. Я тогда сказал тебе, что тело, которое ты видишь внутренним взором, как и то, которое ты видишь своими физическими глазами, не есть мой истинный образ.
Тогда Бапуджи спросил:
- Значит, божественное тело выглядит, как тело ребенка, которому год и три четверти? Ваш истинный образ – божественное тело?
- Божественное тело напоминает девятнадцатилетнего юношу, и так выглядит мой образ, - ответил Дададжи.
- Если Ваш истинный образ – образ девятнадцатилетнего, значит, это мой возраст! Когда мне выпадет счастье увидеть Ваш истинный образ? – спросил Бапуджи. – Скоро ли Вы благословите меня его лицезрением?
- В будущем я непременно покажу тебе свой истинный образ. Но будь терпелив. Все должно происходить в надлежащее время и не раньше. Только так пристало.
- О Гуруджи! Я нетерпелив по природе своей, и когда Вы оставляете все объяснения на будущее, мое нетерпение только растет!
-Не страшно, что ты любишь мой образ. Мне нравится твоя привязанность ко мне. Но ты обретешь больше счастья, если откажешься от любви и привязанности к моему образу и станешь уделять больше внимания тому, чему я учу тебя. Если ты будешь жить по тем принципам, которым я тебя учу, ты станешь воплощением блаженства!
Услышав это, Бапуджи притих.
Дело опять повисло в воздухе, и до поры Бапуджи не стал больше настаивать на том, чтобы Дададжи показал ему свой истинный образ, но продолжил расспросы в другом направлении:
- Гуруджи, я не понимаю одного: Вы сказали, что после семнадцати лет йога-садханы в Ришикеше Вы достигли телесного очищения. Затем Вы пришли в Бомбей. Вскоре после этого я впервые встретил Вас. Значит ли это, что за тот последний год Вы завершили йога-садхану и обрели божественное тело? Если это так, зачем Вы сохраняете тело, достигшее лишь частичного очищения? Почему Вы не сбросите его и не примете свой истинный образ? Тогда бы я смог немедленно увидеть его.
- Сын мой, я буду оставаться в этом теле, пока оно необходимо мне для выполнения определенных задач. Сиддха-йог может принять не только один или два образа, но даже пять, десять, двадцать пять или тысячу. Я оставлю этот ложный образ, когда он послужит своей цели.
- Разве Вы не можете совершить необходимую работу в божественном образе?
- Да, божественное тело способно без труда выполнить любую работу. Но лучше использовать образ, соответствующий работе. Обычная работа требует обычного образа, необычайная работа требует необычайного образа. Я пришел сюда, чтобы выполнять работу обычного свойства, поэтому я в этом обычном, хотя и очистившемся теле.
- Гуруджи, Вы сказали, что сиддхи может принять множество образов, если того пожелает. Как он это делает?
- Существуют разные способы. Он может создать новое тело, просто пожелав. Или же он может вселиться в тело другого человека и овладеть им. Если другой человек мертв, сиддха может оживить тело, вселившись в него. А если человек жив, сиддха может подчинить себе его душу и осуществить свою цель через него. Эти два способа вселиться в тело другого человека называются пара-кайя правеша, или переселение. Еще один способ – это воплощение. Если сиддха-йог желает провести на земле целую жизнь, трудясь на благо других душ, он рождается в доме какого-нибудь святого и так получает новое тело.
- Гуруджи, создать тело или родиться в новом теле представляется мне допустимым. Но мысль о том, чтобы вселиться в тело другого, не кажется мне правильной. Возможно, войти в тело другого живого человека – допустимо, но мертвое тело кажется мне совершенно непригодным, оно же воняет! Зачем сиддхе вселяться в смердящий труп? По-моему, это неприемлемо.
- Ты верно понял. Мертвое тело считается нечестивым. Но сиддха не вселяется в нечистый труп. Он вселяется только в тело человека, достигшего телесного очищения. Такое очистившееся тело не начинает разлагаться сразу же после смерти. Едва душа покидает тело, сиддха вселяется в него. Так как тело было мертво всего лишь мгновение, оно по-прежнему остается чистым. Поэтому даже этот способ переселения допустим.
- Если это тело – не Ваш истинный образ, то как Вы обрели его: путем переселения, сотворения или воплощения?
- Путем переселения в очистившееся тело, которое умерло.
- Кто был этот умерший йог?
- Я, я сам.
- Я не понимаю. Вы говорите, Вы – мертвый йог, умерший в очистившемся теле, и Вы же сиддха-йог, вселившийся в это тело! Как такое возможно?
- Свами, ты не сможешь понять эту тайну умом. Такие тайны можно постичь, только получив особый опыт. В будущем, когда ты наберешься необходимого опыта, подлинная тайна откроется тебе.
- Гуруджи, почему Вы откладываете все разгадки на будущее?
- Потому что пока ты не готов понять.
- Когда я буду готов?
- Ученик не готов до тех пор, пока он не верит в своего гуру с той же силой, что и в Бога.
- Я считаю Вас Богом!
- Ты и правда относишься ко мне с большой любовью и высочайшим почтением, но чувства, которые ты ко мне испытываешь, подобны чувствам сына к отцу. Тебе понадобятся годы и годы опыта, чтобы постичь божественную любовь и веру.
- Мне придется ждать много лет, прежде чем я смогу увидеть Ваш истинный образ?
- Да.
- Если так должно быть, я проживу все эти годы в ашраме, ожидая, когда мне можно будет увидеть и узнать Ваш истинный образ. Будь что будет, но я никогда не покину Вас!
- Тебе придется покинуть этот ашрам, как и меня. Здесь ты не сможешь увидеть и узнать мой истинный образ.
- Где же я узнаю его?
- В моем поле.
- А где Ваше поле?
- Мое поле – Шивакшетра, Сиддхакшетра .
- Где оно находится?
- Ты узнаешь в будущем.
- Гуруджи! Невыносимо ждать, пока получишь все объяснения в будущем. Быть может, я не готов узреть Ваш истинный образ, но неужели я не готов даже узнать место, где я его узрю?
-Что же, хорошо, я отвечу на твой вопрос одной строфой. Когда ты поймешь ее, можешь считать, что ты готов. Шлока (строфа) звучит так:
«Ахам йогатмавишрута нана рупадхара хара
Чатушпутра сиддхакшетра аштавиншаватара» .
Поразмышляй над смыслом этой санскритской шлоки (стиха). Когда ты поймешь ее в совершенстве, ты поймешь мой истинный образ. И ты поймешь, в каком месте ты увидишь его.
Бапуджи тут же записал эту строфу в свой дневник, чтобы не забыть.
Глава третья _____________________ ПАЛОМНИЧЕСТВО
Отъезд
Время шло быстро. Бапуджи прожил с Дададжи почти год с четвертью.
Однажды Дададжи попросил самых близких учеников собраться в зале для даршана. Дададжи сел на возвышении, Бапуджи встал прямо позади него. Дададжи прервал напряженное ожидание и объявил:
- Завтра вечером я уезжаю. Со мной поедет только Свами, и никто не будет провожать нас на вокзале.
Все потрясенно молчали. Мысль о том, что им придется расстаться со своим любимым Гурудэвом, причиняла слишком сильную боль. Это было невыносимо, и вскоре все начали плакать и всхлипывать. Комната наполнилась звуками рыданий. Но все знали, что таково последнее слово Дададжи, и никто не решился обратиться к нему с просьбой остаться еще на несколько дней или разрешить проводы на вокзале.
Следующее утро было мучительно. Со слезами на глазах один из преданных учеников вложил в руку Бапуджи два недорогих билета третьего класса вместе с пачкой банкнот. Билеты до Матхуры были куплены по распоряжению Дададжи, но насчет денег Бапуджи сомневался.
- Зачем это? – спросил он.
- Пожалуйста, оставь их себе. Они вам понадобятся.
- Нет, Гурудэв приказал мне только следовать за ним. Я не должен беспокоиться о том, чтобы у меня в карманах были деньги, - ответил Бапуджи, возвращая банкноты.
Ученик забрал деньги и сел, удрученно обхватив голову руками. Его голос задрожал и прервался, и он зарыдал так, словно его сердце разрывалось.
В тот день все ученики Гурудэва пришли в ашрам. Никто не захотел остаться дома. Наполненные божественными волнами любви к своему гуру, они весь день постились и читали мантры.
Наконец настал невыносимый момент прощания. Дададжи вышел из комнаты для медитации. Один кусок старой ткани был обернут у него вокруг пояса, другой он держал в руке. Через плечо у него висело полотенце, в другой руке был лишь камандалу. С этим имуществом он пришел в Бомбей год с четвертью тому назад. И вот он прощался с Бомбеем, унося с собой те же самые вещи. Душа, разорвавшая сладостные путы этого мира, пришла в пленительный город Бомбей и теперь покидала воды Мохи (зачарованных морей мирских удовольствий), не неся на себе ни капли соленой воды.
Это была печальная и тягостная сцена. Сотни учеников и преданных не в силах были сдерживать чувства. Им казалось, что их сердца разорвутся от горя. Слезы реками текли у них из глаз. Снова и снова падая на колени, они в последний раз с грустью оказывали своему гуру почести. Когда Дададжи проходил мимо, они бросали гирлянды цветов к его святым стопам. Дададжи поднял руку в благословляющем жесте. Он оделил своей милостью всех собравшихся.
Дададжи спустился с четвертого этажа и медленно направился к ожидавшему автомобилю. Погруженный в блаженный транс, он пребывал в слишком сильном экстазе, чтобы обернуться даже для последнего прощания. Ему некуда было идти кроме как в потустороннее. Бапуджи обогнал его и открыл дверцу автомобиля. Дададжи сел, и Бапуджи последовал за ним, закрыв за собой дверцу. Глухой звук захлопнувшейся двери стрелой боли пронзил сердца собравшихся. Машина покинула ашрам, как будто навсегда.
Когда они прибыли на вокзал, Бапуджи обнаружил, что все вагоны битком набиты. Он волновался, что для Дададжи не найдется места. Сам он был готов стоять стиснутым со всех сторон, но не пристало заставлять Дададжи стоять на ногах.
Пока Бапуджи с беспокойством искал удобное место, Дададжи сказал:
- Свами, наши места в переднем купе, рядом с локомотивом.
Бапуджи заторопился за ним, но все же по пути заглядывал в купе, мимо которых они проходили, в поисках свободных мест. К несчастью, все купе были одинаково забиты народом.
Дададжи беззаботно шел вперед. Дойдя до конца самого первого вагона, он остановился перед дверью и сказал:
- Свами, открой дверь. Нам в это купе.
Бапуджи попытался открыть дверь купе, но не смог. Тем временем кондуктор дунул в свисток, подавая машинисту сигнал отправляться, и Дададжи сам открыл дверь. Как только они вошли внутрь, поезд тронулся.
Внутри было темно. Бапуджи попытался включить свет, но безрезультатно.
- Похоже, лампочка перегорела, или где-то нет контакта, - сказал он.
-И с лампочкой, и с проводами все в порядке, но ты не сможешь включить свет. Гляди, это сделаю я.
Дададжи еще не договорил, а свет уже зажегся. Бапуджи был хорошо знаком со сверхъестественными возможностями Дададжи и не удивился. При свете он смог как следует разглядеть маленькое купе в самом начале вагона с двумя полками у противоположных стен.
Теперь, когда проблема поиска свободных мест в переполненном поезде была решена, Бапуджи успокоился. Купе было в их полном распоряжении, и им было во всех отношениях комфортно. Дададжи снял с плеча полотенце, расстелил его на одной из полок и сел, пристроив рядом с собой камандалу и каупину (набедренную повязку). Бапуджи сел на противоположную полку и положил рядом свою матерчатую сумку. Чувствуя себя совершенно непринужденно, Бапуджи сказал:
- Гуруджи, нас бы просто растоптали, если бы Вы не нашли это купе. Вы знали, что оно свободно?
- Да, - последовал краткий ответ.
- Наверное, никто из пассажиров не вошел в него, потому что здесь было темно.
- Нет, не только из-за темноты.
- Из-за чего же еще?
- А ты смог открыть дверь купе?
- Нет, ручку заклинило, и она никак не поворачивалась.
- Тогда как же я открыл дверь?
- Возможно, Вы оказали на ручку необходимое давление. Бывает, что того, чего не добьешься силой, можно добиться должным умением.
- Чтобы открыть эту дверь, не требовалось ни умения, ни силы. Требовалось твердое намерение.
- Я не совсем понимаю.
- Я принял намерение, что до нашего прихода никто не сможет открыть дверь этого купе. Только после того, как я отказался от этого намерения, стало возможно открыть дверь и включить свет.
- О, так Вы хотите сказать, что забронировали купе одним намерением?
- Да, теперь ты меня понимаешь.
Было около десяти часов вечера. Бапуджи начал зевать - обычно он ложился спать в десять. Заметив, что он зевает, Дададжи сказал:
- Я собираюсь помедитировать сидя, а ты займись тем же самым лежа!
Бапуджи немного смутило довольно саркастическое замечание Дададжи. Но он прекрасно знал, что Дададжи сон не требуется, а самому ему без отдыха не обойтись. Не нужно было стесняться спать в присутствии Дададжи. Бапуджи достал из сумки полотенце и шаль. Он постелил полотенце на полку и решил воспользоваться сумкой вместо подушки. Бапуджи как следует запер обе двери на задвижку, чтобы никто не смог зайти в купе на промежуточных станциях.
Было довольно холодно. В это время года ночи были промозглыми, хотя днем стояла теплая погода. Бапуджи закрыл ставни на окнах, чтобы свежий вечерний воздух не задувал в купе. Тем временем Дададжи погрузился в самадхи, сидя на полке в позе падмасана. Устроив все, Бапуджи завернулся в шаль, лег на полку и почти сразу заснул.
Прошло около двух часов. Бапуджи перевернулся на другой бок и внезапно открыл глаза. Он увидел, что Дададжи на противоположной полке больше нет. Бапуджи резко сел. Он оглядел все купе, но Дададжи нигде не было, хотя полотенце, каупина и камандалу по-прежнему лежали на полке. Тогда Бапуджи заглянул под сиденье и обнаружил, что деревянные сандалии Дададжи исчезли. Он встал и убедился, что задвижки на обеих дверях плотно задвинуты изнутри! Куда же мог подеваться Дададжи? И как он мог выбраться из купе? Бапуджи был просто поражен. Он взглянул на свои часы. Была полночь. Поезд мчался на всей скорости.
В голове у Бапуджи вертелась мысль: «Что я стану делать в Матхуре без Гуруджи, один-одинешенек?» все, что он знал, это что он едет вместе с Дададжи в Матхуру. Но он не знал ни куда они направятся в Матхуре, ни с какой целью.
«Почему Гуруджи исчез?» - ломал он себе голову. Было около полуночи, и он еще не успел как следует выспаться. Размышляя о неожиданном и необъяснимом исчезновении Дададжи, он снова лег на полку и закрыл глаза. Минут через пять он открыл глаза и увидел, что Дададжи как ни в чем не бывало сидит на своей полке.
Бапуджи сел и воскликнул в приятном удивлении:
- Гуруджи, куда Вы исчезали некоторое время назад?
Дададжи невозмутимо взглянул на него, как будто ничего не случилось, и ответил вопросом на вопрос:
- Свами! Ты что, разговариваешь во сне?
- Нет, я не разговариваю во сне, я вовсе не сплю. Несколько минут назад Вас здесь не было.
- Похоже, у тебя галлюцинации.
- Нет, это не галлюцинации. У меня сна ни в одном глазу, и несколько минут назад Вас точно не было в купе. Я искал повсюду, но Вас просто не было.
- Ну, теперь-то я здесь, и ты можешь спокойно спать.
- Гуруджи! Вы пытаетесь уйти от ответа, чтобы не говорить мне правды!
- Я что, обязан тебе обо всем рассказывать? Разве есть такое правило?
- Нет, конечно, такого правила быть не может. Но разве не естественно, что мне любопытно узнать о таком странном происшествии?
- Твое любопытство просто не имеет границ. Ты хочешь знать обо всем и сразу. Еще только полночь, так что ложись снова спать.
- Даже если я попытаюсь, то теперь все равно не усну, пока Вы не скажете мне правду.
-Да ну? А разве несколько минут назад ты не задремал, не зная правды? Попробуй еще раз и уснешь.
- Вы определенно пытаетесь уйти от объяснений. Вы предпочли бы скрыть это от меня?
- о нет, мне нечего скрывать. Но и тебе не пристало настаивать, чтобы я немедленно объяснял каждый пустяк.
- Хорошо, можете не объяснять прямо сейчас, но Вы расскажете позже?
- Да, расскажу.
- Когда? – Бапуджи хотел знать все.
- Ты узнаешь обо всем после приезда в Матхуру.
Дададжи, в своем духе, оставил объяснение на будущее. Бапуджи ничего не оставалось, как только терпеливо ждать. Бапуджи снова уснул, а Дададжи опять погрузился в самадхи.
Около пяти часов утра Бапуджи проснулся, Дададжи как раз выходил из самадхи. За ночь никто больше не вошел в купе, так что их обоих не беспокоили. Поезд прибыл на большую станцию и остановился довольно надолго. Когда Дададжи и Бапуджи сошли с поезда, чтобы умыться, в купе вошло еще несколько пассажиров. Когда они вернулись, Дададжи сел рядом с дверью и подал Бапуджи знак сесть рядом, чтобы никто больше не мог занять место подле него. Бапуджи так и сделал. Поболтав немного о том о сем, Дададжи погрузился в экстатическое состояние, а Бапуджи принялся читать книгу, которую захватил с собой.
Бапуджи привык обедать в десять утра, но у него не было с собой ни еды, ни денег. Дададжи был выше голода и жажды и был погружен в безмятежную медитацию. К половине одиннадцатого Бапуджи сильно проголодался, но что ему оставалось, кроме как сносить муки голода. Когда Дададжи вышел из глубокой медитации, был уже почти полдень. Он мягко спросил Бапуджи:
- Свами, почему ты не обедаешь, раз ты голоден? Зачем без нужды мучить себя?
Бапуджи действительно был ужасно голоден и тут же выдал свое раздражение и горечь:
- И кто же, по-вашему, станет кормить меня бесплатно?
- Твоя правда, но ведь у тебя с собой есть деньги, зачем же так скаредничать?
В ответ Бапуджи показал ему свои пустые карманы и сказал:
- Видите, у меня нет с собой ни единой пайсы (мелкой монеты). Я в точности следовал Вашим указаниям.
- Вне всякого сомнения, в карманах у тебя денег нет. Но зато они есть в твоем дневнике.
- Извините, но я Вас не понимаю.
- Просто посмотри в дневнике и все поймешь.
Бапуджи тут же достал из сумки дневник и принялся перелистывать страницы. Почти сразу же он наткнулся на купюру в одну рупию. Бапуджи был одновременно удивлен и смущен этой находкой. Он действительно хранил иногда деньги в своем дневнике. Он мог запросто положить купюру в дневник, а после позабыть. Совершенно случайно он вез с собой купюру в одну рупию. Теперь у Бапуджи было ощущение, что он нарушил приказание своего гуру, пусть и ненамеренно. Полный смущения, он сказал:
- Гуруджи, я не собирался нарушать Ваши указания. Я не знал, что у меня с собой эти деньги.
- О да, ты тщательно следовал моим указаниям: я просил тебя не везти с собой денег в карманах. А ведь, в конце концов, эти деньги оказались у тебя в дневнике, а не в кармане.
- Я правда даже не думал о том, чтобы нарушить Ваши указания. Эти деньги оказались в дневнике без моего ведома.
- О да, я знаю, что ты взял с собой деньги не нарочно. Они сами сели на поезд вместе с тобой, подумав: «Свами останется голоден, если мы не заберемся к нему в дневник!»
Дададжи снова улыбнулся.
– Гуруджи, я говорю правду. Я действительно вез их с собой не нарочно.
- Я знаю, что деньги остались в дневнике без твоего ведома. Так что возьми их, как подарок небес, и используй, чтобы утолить голод.
Бапуджи был очень доволен, ведь именно этого ему и хотелось. Теперь возникла другая проблема: как накормить двух человек на одну рупию. Хотя шел 1932 год, и все стоило недорого, одной рупии все-таки было недостаточно, чтобы купить обед на двоих. Дададжи догадался, что тревожит Бапуджи, и сказал:
- Мне не требуется пища. Поешь один.
Вскоре поезд остановился на станции. Бапуджи поел, а на оставшиеся деньги купил немного фруктов для Дададжи. Сначала Дададжи не хотел ничего есть, но, поддавшись настойчивым уговорам Бапуджи, он съел банан, только чтобы успокоить своего не в меру заботливого ученика. Остальные фрукты они сложили в сумку к Бапуджи.
Остаток пути прошел без происшествий. Дададжи был погружен в самадхи, а Бапуджи читал. Поезд прибыл в Матхуру вечером. С вокзала Дададжи и Бапуджи направились прямо к реке Ямуне. Когда они поднялись на Вишрам-Гхат , священная река предстала их взглядам, освещенная закатным заревом.
На берегах Ямуны расположено несколько гхатов, но Вишрам-Гхат занимает среди них особое место. По легенде, Господь Кришна и его брат Баларама совершали здесь омовение, чтобы смыть грязь и изнеможение после победы над Кансой , царем-демоном Матхуры. Совершив омовение, они сделали привал в этом месте, поэтому оно стало известно как Вишрам-Гхат, гхат для отдыха.
Дададжи и Бапуджи тоже совершили омовение в священных водах Ямуны, чтобы смыть усталость и грязь долгого путешествия. Они тоже решили переночевать здесь. Бапуджи привык есть только раз в день, а Дададжи вообще не испытывал ни голода, ни жажды. Пока Бапуджи съел два фрукта из своей сумки, Дададжи устроился для медитации в уединенном месте. Бапуджи нашел себе местечко в углу, где стены защищали его от холода. Он уснул, мысленно повторяя имя Бога.
Преданный
На следующее утро они проснулись рано и еще раз искупались в Ямуне. Затем они направились в храм Дварикадхиша, широко известный храм в Матхуре, считающийся особо священным местом паломничеств у вайшнавов . Храм очень красив, а внутри него находится величественное четырехрукое изваяние Дварикадхиша . Внутри храма есть просторное помещение, где собираются преданные. Толпы верующих начали прибывать в храм с самого утра. Дададжи и Бапуджи вошли в храм и спокойно созерцали изваяние почти пятнадцать минут. Затем они вышли во внутренний двор храма и устроились в укромном уголке. Дададжи расстелил полотенце на невысоком помосте и сел. Бапуджи сел подле него на ступенях, чуть пониже.
Через две-три минуты к Дададжи подошел какой-то улыбающийся господин. Он достал из мешка длинную красивую гирлянду цветов и надел ее Дададжи на шею. После этого он с великим почтением пал ниц перед Дададжи. Через некоторое время он поднялся и молча сел напротив, сложив вместе руки. По его щекам струились слезы любви. Бапуджи догадался, что это преданный Дададжи, который лично знает его.
Затем преданный сказал:
- Гурудэв, я сразу же нашел Вас. Я увидел Вас, как только вошел в стены храма, и тут же подошел.
Дададжи радостно взглянул на него и сказал:
- Если ты еще не получил даршан Дварикадхиша, сначала сходи в храм, а потом возвращайся.
Господин поднялся и пошел в храм, как велел Дададжи.
Когда он ушел, Бапуджи спросил:
- Похоже, Вы знакомы с этим господином?
- Да.
- Он живет в этом городе?
- Нет, он живет в Дели.
- Кажется, это не просто преданный.
- Он мой преданный-мирянин и близкий друг.
- Такое впечатление, что он знал о Вашем приезде в Матхуру.
- Ты угадал.
Пока они разговаривали, господин вернулся из храма, получив даршан господа Дварикадхиша. Он сел напротив Дададжи со сложенными руками и почтительно произнес:
- Гурудэв, Ваш слуга готов служить Вам. Скажите, что я могу для Вас сделать?
Сказав это, он вежливо взглянул на Бапуджи. Дададжи тут же их познакомил:
- Хемант, это мой ученик Свами, - и, повернувшись к Бапуджи, добавил: - Свами, это мой преданный Хемант.
Когда Дададжи представил их друг другу, они сложили руки и обменялись поклонами.
Хемантбабу продолжил свой разговор с Дададжи:
- Гурудэв, Панкадж совсем поправился. Он и Субхадра передают Вам поклон. Панкадж очень хотел поехать вместе со мной, но я убедил его, что привезу Вас с собой в Дели, и он в конце концов сдался.
- Ты поступил правильно. Сейчас поездка была бы для него слишком утомительной. Ему нужен отдых.
- Гурудэв, в ту ночь я был так поглощен собственным горем, что позабыл спросить, где Вы живете и чем занимаетесь. Вы живете в Матхуре? Вы основали здесь ашрам?
- Нет, я приехал в Матхуру лишь вчера вечером. До этого я провел двадцать один месяц в Бомбее. Свами был со мной пятнадцать месяцев.
- Где вы остановились? Где вы ночевали?
- На Вишрам-Гхате.
- Тогда прошу Вас, поезжайте сегодня вечером со мной в Дели и гостите у нас, сколько душе угодно. Свами тоже будет желанным гостем.
- Мы обязательно отправимся в Дели, но не сегодня. Мы хотели бы совершить паломничество в Враджабхуми , так что до Дели мы доберемся за неделю.
- Я обещал Субхадре, что вернусь в Дели к вечеру и привезу Вас с собой, но, с Вашего позволения, я хотел бы присоединиться к вам.
- Тебе лучше вернуться в Дели сегодня, иначе Субхадра будет волноваться. К тому же путешествие с санньясином будет для тебя довольно трудным: мы пойдем пешком и будем есть, только если кто-нибудь предложит нам пищу. Все это не по тебе.
- Когда же мне вернуться, чтобы забрать вас? Где вас встретить?
- Тебе не нужно за нами возвращаться, мы сами придем в Дели. Дай Свами свой адрес.
Бапуджи записал адрес Хемантбабу к себе в дневник. Какое-то время Они провели в беседе. Около десяти утра Хемантбабу попросил Дададжи:
- Позвольте мне угостить вас обедом, прежде чем я уеду в Дели.
- Мне пища не требуется, но возьми с собой Свами. Можешь ехать после того, как он пообедает.
Потом Дададжи повернулся к Бапуджи и сказал:
- Возвращайся, когда пообедаешь. Я буду ждать тебя здесь.
Бапуджи не хотелось оставлять Дададжи одного, но он был очень голоден, и иного выбора ему не оставалось. Хемантбабу пал ниц у ног Дададжи со слезами на глазах и попросил позволения покинуть его. Дададжи дал свое молчаливое согласие, благословив его. Бапуджи тоже пал перед ним ниц и попросил позволения пойти с Хемантбабу.
Хемантбабу и Бапуджи вышли из храма и направились к находившемуся неподалеку чистенькому и опрятному ресторану. Они провели вместе около часа за едой и дружескими разговорами. Бапуджи удалось побольше узнать о своем новом друге и его отношениях с Дададжи.
Хемантбабу был бенгальцем, выросшим в Калькутте. Отец Банкимбабу был близким другом семьи Хеманта, и молодые люди относились друг к другу с большой сердечностью. Хотя Хемантбабу был лет на десять младше Банкимбабу, они стали добрыми друзьями. Женившись, Хемантбабу переехал в Дели по работе. Его жену звали Субхадра. Они были счастливой семьей, и у них был восьмилетний сын по имени Панкадж.
Со временем Банкимбабу стал санньясином и получил имя Свами Пранавананд. Приняв санньясу, он около года совершал паломничества по святым местам. В этот период он два месяца гостил в делийском доме Хемантбабу во время сезона дождей. Хемантбабу был религиозен до глубины души. Он и Субхадра приняли от Свами Пранавананда посвящение в мантру. Так Хемантбабу перестал быть другом и стал учеником.
Следующие семнадцать лет Свами Пранавананд жил в уединении, занимаясь садханой. В это время он больше не проводил посвящений, так что Хемантбабу и Субхадра были, возможно, его единственными учениками. Они не виделись со Свами Пранаванандом почти двадцать лет. Несмотря на это, их вера в гуру была непоколебима, и они свято хранили память о нем, регулярно читая гуру-мантру.
Совершенно неожиданно единственный сын Хемантбабу Панкадж подхватил оспу. Хемантбабу тут же начал лечение, предписанное врачом, но состояние мальчика становилось хуже день ото дня. Постепенно он начал терять зрение. Лечение нисколько не помогало. В конце концов он полностью потерял зрение.
Еще через два дня положение стало очень серьезным. Около десяти часов вечера Панкадж перестал дышать. Хемантбабу пощупал ему пульс, и ему показалось, что сердце остановилось. Субхадрадэви впала в панику и начала стенать и плакать. Они почти оставили всякую надежду. В эту минуту отчаяния они с великой верой и пылом принялись повторять имя своего гуру. Вскоре в парадную дверь кто-то постучался. Хемантбабу открыл и увидел, что пришел Дададжи, его Гурудэв. Он был вне себя от удивления и сказал:
- Гурудэв, Ваш приход в эту минуту – акт великого милосердия.
И, словно позабыв о своем горе, он радостно закричал:
- Субхадра! Только посмотри, кто здесь! Гурудэв пришел!
При упоминании имени Гурудэва Субхадра прибежала со всех ног, утирая слезы. Оба супруга пали к ногам Дададжи.
Прежде чем они смогли что-нибудь сказать, заговорил Дададжи:
- Не волнуйтесь о Панкадже. Отведите меня к нему.
Хемантбабу отвел его в комнату, где лежал без сознания Панкадж. Субхадра тут же постелила на стул чистый кусок ткани и пододвинула его к постели Панкаджа. Дададжи сел и посмотрел на ребенка.
Хотя Дададжи прекрасно представлял себе состояние Панкаджа, чтобы соблюсти формальности, он попросил:
- Расскажите, что случилось с Панкаджем.
Хемантбабу был краток:
- Гурудэв, он заболел оспой и потерял зрение. Доктора не смогли помочь Панкаджу, и вот он лежит на смертном одре. Теперь только Вы можете спасти его.
Его слова перешли в горестные рыдания. Субхадра тоже плакала.
- Не волнуйтесь, очень скоро Панкадж поправится, - утешал их Дададжи.
- Дыхание и пульс остановились, и мы уже потеряли всякую надежду. Ему не жить, если Вы не смилостивитесь, - ответил Хемантбабу.
Хемантбабу и Субхадра рыдали уже совсем безутешно.
Дададжи снял свои деревянные сандалии и подал одну Хемантбабу, а другую Субхадрадэви. Затем он попросил их бережно растереть все тело мальчика подошвами сандалий.
Хемантбабу и Субхадра послушно принялись осторожно тереть тело Панкаджа сандалиями. Дададжи закрыл глаза и положил правую руку Панкаджу на грудь. Какое-то время он сидел в этом положении. Вскоре язвы стали пропадать повсюду, где сандалии касались тела. За несколько минут они и вовсе исчезли.
- Тереть сандалиями больше не нужно, - сказал Дададжи и попросил Хемантбабу проверить у Панкаджа пульс.
Хемантбабу так и сделал. И что же! Сердце мальчика начало биться, и он снова дышал!
Дададжи снял руку с груди Панкаджа и положил ее ему на лоб. Как и раньше, он сидел молча с закрытыми глазами. Через какое-то время он открыл глаза, и вслед за ним открыл глаза Панкадж.
Панкадж потянулся всем телом, как будто спал и только что проснулся, и уставился на Дададжи.
Мальчик тихо спросил:
- Мама, кто меня разбудил?
- Сынок, тебя пробудил Гурудэв, - ответила Субхадрадэви.
- Это Гурудэв? – спросил Панкадж, глядя на Дададжи.
- Да, сынок. Ты его видишь? – спросил Хемантбабу.
- Да. Человек, который сидит рядом со мной и держит руку у меня на лбу, это Гурудэв? Тогда я вижу его.
- А меня ты видишь? – спросил Хемантбабу.
- Нет.
- А маму?
- Нет.
Хемантбабу и Субхадрадэви смотрели на Дададжи со смешенным чувством радости и удивления. Дададжи объяснил, в чем дело:
- Пока он видит благодаря моим силам, и поэтому видит только меня. Но через некоторое время он сможет видеть самостоятельно. Его зрение восстановится, и он будет видеть все и всех.
Хемантбабу и Субхадрадэви с благодарностью пали ниц перед Дададжи. По их щекам струились слезы радости.
- Гурудэв, сегодня Вы дали новую жизнь не только Панкаджу, но всей нашей семье, - сказал Хемантбабу. – Мы никогда не сможем отплатить Вам за доброту, уж точно не в этой жизни. Мы считаем, что нам необычайно повезло: спустя двадцать долгих лет Вы выбрали именно этот день, чтобы посетить нас. Мы – Ваши невежественные и ничтожные дети, но Вы – океан милосердия. Вы божественное существо, и Ваши поступки выше нашего понимания.
Затем Хемантбабу поднял Панкаджа с постели и велел ему поклониться Дададжи в ноги.
Когда часы пробили двенадцать, Дададжи поднялся и сказал:
- Теперь я должен идти.
Услышав, что Дададжи собирается уходить, Субхадра сказала:
- О нет! Мы были так эгоистичны и взволнованы, что позабыли совершить перед Вами поклонение.
- Гурудэв, Вы пришли после стольких лет, - добавил Хемантбабу, - пожалуйста, погостите у нас несколько дней.
- Это невозможно, - ответил Дададжи.
- Тогда переночуйте, пожалуйста, у нас и отправляйтесь в путь утром.
- Нет, я уйду прямо сейчас.
С этими словами Дададжи направился к двери.
Хемантбабу понял, что Дададжи точно не останется, и спросил:
- Когда и где я смогу снова увидеть Вас?
- Послезавтра, после восхода солнца в храме Дварикадхиша в Матхуре.
- Как Вы отправитесь в Матхуру в такой поздний час?
- Не волнуйся об этом. Йоги всегда в пути. Сейчас я путешествую во время другого путешествия.
С этими словами Дададжи остановился перед дверью, и Хемантбабу с большой неохотой открыл ее перед ним. На улице было темно. Через несколько мгновений Дададжи исчез в темноте.
Бапуджи узнал обо всем этом от Хемантбабу. Теперь он понял, куда исчезал Дададжи в поезде по пути в Матхуру. Кроме того, Бапуджи понял, что, отправив его пообедать с Хемантбабу, Дададжи убил двух зайцев: сдержал обещание объяснить свое исчезновение прошлым вечером и утолил его голод.
Прежде чем уехать в Дели, Хемантбабу купил для Дададжи фруктов. Он отдал их Бапуджи и предложил также денег для легкости и удобства путешественников. Однако Бапуджи отказался, сказав:
- О нет, я не могу принять ни от кого ни пайсы. Гуруджи строго-настрого запретил мне.
Бапуджи был особенно осторожен. Воспоминание о том смущении, в которое привела его нечаянно забытая в дневнике рупия, было еще свежо! В конце концов они расстались. Хемантбабу поехал в Дели, а Бапуджи вернулся в храм Дварикадхиша.
По настоянию Бапуджи Дададжи взял один из фруктов, присланных Хемантбабу, и съел его с большой признательностью. Он попросил Бапуджи оставить остальные фрукты себе. Затем Бапуджи спросил:
- Гуруджи, каковы наши дальнейшие планы?
Сокровенные тайны йоги
- Сегодня я хочу рассказать тебе нечто особенное, - ответил Дададжи, - но для этого лучше подойдет более уединенное место. Здесь слишком много народу, нам придется пойти куда-нибудь, где потише.
С этими словами Дададжи взял полотенце, каупину и камандалу и направился к выходу из храма. Бапуджи подобрал сумку и пошел за ним.
Покинув территорию храма, Дададжи зашагал вперед, ни у кого не спрашивая дороги, как будто хорошо ориентировался в Матхуре. Так как Бапуджи не знал города, он просто шел за Дададжи. Через некоторое время они прошли узкий переулок и оказались перед еще одним храмом.
Этот храм с огромным внутренним залом был посвящен Господу Шиве. Они вошли внутрь и пали ниц перед образом Бога. Единственным человеком поблизости был дремавший священник. Храм находился в тихом районе, к тому же в послеполуденные часы на богослужение никто не приходил. Дададжи сел перед лингамом, чтобы помедитировать минут десять. Бапуджи тоже присел ненадолго, чтобы повторять имя Бога в тишине и покое. От священнослужителя он узнал, что храм посвящен Господу Рангешвару, одному из лингамов Господа Шивы .
После медитации Дададжи вышел во внутренний двор храма и сел на помост. Бапуджи сел рядом с ним на несколько ступеней ниже. Старый священник остался в храме. Таким образом, они были одни в этом совершенно безлюдном и тихом месте. Все же Дададжи внимательно огляделся, чтобы убедиться, что никто не сможет подслушать их разговор.
Затем Дададжи заговорил серьезным тоном:
- Свами, сегодня я расскажу тебе нечто бесценное. Ничто в этом мире не сравнится с этим знанием. Я раскрою перед тобой глубочайшие и сокровеннейшие тайны йоги.
- Ваши благодеяния - большая милость с Вашей стороны и огромное счастье для меня, - искренне сказал Бапуджи.
- Я уже посвятил тебя в йогу, - продолжал Дададжи, - но не объяснил тебе ее тайн. Посвящение в йогу – это ключ к садхане, и в будущем ты начнешь заниматься садханой. Со временем ты достигнешь определенного уровня развития, и тогда тебе понадобится особое руководство. Я объясняю тебе тайны йоги сегодня, чтобы в будущем тебе не пришлось столкнуться с трудностями из-за моего отсутствия.
- Разве Вы не благословите меня своим присутствием во время практики йога-садханы?
- Нет, и именно поэтому я объясняю все это заранее, - ответил Дададжи. – Вообще-то, по обычаю, гуру должен раскрывать тайны йоги, только когда ученик достигнет определенного уровня развития.
- Вы оказываете мне великую милость, позволяя мне получить эти знания заранее, - сказал Бапуджи.
После этого короткого разговора Дададжи открыл Бапуджи тайны йоги и подробно объяснил каждый из ее аспектов. Если Бапуджи не мог понять что-то до конца, то задавал дополнительные вопросы.
Разрешив все сомнения Бапуджи, Дададжи спросил:
- Теперь ты ясно понимаешь тайны йоги?
Бапуджи ответил откровенно:
- Гуруджи, я внимательно слушал то, что Вы говорили, и хорошо все запомнил. Но, похоже, пока я не способен понять все эти аспекты в их единстве.
- Пока достаточно того, что ты запомнил все, что я рассказал, - ответил Дададжи. – Ты обретешь истинное понимание только через собственный йогический опыт.
- Можно мне сделать пометки в дневнике, чтобы ничего не забыть?
- Нет, такие вещи нельзя записывать. Традиция ясно говорит, что гуру может объяснять такие знания своему ученику только устно.
- Вы часто говорили, что наши священные тексты полны во всех отношениях и содержат все необходимые садхаке наставления, - сказал Бапуджи. – Если это так, разве тайны йоги не записаны в священных текстах?
- Даже в священных текстах тайны йоги не раскрыты так, как я только что объяснил их тебе. Конечно, в священных текстах можно найти намеки эзотерического характера, но они не будут понятны, пока человек не достигнет определенного уровня в йога-садхане. Более того, даже на таком уровне садханы может понадобиться помощь гуру, сведущего в подобных вещах, чтобы понять истинное значение, скрытое за эзотерическим языком.
- А образованный человек не может постичь подлинное значение этих тайн только из священных текстов, без долгой и усердной практики садханы? – спросил Бапуджи.
- Я ведь объяснил тебе эти тайны устно, простым языком, а не эзотерическими словами. А ты как следует меня понимал?
- Нет, - признался Бапуджи.
- Так как же можно постичь эти тайны, просто читая текст, написанный эзотерическим языком? Необходимо достичь определенного уровня в йоге, чтобы получить понимание этих знаний. Только тогда, с помощью гуру, можно понять эзотерический смысл священных текстов.
Тогда Бапуджи спросил:
- Вы были необычайно добры и открыли мне тайны йоги заранее, хотя я еще не достиг необходимого уровня. В будущем мне тоже можно будет открыть эти тайны заранее?
- Нет, - ответил Дададжи. – Я знаю, что ты достигнешь этого уровня в будущем, поэтому в твоем случае я сделал исключение и рассказал тебе эти тайны заранее. Только тот гуру, кто знает прошлое, настоящее и будущее, может делать подобные исключения. Другие должны открывать тайны йоги только после того, как ученик достигнет требуемого уровня развития и докажет, что достоин получить эти знания.
- Вам известно прошлое, настоящее и будущее, - ответил Бапуджи, - и Вы говорите, что хоть я не достоин сейчас, но стану достойным в будущем. Мне, конечно, очень радостно это знать. Я понимаю, что стану достойным только Вашей милостью. Но скажите, пожалуйста, как обычному гуру узнать, достоин ли ученик получить это тайное знание?
- Невозможно решить, достоин ли ученик, просто получив определение слова «достойный», - ответил Дададжи. – Необходимое понимание разницы между достойными и недостойными придет к тебе само, когда ты достигнешь определенного уровня на пути йоги.
- Что случится, если кто-нибудь ошибется и откроет тайны йоги недостойному?
- Вместо того, чтобы принести ему благо, это принесет ему один вред. Лучше не открывать ему эти тайны.
- Я получил знание прежде, чем стал достоин. Это не причинит мне вреда?
- Нет, - ответил Дададжи, - ведь в будущем ты непременно станешь достоин, поэтому это не причинит тебе вреда. Но ты должен открывать эти тайны ученику, только когда он докажет, что достоин, достигнув необходимого уровня. Никогда не открывай их недостойному.
- Я обязательно выполню Ваш приказ. То, что Вы открыли мне столь необычайные тайны сегодня, знак Вашего великого милосердия. Я перед Вами в огромном долгу. Когда я смогу вернуть этот долг? Думаю, что никогда.
На все сомнения Бапуджи Дададжи дал удивительный ответ:
- Сын мой, есть разница между мирскими долгами и долгами духовными. Мирские долги возвращаются по принципу «ты – мне, я – тебе». Но духовные долги можно вернуть, только если следовать традиции и передать свет полученного от гуру знания достойному ученику.
Над этим стоит поразмыслить. Когда один человек одалживает что-нибудь у другого, он становится должником. Чтобы уплатить этот мирской долг, он должен вернуть одолженную сумму вместе с процентами. Только в этом случае считается, что долг возвращен. Получая знание от гуру, мы тоже становимся его должниками, но от нас не требуется возвращать этот долг –гуру не нужно это знание, он уже им обладает.
Есть лишь один способ вернуть духовный долг: мы будем вечными должниками наших гуру, пока в надлежащее время не передадим полученное знание достойному ученику. То есть, чтобы освободиться от духовного долга, необходимо передавать знание дальше, от гуру к ученику.
Бапуджи хотел еще раз во всем удостовериться и спросил:
- Гуруджи, я освобожусь от долга, если передам знание о тайнах йоги своему ученику?
- Да, если ученик будет действительно достоин принять это знание.
- Если невозможно найти достойного ученика, можно передать тайны недостойному, чтобы освободиться от долга?
- Нет, если открыть эти тайны недостойному, это не освободит тебя от долга.
- Если в этой жизни я не буду благословлен достойным учеником, долг останется неоплаченным? Бремя долга перейдет в следующее воплощение?
- Да.
- Но разве в следующем воплощении тайны йоги не забудутся? Как же тогда освободиться от долга?
- Если гуру наделен сверхъестественными силами, он может сделать так, чтобы ученик помнил тайны йоги даже в следующем воплощении.
- Ну, тогда мне не о чем волноваться, ведь Вы и есть такой гуру. И все же меня беспокоит еще один вопрос. Можно мне его задать?
- конечно. Все твои сомнения необходимо рассеять.
- Я найду достойного ученика в этом воплощении?
- Похоже, ты, в своем духе, опять стремишься узнать будущее! Это не подлинное сомнение, а искушение узнать будущее.
- Гуруджи, я ничего не могу с собой поделать. Вы всеведущи, а я знаю так мало. Я не могу устоять перед искушением задавать такие вопросы снова и снова. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, только если не можете устоять перед искушением ответить.
- В будущем у тебя будут толпы последователей.
- То есть, у меня будет так много достойных учеников?
- Не глупи! Разве бывают толпы достойных учеников? Я говорю об обычных последователях.
- Я спрашиваю о достойных учениках, а не об обычных.
- Почему ты переживаешь об этом сейчас? Ты найдешь по крайней мере одного достойного ученика среди многих.
- Это уже неплохо. Значит, я освобожусь от своего долга уже в этой жизни.
Посвятив Бапуджи в высшие тайны йоги в храме Рангешвара Шивы, Дададжи сказал:
- Теперь начнется наше паломничество во Враджабхуми. Матхура – место рождения Господа Кришны. Посетив это место, мы отправимся в Гокуль.
Господь Кришна родился в темнице Кансы, царя Матхуры и дяди Господа Кришны по матери. В Матхуре до сих пор стоит старинная постройка, считающаяся этой самой темницей. По легенде, Канса запер в ней родителей Господа Кришны, и тот родился, когда они были в заточении. На этом месте был воздвигнут памятник, привлекающий множество паломников. По обычаю, здесь начинается паломничество в Враджабхуми. Дададжи и Бапуджи тоже решили почтить это место и начать оттуда свое паломничество.
Прежде чем отправиться в путь, Дададжи перечислил несколько правил:
- Мы совершим паломничество пешком и к тому же босыми. Мы должны по возможности хранить молчание и во время ходьбы повторять имя Бога. Говорить можно только в случае абсолютной необходимости. Во время путешествия мы будем есть только раз в день, прося милостыню в благотворительных заведениях, предоставляющих паломникам пищу. Спать мы будем на полу.
С почтительной покорностью Бапуджи снял сандалии и убрал их в сумку. Дададжи тоже снял свои деревянные сандалии, и Бапуджи подобрал их и понес в руке. Дададжи нес только камандалу, второе полотенце и каупину.
Прежде чем они начали свой путь, Бапуджи задал вопрос:
- Гуруджи, Вы сказали, что мы должны хранить молчание. Но я совершаю это паломничество впервые и ничего не знаю о святых местах этой земли и их значении. Если я ничего о них не узнаю, паломничество будет для меня бессмысленным, просто упражнением для ног. По-моему, только осмысленное паломничество может быть полезно, поэтому я прошу Вас объяснять мне значение святых мест, которые мы будем посещать, когда Вы сочтете это нужным.
Дададжи согласился:
- Хорошо, при необходимости я буду давать тебе краткие пояснения. Но если тебе захочется узнать что-то еще, запомни свои вопросы и задай их мне вечером, перед сном. Мы сможем обсудить их тогда.
Как и было задумано, вскоре они прибыли на место рождения Господа Кришны. Оттуда они отправились в Гокуль. Господь Кришна тоже совершил путешествие из Матхуры в Гокуль: когда он родился, его отец Васудэва положил его в корзину и перевез через реку Ямуну в Гокуль, к человеку по имени Нанд, чтобы спасти сына от гнева злого царя Кансы.
Гокуль – очень значимое и святое место, потому что Господь Кришна провел здесь все свое детство в играх и проказах. Здесь находится бесчисленное множество древних и святых мест, напоминающих паломнику о детских приключениях Господа Кришны. Дададжи и Бапуджи посетили важнейшие храмы Гокуля и еще несколько мест, связанных с детством Господа Кришны. В сумерках они пришли в место под названием Рамана-Рети.
В Рамана-Рети царила атмосфера покоя и красоты. Природная прелесть и безмятежность этого места привлекает сюда многих садхаков, санньясинов и святых, которые строят здесь маленькие травяные хижины, чтобы заниматься садханой. Никто не относится к этим хижинам как к своей собственности, поэтому когда санньясин или святой уходит, любой другой может свободно придти и занять освободившуюся хижину.
Дададжи нашел такую пустующую хижину. Он отвел Бапуджи прямо к ней и сказал:
- Свами, мы проведем ночь здесь.
Пока Бапуджи прибирался в хижине, Дададжи умылся водой из камандалу. Закончив уборку, Бапуджи тоже захотел умыться. Он видел, что Дададжи умывался водой из камандалу, и решил, что сосуд, должно быть, пуст. Он взял камандалу, собираясь наполнить его свежей водой из источника, но обнаружил, что сосуд тяжел. Бапуджи увидел, что сосуд полон, как и прежде. Дададжи заметил, что Бапуджи поднял камандалу, и спросил:
- Куда это ты?
- Я подумал, что камандалу, наверное, пуст, и собирался сходить за водой. Но оказалось, что он полон. Разве Вы не умылись этой водой?
- Я умывался водой из камандалу, и ты можешь сделать то же самое. Вода в нем не иссякнет, пока не закончится наше паломничество.
Утром Дададжи наполнил камандалу водой из реки Ямуны. После этого он больше не наполнял его. По дороге они пили из него всякий раз, как испытывали жажду. И тем не менее он оставался полон. Бапуджи ничего не заметил, потому что сосуд нес Дададжи. Умывшись, Бапуджи еще раз заглянул в камандалу и убедился, что он, как и прежде, полон.
Бапуджи пообедал вместе с Хемантбабу в Матхуре. Во время паломничества он должен был есть только раз в день, поэтому об ужине не могло быть и речи, но Дададжи сказал ему:
- Свами, ты, должно быть, устал и голоден после целого дня ходьбы, так что поешь фруктов из своей сумки.
Утром Дададжи съел лишь один из фруктов, купленных для него Хемантбабу, и Бапуджи убрал остальные к себе в сумку. Он достал фрукты и предложил их Дададжи, который откусил от одного из них, чтобы он стал прасадой (благословленной пищей), и вернул Бапуджи. Бапуджи с большим аппетитом съел его вместе с остальными фруктами. К тому времени как он окончил свой ужин, Дададжи уже устроился в одном конце хижины и вошел в самадхи. Было темно, и Бапуджи устал. Он лег в другом конце хижины и заснул.
На следующий день, совершив все утренние процедуры, они продолжили свой путь. Они посетили Лохаван и Мансаровар, а затем направились в знаменитый центр паломничеств Вриндаван. Был уже почти вечер, когда они снова оказались на берегу реки Ямуны.
Чтобы попасть из Мансаровара в Вриндаван, необходимо пересечь реку. Река была полноводной, и без лодки переправиться было трудно. Но поблизости не виднелось ни одной лодки, и Бапуджи гадал, как же они переберутся на другой берег.
Дададжи понял, что беспокоит Бапуджи, и сказал:
- Свами, сегодня я возьму тебя в небывалое путешествие. За свою жизнь тебе не приходилось переживать ничего подобного.
Дададжи спустился по берегу и зашагал к воде. Бапуджи следовал за ним. Дойдя до реки, Дададжи расстелил свое полотенце на поверхности воды. Затем он повернулся к Бапуджи и сказал:
- Давай, забирайся на полотенце.
Бапуджи заколебался. Он подумал, что полотенце намокнет, и если он заберется на него, то непременно уйдет на дно вместе с ним! Хотя Дададжи знал, что творится в уме у Бапуджи, он спросил:
- Ну, о чем же ты задумался?
- Гуруджи, если я залезу на полотенце, утонем и я, и оно.
- Тебе не нужно об этом беспокоится. Делай как сказано.
Бапуджи был знаком с необычайными силами Дададжи, поэтому знал, что за приказом Дададжи, должно быть, скрывается какая-то тайна. Он шагнул на полотенце, хоть и не без некоторого колебания. В следующий же миг его сомнения рассеялись. Оказалось, что полотенце нисколько не намокло. Оно было твердым и легко держалось на поверхности, словно доска! Бапуджи казалось, что он стоит на плоту.
Дададжи протянул Бапуджи руку и попросил его взяться за нее. Этот второй приказ понравился Бапуджи необычайно. Разве какой-нибудь ученик упустил бы возможность подержать своего гуру за руку? Он не выпустил бы ее, даже если бы гуру приказал ему! Прижимая к себе сумку, Бапуджи ухватился за запястье Дададжи. Свидетелем какого волшебства он станет в следующую минуту? Дададжи начал идти по поверхности воды! Очень быстро они пересекли реку и достигли другого берега. Все еще прижимая к себе сумку, Бапуджи сошел с полотенца. Дададжи поднял полотенце, повесил себе на плече и зашагал вперед, как будто ничего особенного не произошло. Из любопытства Бапуджи прикоснулся к полотенцу и обнаружил, что оно совершенно сухое. Это был, как и прежде, кусок мягкой ткани.
В сумерках они добрались до святого места Баншиват, что неподалеку от Вриндавана. Это место считается особенно святым, потому что Господь Кришна много раз танцевал здесь народный танец раса-лилу. На самом деле вся земля Враджабхуми считается святой, потому что Господь Кришна совершал здесь много чудесных деяний вместе с гопами и гопи (пастухами коров и их женами). Воды и почва этих мест священны, потому что соприкасались со святыми стопами Господа Кришны. Он также совершал сверхъестественные подвиги в таких местах, как Гокуль, Нандагаон, Говардхан, Матхура, Мадхуван и другие. Но для вайшнавов святейшим из всех святых мест считается Вриндаван, а в нем самым важным считается Баншиват. Здесь под баньяновым деревом Господь Кришна танцевал захватывающие танцы раса вместе с Радхой, и здешняя почва считается в высшей степени священной. По поверью, если отведать этой почвы, она приведет к мокше (освобождению). Один поэт так описал величие Баншивата:
Ни один лес не сравнится с Вриндаваном,
Ни одна деревня с Нандагаоном;
Ни один баньян не сравнится с Баншиватом,
Ни одно имя с именем Кришны.
В Баншивате соверши два дела:
Положи землю Враджа себе в рот
И повторяй Радхе-Шьям.
Верующий паломник действительно совершает в Баншивате два дела: кладет в рот несколько пылинок и повторяет имена Радхи и Кришны, иначе паломничество сюда считается неполным. Дададжи и Бапуджи положили в рот немного пылинок и несколько раз повторили Радхешьям . Затем они пришли в расположенный неподалеку храм. В храме шло вечернее арати, и они сразу же направились получить даршан образа.
Принцип монотеизма
Бапуджи предполагал, что раз Вриндаван – вайшнавский центр паломничеств, то храм должен быть посвящен Господу Кришне. Но когда он вошел внутрь для даршана, то понял, что храм посвящен Господу Шиве. От стоящего рядом преданного он узнал, что это храм Гопешвара Махадэва.
- Свами, мы заночуем здесь, - сказал Дададжи. Он сел на помосте рядом с храмом. Бапуджи сел рядом на земле.
Дневной путь был окончен, так что теперь можно было говорить, и Бапуджи спросил:
- Если Вриндаван считается обителью Господа Кришны, почему здесь находится храм Господа Шивы?
Дададжи ответил вопросом на вопрос:
- Послушай, ты что, разговариваешь во сне?
- Почему это? – с удивлением спросил Бапуджи.
- Этот храм посвящен Господу Шиве?
- Разумеется. Разве мы не видели только что лингам ?
- Похоже, ты пребывал в каком-то заблуждении, когда получал даршан божества.
- Нет, сударь, я как следует рассмотрел лингам. Я даже спросил одного преданного, и он сказал, что это храм Господа Гопешвара Махадэва.
- Ладно, тогда сходи в храм и посмотри еще раз, чтобы рассеять все заблуждения.
По велению Дададжи Бапуджи поднялся и пошел взглянуть еще раз. Войдя в храм, он обнаружил на месте лингама статую Господа Кришны. Бапуджи был поражен. Он протер глаза и еще раз убедился, что это действительно образ Господа Кришны. Когда он вернулся, Дададжи с улыбкой спросил:
- Ну, что же ты видел?
С некоторым смущением Бапуджи ответил:
- Статую Господа Кришны.
Дададжи рассмеялся и сказал:
- Свами, ты все еще пребываешь в заблуждении. Сходи посмотри еще раз и удостоверься, образ какого божества установлен в храме.
По велению Дададжи Бапуджи снова вошел в храм. И что же! На этот раз он увидел и статую, и лингам! Он вышел из храма несколько оглушенный и сел перед Дададжи, сжав голову руками. Он онемел и был совершенно сбит с толку.
- Ты как следует смотрел на этот раз? Что же это: статуя или лингам? – спросил Дададжи.
В ответ Бапуджи произнес одно лишь слово:
- Оба.
С озорным блеском в глазах Дададжи воскликнул:
- Ты неподражаем! Каждый раз ты говоришь что-нибудь новое. Что-то случилось с твоими глазами?
При этих словах Бапуджи пришел в раздражение.
- Мои глаза в полном порядке, но Вы, кажется, наложили на них чары, потому что каждый раз я видел разное.
Заметив возмущение Бапуджи, Дададжи ласково погладил его по голове и сказал:
- Хорошо, теперь сходи в храм последний раз. Какой образ Бога ты увидишь, такой и считай настоящим. Я признаю главным божеством этого храма любой образ, который ты увидишь.
Бапуджи нехотя пошел в храм в четвертый раз. На этот раз он увидел только лингам, как с самого начала. Он даже спросил у священника, чтобы убедиться, что в этом храме действительно установлен лингам Гопешвара Махадэва. Затем он вернулся к Дададжи и сказал:
- Гуруджи, я прав. В этом храме действительно установлен лингам.
- Тогда как же случилось, что ты видел статую Господа Кришны? – тут же спросил Дададжи. – Один раз ты даже утверждал, что в храме установлены и статуя, и лингам. Как такое могло случиться?
- У меня нет разумного объяснения, - ответил Бапуджи. – Пожалуйста, окажите мне милость и объясните это удивительное явление.
И Дададжи объяснил:
- Свами, когда ты впервые вошел в храм, ты увидел там Господа Шиву. Во второй раз ты увидел Господа Кришну, а в третий – обоих сразу. Что это значит? Это значит, что один образ Бога не отличается от другого, и ни один образ Бога не выше другого. Все образы Бога одинаково важны. Жертвы узколобого сектантства не способны обрести истинного понимания и подлинной веры. Сегодня я провозглашаю перед тобой принцип монотеизма, чтобы ты не попался в сети сектантства в любом его проявлении. Так как ты родился и воспитывался в семье вайшнавов, я попросил тебя установить на своем алтаре в качестве главного божества образ Господа Кришны. Но ты должен считать божеством своей веры и Господа Шиву и поклоняться лингаму. Хара (Господь Шива) и Хари (Господь Вишну) суть одно. Я сделал тебя свидетелем этого чуда, чтобы ты обрел непоколебимую веру в принцип монотеизма.
Бапуджи глубоко воспринял принцип монотеизма, который объяснил ему Дададжи, но ему в голову пришел другой вопрос:
- Гуруджи, Господь Кришна совершал здесь множество сверхъестественных деяний вместе с гопами и гопи, и было бы понятным считать его их Богом. Но за что Господа Шиву называют Гопешваром (Господом гопа и гопи)? Разве Господь Шива как-то связан с гопами и гопи?
- В наших Пуранах описан случай, имеющий отношение к имени Гопешвар, - отвечал Дададжи. – Когда Господь Вишну воплотился как Господь Кришна и начал танцевать божественные танцы раса, Нарада Муни воспел их перед Господом Шивой. И вот Господу Шиве захотелось увидеть танец раса. Он пришел во Вриндаван, но ему не дали войти туда, где шли танцы. Когда Господь Кришна танцевал божественный танец раса вместе с Радхой, туда не допускался ни один мужчина. Но Господу Шиве так сильно хотелось увидеть раса, что он переоделся в гопи (женщину из Враджа), чтобы попасть на танцы. Как только он появился, Господь Кришна тут же узнал его, с улыбкой приветствовал и сказал: «Гопешвар, я восхищаюсь твоей любовью к танцу раса». В память об этом Господа Шиву в этом храме назвали Гопешвар. Так что это место символизирует дружбу между Господом Шивой и Господом Кришной.
Так как весь день они хранили молчание, Бапуджи мог задавать вопросы только ночью. Как только Дададжи заканчивал отвечать на один вопрос, у Бапуджи уже был наготове следующий.
- Гуруджи, за все наше путешествие Вы ни разу не спрашивали дорогу, - заговорил Бапуджи, - хотя и водили меня по разным святым местам и подробно о них рассказывали. Такое впечатление, что Вы прекрасно знаете эту местность. Вы уже бывали здесь раньше?
- Да.
- Когда? И что привело Вас сюда?
- Я уже бывал здесь два раза. Оба раза я приходил сюда получить даршан Господа Кришны. Но это было почти пять тысяч лет назад.
- Пять тысяч лет назад? – Бапуджи был потрясен.
- Да.
- Как это возможно? Вы хотите сказать, что Вам пять тысяч лет?
- На самом деле у меня нет возраста.
- Как же так? У всех есть возраст. Вы однажды сказали мне, что, хотя Вам шестьдесят, Вы выглядите на сорок благодаря неотступному следованию духовным обетам. Еще Вы говорили, что Вам только год и девять месяцев. Теперь Вы говорите, что у Вас нет возраста. Я не вижу смысла во всех этих противоречивых заявлениях.
- Ну, ты и не сможешь его увидеть.
- Если б только Вы говорили разумные вещи, я бы Вас понимал. Но что можно понять из таких противоречивых заявлений?
- Что уж сможешь.
- Что же, по виду Вашего тела можно смело предположить, что Вам где-то около пятидесяти.
- Сейчас ты не сможешь постичь тайну, окружающую мой возраст.
- Когда же я смогу постичь ее?
Дададжи, в своем духе, оставил все на будущее и тем самым положил конец расспросам Бапуджи. После этого разговора Дададжи погрузился в медитацию, а Бапуджи уснул.
Утром третьего дня они начали посещать знаменитые храмы Вриндавана. По подсчетам, в этом святом месте находится пять тысяч больших и малых храмов. Вриндаван считается святейшим вайшнавским центром паломничеств. Каждый вайшнав жаждет посетить эту святыню хотя бы раз в жизни. Паломников привлекают не только храмы: здешний пейзаж тоже прекрасен и ласкает взгляд. Река Ямуна окружает любимую землю Господа Кришны с трех сторон, делая Вриндаван еще прекраснее. Кроме храмов, на берегах Ямуны расположено несколько священных гхатов, густые чащи, дающие приятную тень, и бесчисленные ашрамы, служащие центрами религиозной деятельности. Здесь проводятся праздники, помогающие воссоздать в душах паломников божественные забавы Господа Кришны. Такие празднества создают радостную и благочестивую атмосферу в этой священной земле, являющейся живым воплощением богини преданности. Верно сказано о величии этого места: «Благословенна земля Вриндавана, где вечно танцует Богиня Преданности».
Дададжи и Бапуджи посетили знаменитые храмы Шри Рангджи, Шри Говинджи, Шри Банке-Бихари, Шри Мадан-Моханджи и Шри Радхаваллабхджи и поклонились изваяниям божеств в каждом из них. Они совершили омовение в священных водах Ямуны на Вихар-Гхате и посетили многие из тех мест, где Господь Кришна придавался своим божественным играм.
Затем они отправились к горе Говардхан. Считается, что лицо горы Говардхан находится в Джатипуре, и вайшнавы верят, что увидеть это лицо – все равно что увидеть всю гору. Дададжи и Бапуджи посмотрели на лицо горы Говардхан и остались в Джатипуре на ночь.
Паломники шли уже третий день, и, хотя Дададжи чувствовал себя прекрасно, Бапуджи устал, поэтому тем вечером перед сном они разговаривали совсем мало.
- Гуруджи, покинув Бомбей, почему Вы выбрали для паломничества Враджабхуми? – спросил Бапуджи.
- Из-за тебя.
- Из-за меня? – удивился Бапуджи.
- Да. Я хочу укрепить в тебе унаследованные вайшнавские черты, поэтому я совершаю с тобой это паломничество.
- А что если бы я унаследовал от своей семьи шиваитские черты вместо вайшнавских?
- Тогда бы я взял тебя в паломничество в Каши, Харидвар и Ришикеш.
- Но это все равно что укреплять сектантство, - ответил Бапуджи. – По идее, человека с вайшнавскими чертами нужно вести в землю Господа Шивы, чтобы привить ему шиваитские черты. Это укрепило бы в нем дух монотеизма.
- Твои мысли весьма благородны, но нелогичны. Для практики садханы необходимо, чтобы садхака имел твердую веру в тот образ Бога, в которого он верит и которого любит. Вера в тот образ Бога, с которым с детства установилась душевная близость, легко укрепить. Но если попытаться возбудить в нем веру в другой образ Бога, вряд ли его вера в любой из них будет достаточно крепка. Он окажется ни здесь, ни там. Поэтому лучший путь – это развивать существующие черты и укреплять веру садхаки в тот образ, который он любит сильнее всего. Более того, когда укрепляется вера в конкретный образ Бога, развивается непредвзятый взгляд на вещи, и ни один другой образ Бога не считается низшим. Такова основа монотеизма. Вера, вызванная узколобым сектантством, не есть истинная вера. Это слепая вера. Она возбуждает фанатизм, а не любовь. Тот, кто истинно любит Бога, считает все религии, секты и всех людей равными. Таков истинный монотеизм.
Когда сомнения Бапуджи были рассеяны, его потянуло в сон, и он заснул, а Дададжи вошел в самадхи.
На четвертый день паломничества они покинули Джатипуру и достигли Баршаны, пройдя через Говардхан, Даан-Гхати, Гаухарван и Камван. Баршана считается местом рождения Радхи. По поверью, здесь находился ее дворец. Поблизости расположены такие священные места, как Радхакунд, Прем Саровар и Санкет. Дададжи и Бапуджи посетили их и отправились в Нандагаон, где находится древняя крепость и дворец Нанды (приемного отца Кришны). Дададжи и Бапуджи посетили различные храмы и святые места Нандагаона и провели там ночь.
Урок аскетизма
Дададжи начал вечернюю беседу словами:
- Свами, здесь оканчивается наше паломничество во Враджабхуми.
- Тогда чем мы займемся завтра?
- Мы продолжим наш путь пешком, но покинем Враджабхуми и направимся в Дели.
- Мы пойдем пешком до самого Дели? Это ведь довольно далеко, правда? – воскликнул Бапуджи.
Дададжи был йогом, наделенным сверхъестественными силами, и усталость не имела над ним власти, но Бапуджи находился в полном изнеможении после четырех дней пешего путешествия.
- У тебя есть деньги на билеты? – насмешливо спросил Дададжи. – Если есть, давай поедем на поезде.
- О нет! Откуда у меня деньги? Вы прекрасно знаете, что мои карманы пусты.
- Тогда нам придется идти в Дели пешком. Теперь, когда наше путешествие во Враджабхуми окончено, можешь надеть сандалии, - сказал Дададжи, снова подсмеиваясь над Бапуджи.
- Что это изменит? Разве что защитит мои ноги от колючек и острых камней. Но сандалиям не спасти меня от усталости.
- Тебе предстоит получить еще один урок, и для этого ты должен идти пешком.
- Вы уже объяснили мне тайны йоги и принцип монотеизма, чему же еще мне нужно учиться?
- Тебе необходимо укрепить в себе дух аскетизма, и именно в этом цель нашего дальнейшего путешествия.
- Я уже и так решил оставить семью и всецело посвятить себя служению Вам. Какому большему аскетизму я должен учиться?
- Твое отречение от мира основано не на духе аскетизма. Оно основано на пессимизме. Ты вышел из дома, чтобы покончить с собой, потому что устал от жизненных разочарований. Существует большая разница между тем, чтобы расстаться с семьей или с жизнью из разочарования, и тем, чтобы отречься от мирских уз из духа аскетизма.
Бапуджи ответил не задумываясь:
- Считаете ли Вы, что мое отречение основано на духе аскетизма или нет, но я посвящу всего себя служению Вам. Я никогда Вас не покину.
- Видишь ли, в этом мире не все происходит по желанию человека. Нам тоже придется когда-нибудь расстаться.
- Что?! Мне придется расстаться с Вами? О нет, Гуруджи, пожалуйста, не покидайте меня. Как я буду жить без Вас? Я верю, что служение Вам принесет такие же плоды, как йога-садхана.
- Твоя любовь ко мне заставляет меня тоже в это поверить. Но если ты желаешь моего постоянного общества, тебе придется усердно заниматься йога-садханой и стать совершенным йогом.
- Тогда я буду заниматься йога-садханой, живя у Ваших ног, но ни за что с Вами не расстанусь, - ответил Бапуджи.
- О, безумный мальчик! Сейчас ты со мной. Зачем ты переживаешь о будущем и делаешь себя несчастным?
- Нет, Гуруджи, я действительно беспокоюсь. Пообещайте мне, что если мы и правда расстанемся, то встретимся когда-нибудь снова.
- Хорошо, я встречусь с тобой после того, как ты станешь Санньясином.
Беспокойство Бапуджи немного улеглось, когда ему удалось вытянуть у Дададжи это обещание.
На пятый день, рано утром, они начали путь в Дели. Паломничество во Враджабхуми было окончено, и Дададжи шел в деревянных сандалиях, а Бапуджи надел свои обычные. Теперь им не нужно было посещать священные места, и они шли быстро и без задержек. К полудню они прошли расстояние почти в двадцать миль. Дададжи не знал усталости, но, вполне естественно, Бапуджи на пятый день путешествия чувствовал себя измотанным. Дададжи прекрасно это понимал и, чтобы дать Бапуджи немного отдохнуть, остановился в фруктовом саду и сказал:
- Свами, мы немного отдохнем здесь.
Неудивительно, что Бапуджи очень обрадовался этому предложению. Дададжи выбрал дерево и сел под ним.
Дададжи заглянул в камандалу и обнаружил, что он почти пуст. Они выпили почти все по пути. Паломничество во Враджабхуми завершилось, и вода в сосуде иссякла. Дададжи умыл лицо остатками воды. Неподалеку был колодец, так что недостатка в воде не было. Бапуджи увидел пустой камандалу и поднялся, чтобы принести воды. Рядом с колодцем лежал моток старой веревки. Бапуджи привязал один конец веревки к камандалу, опустил его в колодец и вытащил полным воды. Бапуджи умылся и снова наполнил камандалу. Затем он обошел сад, пока Дададжи неподвижно сидел под деревом. Бапуджи был очень голоден. Он подумал, что может попросить еды у хозяина сада, но не смог никого найти, вернулся и тихо сел напротив Дададжи.
- Ну, Свами, где ты был? – спросил Дададжи.
- Просто прогулялся и посмотрел, что это за сад.
- Ты встретил кого-нибудь?
- Нет, похоже, здесь никого нет.
- Что еще ты нашел?
- Папайи, - ответил Бапуджи, глядя на маленькую рощицу из четырех или пяти деревьев. Куда только не унесется мыслью мучимый голодом! На всех деревьях были плоды, но маленькие и незрелые. Только один плод был побольше и казался спелым. Бапуджи пожирал его глазами. Дададжи прекрасно знал, что происходит у Бапуджи в голове и в желудке, и сказал:
- Пойди сорви эту спелую папайю, если голоден.
- Как я могу сорвать ее без спросу, даже если я голоден? – сказал Бапуджи, выказывая свою честность.
- Если здесь никого нет, как ты можешь спросить разрешения?
- И все-таки мне не кажется правильным брать что-то без разрешения хозяина.
- Ну, если тебе так хочется ее съесть, я тебе разрешаю. Иди и принеси папайю.
Бапуджи просто умирал от голода и решил, что медлить незачем. Случай подвернулся сам собой. В конце концов, если сам гуру дал разрешение, зачем рассуждать о том, что правильно, а что неправильно? Он тут же поднялся, ловко вскарабкался на дерево и сорвал папайю. Он помыл ее, достал из кармана перочинный ножик и разрезал на куски. Сначала Бапуджи предложил плод Дададжи. Дададжи отказался, но потом поддался его уговорам и взял один кусочек. Бапуджи съел остальное как прасаду, благословленную Дададжи. Затем он собрал очистки и хотел было выбросить их в сторонку.
- Свами, куда ты? – спросил Дададжи.
-Нехорошо, если весь этот мусор будет тут валяться, поэтому я хочу его выбросить.
- Нельзя его выбрасывать. Дай его мне.
Бапуджи был удивлен приказом Дададжи, но принес ему очистки и спросил:
- И что же мне с этим делать?
- Собери все очистки и соедини их вместе в папайю, как прежде.
Бапуджи был озадачен: как можно соединить кусочки кожуры! Пока Бапуджи все еще пребывал в недоумении, Дададжи сказал:
- Мы взяли папайю без разрешения хозяина. Как же мы можем выбросить очистки? Мы должны вернуть папайю хозяину.
Бапуджи был все еще в замешательстве и высказал свои сомнения:
- Я был против того, чтобы брать эту папайю, но сорвал ее, потому что Вы мне велели.
- Что же, в таком случае я обязан вернуть папайю хозяину, - сказал Дададжи.
Он взял куски кожуры и соединил их вместе. Кусочки начали прилипать друг к другу, и глядите! Папайя оказалась в первозданном виде, с мякотью, семечками и всем остальным! Бапуджи наблюдал это чудо с огромным удивлением. Затем Дададжи вручил ему восстановленную папайю и сказал:
- Посмотри на нее. Она в точности такая же, как прежде, правда? Теперь пойди и прикрепи ее на дерево, где нашел ее.
- Как можно прикрепить папайю на дерево, сорвав ее? – спросил Бапуджи. – Давайте положим ее где-нибудь на видном месте, чтобы хозяин ее сразу же заметил.
- Когда мы пользуемся чем-нибудь без разрешения хозяина, мы обязаны вернуть эту вещь на первоначальное место и в первоначальном виде. Ты и я съели эту папайю. Мы удовлетворили свой голод, теперь мы должны вернуть ее на то же место и в том же виде. Только так мы не причиним хозяину никакого ущерба или вреда.
- Но, Гуруджи, разве можно вернуть на место сорванную папайю?
В ответ на это Дададжи взял папайю и пошел к дереву.
- Иди посмотри, прикрепится она или нет.
Подойдя к дереву, Дададжи просто подбросил папайю в воздух. К удивлению Бапуджи, вместо того чтобы упасть на землю, она пристала к дереву в том самом месте, откуда он ее сорвал!
- Ну, вот, - сказал Дададжи, - мы не причинили никому вреда, и наша цель достигнута. Ты ведь утолил голод?
Бапуджи был слишком потрясен, чтобы произнести хоть слово.
Затем они продолжили путешествие. Они шли быстро, как и утром. К закату они прошли еще около пятнадцати миль.
То есть, за тот день они прошли почти тридцать пять миль. Наконец они оказались на краю деревни. В деревне был маленький пруд с храмом на берегу. Дададжи повернул к храму. Бапуджи последовал за ним. Они оказали почести божеству храма, посвященного Господу Раме. В храме стояли образы Господа Рамы, Ситы и Лакшманы, а снаружи - статуя Ханумана . Старый священник совершал приготовления к вечернему арати. Вскоре в храм на вечернюю молитву пришли люди из деревни. Когда священник зажег светильники и начал арати, Дададжи и Бапуджи присоединились к молитвам.
После молитв какой-то господин, видимо, староста деревни, поклонился Дададжи в ноги. Остальные последовали его примеру. Затем господин расспросил Дададжи об их путешествии, ночлеге и еде. Дададжи ответил, что они идут в Дели, и, хотя ему самому пищи не требуется, было бы хорошо, если бы они смогли накормить Бапуджи. Господин пригласил Бапуджи к себе домой на ужин. За весь день Бапуджи съел только одну папайю и поэтому без колебаний принял приглашение и пошел вместе с господином. Дададжи остался в храме и погрузился в медитацию. Когда Бапуджи вернулся, Дададжи все еще пребывал в глубокой медитации, поэтому он лег спать, не тревожа гуру.
Они продолжили свой путь на следующий день после утренних процедур. Благодаря вечерней трапезе Бапуджи был полон энергии, так что Дададжи заставил его идти весь день. В этот день ему не удалось съесть даже папайи, не говоря уже о полноценном обеде. Они шли без остановок до самого заката и покрыли еще тридцать пять-сорок миль. В конце концов Дададжи остановился посреди безжизненной пустоши.
- Свами, мы проведем ночь здесь, - сказал он. Затем он расстелил на земле полотенце и сел на него в падмасану.
Бапуджи удивился: почему Дададжи выбрал такое голое место для ночлега! Невдалеке виднелась деревня, пожалуй, не дальше чем в полумиле. «Не лучше ли было бы заночевать там?» - подумал Бапуджи. Место, выбранное Дададжи, было неровной каменистой пустошью. Было непонятно, где здесь лечь. Дададжи не нуждался в сне. Он испытывал великое наслаждение, где бы ни сидел, будь то небесный трон или неровная каменистая земля. Но Бапуджи после шести дней путешествия пешком, естественно, нуждался в сне. Дададжи вскоре вошел в глубокую медитацию и погрузился в свой божественный мир. Ничто его не тревожило.
Кроме того, Бапуджи был очень голоден. Но где достать еды в таком голом месте? Какое-то время он сидел и размышлял о своих невзгодах, но в конце концов усталость вынудила его лечь на неровной земле. Он понял, что в этом пустынном месте нет спасения ни от голода, ни от неудобного ложа.
Дададжи пребывал в самадхи, так что на то, чтобы перейти на другое место, надежды не было. Бапуджи воспользовался своей матерчатой сумкой вместо подушки и попытался заснуть, но ничего не выходило. Он вертелся с боку на бок на жесткой земле. Как он мог заснуть? В конце концов, он впервые лежал прямо на голых камнях. Хотя была еще не зима, с приходом ночи от открытости голого места, ветра и голода ему стало холодно. Бапуджи достал из сумки шаль и укутался в нее. Теперь сумка стала плоской, поэтому, чтобы она могла служить «подушкой», ему пришлось подложить под голову руку. Ночь была ясная и лунная, луна медленно поднималась на небо. Но Бапуджи ночь казалась темной.
В книге «Вайрагья-Шатакам» царя Бхартрихари, ставшего совершенным йогом в четырнадцатом веке, есть такой стих:
Муни, спящий на земле,
Которая для него что мягкая постель,
С рукой вместо подушки
И небом вместо полога;
Овеваемый ветром, словно опахалом,
Освещаемый луной, словно лампадой;
Для которого общество духа отречения
Подобно обществу прекрасной женщины;
Такой муни спит безмятежно и счастливо,
Словно царь, наделенный богатством и величием.
Между муни из этого стиха и Бапуджи, лежавшим той ночью посреди пустоши, есть много общего. Единственная разница в том, что в Бапуджи дух отречения еще не окреп. По-настоящему отрешенный человек заснул бы спокойным сном хоть во дворце, хоть в лачуге, в городе или в лесу, в пустыне или даже в месте кремации. Дададжи хотел преподать Бапуджи именно такой урок.
Была почти полночь, но Бапуджи не мог уснуть. Он продолжал вертеться и крутиться. Хотя Дададжи пребывал в глубокой медитации, он прекрасно знал о мучениях Бапуджи. Наконец он сказал ему:
- Похоже, Свами, тебе не спится.
«Еще бы! – сказал про себя Бапуджи, - В таком-то месте и на пустой желудок!» хотя он завернулся в шаль, но лежал, скрючившись от холода. Однако ответил он спокойным голосом:
- Я не могу уснуть из-за холода.
- Понятно, - сказал Дададжи, - значит, тебе не спится из-за холода? Тогда я быстро решу эту проблему.
Он встал и зашагал прочь. Бапуджи тоже поднялся и пошел за ним. Наверное, он боялся, что Дададжи может его бросить.
Когда Дададжи заметил, что Бапуджи идет за ним, то сказал:
- Тебе не нужно ходить со мной. Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
- Вы будете против, если я пойду с Вами?
- О нет, почему я должен быть против? Но ты можешь испугаться.
- Чего мне бояться, если Вы со мной? Я пойду с Вами.
- Хорошо.
Дададжи и Бапуджи зашагали в сторону деревни. Кто-то, похоже, разжег большой костер фарлонгах в двух. Дададжи направлялся к нему. Бапуджи подумал, что Дададжи ведет его туда, чтобы спастись от холода. Но когда они подошли ближе, он понял, что это не обычный костер, а погребальный, на котором лежит мертвец. Это было место кремации. Поблизости никого не было. Бапуджи подумал, что люди из деревни ушли, после того как зажгли костер.
Дададжи встал рядом с огнем и сказал:
- Свами, если хочешь, давай переночуем тут. Здесь тебе не будет холодно.
- о нет! Как можно спать здесь? Это же крематорий.
- почему бы нет? В конце концов, в жизни каждого наступает день, когда приходит пора лечь в крематорий!
- Но кому же захочется лежать в крематории еще при жизни?
- Тогда, боюсь, тебе придется терпеть холод всю ночь, и к тому же ты не сможешь уснуть. Что ж, решать тебе.
- давайте вернемся на прежнее место.
- почему? Похоже, ты напуган. Разве я не просил тебя не ходить со мной?
Бапуджи осознал, что первое место было лучше этого или, по крайней мере, не было настолько плохим. Поэтому он повернулся и пошел обратно. Когда он зашагал прочь, Дададжи рассмеялся и сказал:
- Свами, не уходи. Не спеши. Мы вернемся назад, но, раз уж мы все равно здесь, мы можем кое-что забрать с собой.
- Что можно взять в крематории?
- Огонь.
- Зачем?
- Чтобы как-то тебя согреть.
- Как мы можем забрать огонь? Нам даже не в чем его нести.
- не волнуйся об этом, просто смотри.
С этими словами Дададжи снял с плеча полотенце и расстелил его перед погребальным костром. Затем он сложил руки чашечкой и начал выгребать раскаленные красные угли из костра на полотенце. Бапуджи это показалось сумасшествием. Он подумал, что полотенце очень скоро загорится. Понятно, что Дададжи не обжигался, ведь, в конце концов, он был совершенным йогом, обладавшим сверхъестественными возможностями. Но полотенце – всего лишь обычный кусок ткани, в нем нет ничего необычного.
Дададжи мигом наполнил полотенце горящими углями. Потом он повернулся к Бапуджи и сказал:
-Свами, возьмись за два угла полотенца. Я возьмусь за другие два, и мы отнесем огонь в наш лагерь.
Бапуджи на время подавил в себе все сомнения и послушался. Вдвоем они перенесли горящие угли на полотенце и вытряхнули их на землю в месте ночлега. Бапуджи с удивлением заметил, что полотенце нисколько не обожжено и даже не обуглилось. «Боже мой! – сказал он про себя. - Даже полотенце Дададжи, похоже, есть атман: оно не горит и не намокает» .
Теперь, когда перед Бапуджи была груда горящих углей, холод больше не мучил его. Дададжи снова расстелил полотенце вместо коврика и сел на него в падмасану. Прежде чем снова погрузиться в самадхи, он сказал:
- Свами, ложись спать. Теперь ты как следует выспишься.
Чего же еще ожидать, если такой человек, как Дададжи, наделенный необычайными силами, благословляет сном? Через несколько мгновений Бапуджи уже крепко спал. Даже земляное ложе было для него теперь словно ложе из цветов.
Прежде чем они ушли из Враджабхуми, Дададжи сказал Бапуджи: «Тебе предстоит получить еще один урок, урок отрешенности». Он преподал ему этот урок той ночью.
На следующее утро Дададжи дал Бапуджи совет:
- Свами, если в будущем ты хочешь заниматься йога-садханой, ты должен стать санньясином. А прежде чем стать санньясином, ты должен быть морально готов переносить всевозможные трудности. Ты должен ждать, пока не будешь полностью готов. Аскетизм приносит плоды только тогда, когда он подкреплен подлинным духом отрешенности. Тебе всего девятнадцать, поэтому твой дух отрешенности еще не вызрел. Ты должен стать санньясином только после того, как в тебе расцветет подлинный дух отрешенности.
Именно поэтому Дададжи пока не посвящал Бапуджи в санньясу. Он попросил его сначала вернуться к обычной жизни и укрепить в себе дух отрешенности.
На седьмой день начался последний этап их путешествия. По благословлению Дададжи Бапуджи как следует выспался, но он был все еще очень голоден. Поэтому он ощущал слабость, когда они отправились в путь. Дададжи прекрасно знал об этом, но он испытывал выносливость Бапуджи – последнее из испытаний. Поэтому они шли весь день и совсем ничего не ели. Бапуджи в конец ослабел от голода и изнеможения. Наконец, незадолго до сумерек, они оказались в пригороде Дели. Они шли пешком семь дней. За последние три дня они прошли почти девяносто миль. за эти три дня Бапуджи поел как следует только один раз и совсем ничего не ел последние двое суток. Несмотря на свою молодость, он устал. Он опустился на землю под большим деревом в полнейшем изнеможении.
Увидев это, Дададжи воскликнул:
- Эй! Свами, почему это ты сел? Мы уже почти дошли, мы почти в Дели.
Но прежде чем Дададжи успел произнести еще хоть слово, Бапуджи залился слезами, говоря:
- Гуруджи, пожалуйста, простите меня, но я не в силах сделать больше ни шага.
- Ладно, - сказал Дададжи, - если ты не можешь идти дальше, давай заночуем прямо здесь, под этим деревом!
Дададжи сел рядом с плачущим Бапуджи, который был в полнейшем изнеможении. Дададжи проявил свое сострадание и принялся утешать его, ласково гладя по голове. Из его глаз изливалась сияющая благодать.
Он попросил Бапуджи лечь и стал с любовью разминать ему ступни и массажировать ноги. Что за дивное проявление отеческой любви!
Через несколько минут Бапуджи почувствовал себя гораздо лучше. Боль в ногах утихла, а усталость скоро прошла. Тогда Дададжи спросил:
- Хочешь немного поесть?
У Бапуджи едва не вырвалось: «Как можно не быть голодным после сорокавосьмичасового поста на ногах?» но он сдержался и только кивнул головой.
Бапуджи очень устал и чувствовал себя не в своей тарелке. Он был совершенно беспомощен и не мог пойти попросить пищи. К тому же он никогда не просил милостыни, поэтому Дададжи отправился один. Бапуджи пришлось отпустить его. Дададжи вернулся где-то через час. В руках у него была старая набедренная повязка - сейчас она служила ему мешком, в котором было примерно двадцать пять тарелок из листьев с объедками. Он сел под деревом и соскреб все объедки на одну тарелку. Что за перемена! Гуру, евший когда-то с золотых тарелок, теперь хотел преподать ученику совершенно иной урок.
Положив всю еду на одну тарелку из листьев, он сказал:
- Сын мой, ужин готов.
Несмотря на приглашение гуру, Бапуджи колебался. Как можно есть объедки? Остатки пищи считаются отбросами. Бапуджи родился и воспитывался в семье ортодоксальных вайшнавов, неуклонно проповедующих чистоту пищи. Дададжи понял его сомнения и сказал:
- Давай поедим с одной тарелки.
Теперь Бапуджи пришлось присоединиться к нему, к тому же голод заставил его уступить. Оба они поели из одной тарелки из листьев. Теперь Бапуджи осознал, как вкусна эта еда. Через благословенное прикосновение Дададжи даже грязная пища очистилась и напоминала нектар. Бапуджи охотно вкушал это духовное яство.
Бапуджи заснул сразу же после еды и крепко проспал всю ночь. Когда он проснулся, теплые лучи солнца ласкали его лицо. Ослепленный первым светом зари, он повернулся туда, где прошлой ночью сидел в медитации Дададжи. Но, к его величайшему удивлению, Дададжи там не было. Его сосуд для воды и полотенца тоже исчезли. Прошел час. Прошло два. Беспокойство и тревога Бапуджи росли. Прошел день. Где же может быть Дададжи?
Два дня Бапуджи никуда не уходил с этого места, думая, что если он уйдет, а Дададжи вернется, это создаст еще большую путаницу. Но Дададжи не возвращался, и, чувствуя себя брошенным, Бапуджи наконец решился оставить это место и отправиться на поиски Дададжи. Он записал адрес Хемантбабу у себя в дневнике. В надежде, что Дададжи мог отправиться навестить его, как и обещал, Бапуджи пошел к Хемантбабу.
После долгих поисков он нашел его жилище. Хемантбабу оказался дома. Он поприветствовал Бапуджи и тут же спросил:
- Свами, а где Гуруджи?
Бапуджи рассказал ему во всех подробностях, как и когда они пришли в Дели и как Дададжи ускользнул от него. Хемантбабу тоже опечалился и сказал:
- Мы с нетерпением ждали его. Но что можем мы сделать, если такова воля Господа?
Затем он настоял, чтобы Бапуджи погостил у них несколько дней. Бапуджи согласился, и они прекрасно за ним ухаживали.
Бапуджи наслаждался их гостеприимством два дня, а затем решил вернуться в Бомбей. Хемантбабу купил ему билет на поезд и дал денег на дорогу.
Из Дели Бапуджи отправился прямо в Бомбей. Он не получал вестей из бомбейского ашрама с тех пор, как отправился с Дададжи в Матхуру. Он вернулся с определенной целью - забрать фотографию Дададжи. Многие ученики продолжали регулярно посещать ашрам даже после того, как Дададжи уехал в Матхуру. Они поставили его фотографию там, где раньше он сидел в медитации, и каждый день оказывали ей почести. Этот ритуал был для них некоторым утешением.
Но однажды утром преданные пришли в ашрам и обнаружили только пустую рамку. Фотография Дададжи исчезла. Они очень удивились, но решили заменить ее другой. Никто не стал выяснять, куда подевалась фотография. Они сделали только семь экземпляров фотографии Дададжи и раздали их последователям. Преданные решили заменить пропавшую фотографию одной из этих копий. Но копии тоже пропали и в тот же самый день! Они были поражены, что все фотографии Дададжи пропали одновременно.
Когда Бапуджи узнал об этом, то понял, что два события – исчезновение Дададжи и исчезновение его фотографий – произошли в одно и то же утро. Когда последователи узнали от Бапуджи об исчезновении Дададжи, то решили, что Гуруджи никогда не вернется. С печалью в сердце они распустили ашрам.
Потеряв Дададжи, Бапуджи упал духом. Он думал, что с Дададжи он победит в жизненной битве, но ему было дано жить этой надеждой только пятнадцать месяцев. Жизнь снова наполнилась для него печалью, однако он не думал о том, чтобы покончить с ней, как пятнадцать месяцев тому назад, потому что оставался еще один луч надежды. Дададжи пообещал ему, что они встретятся снова. Он сказал: «Я встречусь с тобой после того, как ты станешь Санньясином».
За те пятнадцать месяцев, которые Бапуджи провел с Дададжи, он, бес сомнения, подпал под влияние духовных мыслей. Но это влияние было не достаточно сильным, чтобы он мог отречься от мира, словно змея, сбрасывающая кожу. Он был всего лишь девятнадцатилетним мальчишкой. Для человека на этой стадии жизни естественно иметь мирские стремления, и ему пока не хотелось становиться санньясином. Он оставил надежду найти счастье в Бомбее и вернулся в свой родной город Дабхои.
Глава четвертая _________________________ ОТРЕЧЕНИЕ
Святой, который любил коров
Бапуджи был ненасытным читателем, наделенным тонким умом. Он начал писать рано, лет в пятнадцать-шестнадцать, еще до поездки в Бомбей. В Бомбее он продолжал писать стихи, рассказы, статьи и пьесы. В этот период в родном городе Бапуджи Дабхоиь вышел сборник его стихов «Эк Бинду». Вернувшись в Дабхои, он уделял особое внимание литературному творчеству и продолжал публиковать статьи, стихи и рассказы в таких известных журналах того времени, как «Прастхан», «Сахитья», «Балдживан», «Стри Бодх», «Арам», «Бе Гхади Модж» и «Ювак».
В Бомбее Бапуджи познакомился с поэтом-романтиком по имени Рагхунатхбхаи Трибхуванбхаи Брахмбхатт из Надиада. За 1931 - 1932 годы Бапуджи написал две пьесы: «Хрудаймантхан» и «Мисс 133 Йя Навьюгни Наар».Ознакомившись с ними, Рагхунатхбхаи дал молодому писателю совет: «Если ты еще немного поработаешь над своим стилем и будешь терпелив, то станешь известным драматургом». Рагхунатхбхаи также помог Бапуджи устроиться писателем в театр «Деши Натак Самадж». Но бескомпромиссный нрав Бапуджи стал причиной разногласий с владельцем театра, и он потерял работу уже через несколько дней.
Когда Бапуджи вернулся из Бомбея в Дабхои, в город как раз приехала театральная труппа «Нандакумар Натак Самадж». Ее владелец предложил Бапуджи писать для них пьесы. Среди прочих мест, передвижной театр давал спектакли в Петладе, Камбае, Раджкоте, Лимбди, Морби и Вадхване. Бапуджи ездил вместе с труппой, но в конце концов она распалась. После этого Бапуджи какое-то время работал писателем в театре «Арьянайтик Натак Самадж». Таким образом, с 1933 по 1934 он пытал счастье в театральном мире, но не добился успеха.
В 1935 году Бапуджи переехал из Дабхои в Ахмедабад, где с помощью родственника получил место смазчика на текстильной фабрике. Бапуджи приехал в Ахмедабад с твердым намерением найти работу, даже если бы пришлось заниматься тяжелым физическим трудом. Поэтому ему не было стыдно получить скромную работу по смазыванию машин маслом. Впрочем, ему не пришлось долго этим заниматься. Один из его племянников руководил школой «Сарасвати Мандир» в Манинагаре и предложил Бапуджи место учителя. Бапуджи прекрасно разбирался в музыке, и когда его племянник открыл в Манинагаре музыкальную школу, Бапуджи стал ей заведовать. Теперь Бапуджи чувствовал, что обрел в жизни некоторую стабильность. Став экономически независимым, он пригласил мать и старшего брата переехать к нему и разделить с ним счастье. Постепенно он заслужил в Манинагаре хорошую репутацию. Так прошло пять счастливых лет.
В это время родственники решили его женить. Помолвка с девушкой, которая ему нравилась, из семьи знакомых была делом почти решенным. Но все пошло по-другому. Между Бапуджи и другими членами семьи произошла размолвка. Он был очень расстроен и однажды ночью ушел из дома, не сказав никому ни слова. Это случилось в 1941 году. После ухода из дома он пять-шесть месяцев жил инкогнито в Бомбее. Семья искала его повсюду, но так и не нашла.
В Бомбее в жизни Бапуджи произошла кардинальная перемена. Семейная размолвка зажгла в нем дух отречения. Он покинул Бомбей и отправился в духовный поиск, скитаясь по берегам священной реки Нармады в штате Гуджарат и желая стать санньясином.
Скитания привели Бапуджи в деревню Индоре-Вашну неподалеку от Раджпиплы. Там располагался ашрам «Ананд Кутир» удасина Свами Шри Шантананды. Бапуджи пришел к нему, пал ему в ноги и поведал свое желание отречься от мира.
У Шантананджи была привычка выслушивать людей молча и с закрытыми глазами. Как следует из его имени, он был человеком удивительно спокойным . Не открывая глаз, он ответил Бапуджи:
-Мой мальчик, останься пока в ашраме и реши сам, гожусь ли я тебе в гуру. А тем временем я узнаю больше о том, насколько ты достоин.
Бапуджи ответил с большой учтивостью:
- Гурудэв! Я, несомненно, недостоин стать Вашим учеником. Но Вы – искусный гуру, поэтому будьте столь милостивы и сделайте меня достойным.
Ответ Бапуджи понравился Шантананджи Махараджу, и он сказал:
- Мой мальчик, да ты оратор. Наверное, ты еще и хороший писатель или поэт. Я прав?
Бапуджи застенчиво кивнул. Так Бапуджи поселился в ашраме.
В первый же день в ашраме Бапуджи поручили помогать Арджундэвджи, одному из учеников-санньясинов Шантананджи Махараджа, заведовавшему кухней. Он попросил Бапуджи испечь роти – тонкие лепешки, которые пекут на открытом огне, - пока сам он занимался приготовлением даала (супа из чечевицы). В ашраме питались в основном даалом и роти.
Бапуджи раньше никогда не готовил роти. Он положил первую лепешку на сковороду и взял в руку щипцы, чтобы перевернуть ее. Но он не знал, когда переворачивать, и роти подгорела. Арджундэвджи уколол его, сказав:
- Дружище! Ты даже не можешь испечь роти, а собираешься стать санньясином?
Бапуджи очень задела эта насмешка, но он подумал, что ему придется многому научиться, если он хочет стать санньясином. Он попытался испечь еще одну роти, но с тем же результатом. Несмотря на все старания, из-за отсутствия опыта он спалил семь роти одну за другой. Арджундэвджи был в бешенстве. Он сказал Бапуджи, что ему придется самому съесть все подгоревшие роти, и вышвырнул его из кухни. Выражение лица Бапуджи напоминало подгоревшую роти! Ему объявили, что он не годится ни для какой работы на кухне ашрама.
На следующий день, рано утром, Бапуджи увидел, как Шантананджи Махарадж подметает двор ашрама. Бапуджи бросился к нему, пал ему в ноги и, не произнося ни слова, попытался вырвать метлу у него из рук.
- Зачем ты отбираешь у меня метлу? – спросил Шантананджи.
- Гуруджи! Пожалуйста, больше не утруждайте себя. Я подмету во дворе, - любезно сказал Бапуджи.
Лицо Шантананджи было серьезно, но он рассмеялся и сказал:
- Мой мальчик! Если ты хочешь подмести двор, найди себе другую метлу. Зачем ты мешаешь мне нести свое служение? Я тружусь с радостью, а не подневольно!
Бапуджи был очень впечатлен прямотой, простотой и чувством долга Шантананджи.
В тот же день, около четырех часов, Бапуджи вернулся в ашрам, искупавшись в Нармаде. Он заметил, что Шантананджи Махарадж что-то делает рядом с Гошалой (коровником). Бапуджи развесил свою одежду сушиться у края ашрама, внимательно наблюдая за Шантананджи Махараджем. Оказалось, что он смешивает цемент с песком. Когда смесь была готова, он поставил ее на стол. Затем он взял несколько кирпичей и начал выкладывать их на недостроенной стене гошалы. Он работал, как опытный каменщик, и Бапуджи понял, что он строит стену гошалы.
Бапуджи подошел к нему, но не знал, какую помощь предложить. Шантананджи Махарадж заметил, что он стоит с глупым видом, и сказал:
- Мой мальчик! Это совсем малая и несложная работа. Для нее не нужно ни особых умений, ни помощи. Я сделаю ее сам. Зачем нанимать каменщика на такую малую работу?
Бапуджи наконец придумал, что сказать:
- Гуруджи, такому молодому ученику, как мне, не годится позволять своему пожилому гуру заниматься такой тяжелой работой, поэтому я готов выполнить ее под Вашим руководством.
- Мой мальчик, эта работа будет посложнее, чем подмести двор. Работа каменщика требует некоторых умений, ее нельзя выполнить, не имея опыта. Конечно я стар, но для меня эта работа, как игра. Старики, как дети, любят играть.
Шантананджи рассмеялся.
- Гуруджи, Вы мой духовный отец. Когда Вы так усердно трудитесь, как я могу просто стоять и смотреть! Это недостойное поведение.
- Я ем, так? – объяснил Шантананджи Махарадж. - Если я не буду заниматься физическим трудом, как мне переваривать пищу? Если ты не можешь видеть, как я работаю, пойди найди себе тихое местечко и почитай Гиту, но оставь меня наедине с моим делом.
Бапуджи ушел, сел в маленькой комнатке и начал читать на распев Гиту. Шантананджи Махарадж глубоко порицал любое бездействие. Когда он не был погружен в медитацию, то занимался тем или иным делом и никогда не сидел сложа руки. У его ног Бапуджи научился чувству долга и любви к труду.
Шантананджи Махарадж очень любил коров. Он построил в ашраме небольшую гошалу и сам ухаживал за коровами. Он сам кормил их и днем, и ночью, купал в водах реки Нармады, вытирал их тела, вынимал из шерсти вшей и клещей и выбрасывал их подальше. Он проявлял огромную любовь к маленьким телятам. Он выносил корзины с навозом из ашрама и выбрасывал их на кучи компоста, разбрасывал песок по полу гошалы, когда он становился мокрым от коровьей мочи.
Однажды Бапуджи издали увидел, как Шантананджи привязал коров во дворе и убирается в гошале, вороша песок и разбрасывая его по полу. Бапуджи подумал, что это легкая работа, и взял это себе на заметку. На следующий день, увидев, что коровы привязаны снаружи, он пошел в коровник, ни у кого не спросясь. Внутри никого не было, и Бапуджи начал ворошить песок. Вскоре появился Шантананджи Махарадж и спросил, что он делает.
- Я ворошу песок, - ответил Бапуджи.
- Но я уже это сделал. Зачем ты тратишь силы, выполняя ту же самую работу по второму разу? И теперь ты снова собрал весь мокрый песок!
Бапуджи понял, что допустил оплошность. Он заметил, что Гуруджи на самом деле не сердится, а смеется от всей души. Но для Бапуджи этот смех был особым видом плача. Он чувствовал, что Гуруджи расстроен его неумелостью и горестно ее оплакивает. Бапуджи не умел ни ворошить песок, ни печь роти.
Шантананджи был блестящим знатоком санскрита. Он глубоко разбирался в священных текстах. Благодаря своей святости и учености в свои ранние годы он обрел большую славу в Северной Индии, в том числе в Карачи, Сахаранпуре, Бхатинде (штат Пенджаб), Равалпинди, Хайдарабаде (в Синде) и Харидваре. Но Шантананджи слава только стесняла, потому что его больше интересовала йога-садхана (практика йоги) и интроспективное созерцание. Поэтому он специально обосновался в глухой деревушке Индоре-Вашне на берегу Нармады, вдали от всякого общества. В эту деревушку было сложно добраться: в радиусе семи миль не было ни дороги, ни железнодорожной станции. Никакой посетитель не поехал бы в такое место, поэтому Шантананджи счел его подходящим для садханы.
Для начала Шантананджи построил хижину и вырыл грубую пещеру. Все это он сделал сам. В пещере он занимался йога-садханой, а жил в хижине. Свободное время он посвящал размышлениям над Шастрами. Он совершенно позабыл материальный мир и жил, полностью погруженный в собственную садхану, не занимаясь ни чем другим и не показываясь преданным, которым случалось приходить к нему. В конце концов, благодаря неусыпным трудам, он оказался на пороге самореализации.
Однако судьба распорядилась так, что Шантананджи пришлось вернуться к общественной жизни. Его от природы человеколюбивый нрав вскоре взял над ним верх. Так образовался ашрам «Ананд Кутир». С тех пор двумя нераздельными целями его жизни стало служение людям и служение коровам. Его учение стало даром для многих людей. Он часто повторял: «Я много лет медитировал во тьме пещеры, теперь мне хочется несколько лет помедитировать на свету».
Величие Шантананджи Махараджа можно проиллюстрировать реальным примером из жизни. В деревне Панкот, неподалеку от Равалпинди (территория современного Пакистана), жил святой Баба Тхаандасджи. Это была великая душа, святой высочайшего уровня, обладавший огромным могуществом. Он принадлежал к монашескому ордену удасинов, расположенному в Панкоте. Его главным учеником-санньясином был Свами Бхактананджи, близкий друг Шантананджи.
У Бабы Тхаандасджи было множество последователей и среди индусов, и среди мусульман. Его последователи были разбросаны по большой территории, включая границу с Потхохаром, Кабул и Кандагар (территория современного Афганистана). Когда он ушел из жизни, его преемником стал Свами Бхактананджи. В то время Свами Шантананджи Махарадж, свободный от мирских уз, собрал группу санньясинов и скитался с места на место, распространяя послание религии.
Панкот находился под властью владыки по имени Хан. Хотя Хан исповедовал другую религию, он вместе с женой служил Бабе Тхаандасджи с великой преданностью. Но после его смерти его сын (тоже Хан) начал притеснять Свами Бхактананджи. Он преследовал не только живущих в ашраме санньясинов, но и посещающих его преданных. Свами Бхактананджи сообщил Свами Шантананджи Махараджу о злодеяниях Хана и о той беде, в которой оказался ашрам. В то время Шантананджи был в пути, но, получив эту весть, тут же поспешил в Панкот.
Чтобы заставить неразумного Хана одуматься, Шантананджи остался в ашраме и стал поститься. Бог не терпит, когда оскорбляют дорогих ему святых. В ответ на молитву Шантананджи Бог послал к Хану человека с чакрой . Человек преследовал Хана повсюду, и вскоре тот лишился сна, а через три-четыре дня уверился, что человек собирается перерезать ему чакрой горло.
Он совершенно потерял самообладание и принялся кричать:
-На помощь! На помощь! Умоляю, спасите меня!
К нему прибежала мать и спросила, в чем дело и почему он кричал.
-Матушка! – отвечал Хан. - Какой-то человек хочет перерезать мне горло чакрой. Он только что был здесь, но растаял, когда ты пришла.
Мать Хана была женщиной верующей. Ей было прекрасно известно о злодеяниях сына.
- Сынок, - сказала она, - ты страдаешь, потому что притеснял святых. Если ты не прекратишь свои злодеяния, последствия будут ужасны.
Хан был очень напуган человеком с чакрой и хотел положить конец этому преследованию.
- Матушка, - сказал он, - прошу тебя, спаси меня от когтей этого человека, угрожающего мне чакрой! Я готов сделать все, о чем ты попросишь.
Мать Хана знала, что в ашраме Панкота почему-то постится удасинский санньясин. Она поняла, что только этот санньясин способен помочь ее сыну.
- Сынок, - сказала она ему, - в твоих землях остановился для поста факир , любезный Всемогущему Аллаху. Иди к нему и моли его простить тебя за твои злодеяния. Только тогда ты обретешь покой.
Хан с готовностью согласился, но попросил:
- Матушка, ты должна пойти со мной. Я не хочу идти туда один.
В тот же день они вместе отправились в Панкот. Они бросились в ноги к Шантананджи Махараджу, и мать Хана поведала ему о человеке с чакрой. Хан выразил глубокое раскаяние за преследование санньясинов и преданных. Выслушав весь их рассказ, Шантананджи Махарадж сказал:
- Тебе незачем просить моего прощения. Проси прощения у Бога, ибо страдаешь от его гнева. Ты должен поклясться, что больше не будешь питать к святым и преданным ненависти и вражды. Сделай так, и твои страдания кончатся.
Хан тут же дал обет:
- С этих пор я больше никогда не буду преследовать святых и преданных. С этого дня их беды и невзгоды станут моими бедами и невзгодами.
Шантананджи Махарадж был очень рад. Он благословил их обоих, прервал свой пост и поел в их присутствии. С тех пор человек с чакрой перестал преследовать Хана, и он зажил в покое и счастье.
В тот же день Шантананджи Махарадж тайком покинул ашрам, не сказав никому ни слова. Он снова присоединился к странствующим монахам. Слава была ему глубоко противна.
Прошло почти десять лет с тех пор, как Дададжи (Свами Пранавананджи) сказал Бапуджи в Бомбее, что в будущем, когда в его сердце пробудится дух отречения, он должен принять дикшу (посвящение в монашеский орден) от святого, любящего коров, который стар, учен и соблюдает аскетизм. Бапуджи помнил это наставление. Шантананджи обладал всеми этими добродетелями, и Бапуджи смотрел на него как на своего гуру. Оставался еще вопрос, сочтет ли Шантананджи его готовым для санньясы. Бапуджи прекрасно сознавал, что за четыре дня в ашраме от него не было никакого проку. Каждый раз, когда представлялся случай быть полезным или когда он сам пытался помогать, его ждал провал. По этой причине его терзали сомнения, и он не знал, получит ли дикшу вообще. Но вскоре его сомнения были рассеяны. На пятый день Шантананджи посвятил его в санньясу.
После посвящения Бапуджи пал гуру в ноги и с церемониальной любезностью оказал ему должные почести. Теперь имя Бапуджи было Свами Крипалвананд. Так, в благодатный день Рама-Ванами (день рождения Господа Рамы) 1942 года, почти в тридцать лет, он стал санньясином.
Когда Бапуджи принял санньяс-дикшу, Шантананджи дал ему бесценный совет. Он взял в руки охровое одеяние Бапуджи и очень торжественно произнес:
- Сын мой! Эти охровые одежды необычайно святы. Не запятнай их позором. Ты все еще молод. В твоем теле и уме еще вполне могут возникнуть плотские желания и страсти. Если ты когда-нибудь возжелаешь женщину, повесься и покончи с жизнью или бросься в море, но ни в коем случае не запятнай святость этих одежд. Не опозорь своего гуру.
Бапуджи пал к ногам своего гуру и омыл их слезами.
Потом он поднялся на ноги и сказал дрожащим голосом:
- Гурудэв! Благословите меня, чтобы я мог всю жизнь следовать Вашему бесценному совету, никогда о нем не забывая.
Гуруджи возложил свою святую руку на голову Бапуджи. Его лицо светилось чувством великого счастья и любви.
Дух отречения
Перед самым посвящением в санньясу Шантананджи Махарадж спросил Бапуджи:
- Чем ты собираешься заняться, когда станешь санньясином? Хочешь изучать санскрит и Шастры (священные тексты)?
- Нет, я не хочу изучать санскрит, - ответил Бапуджи, - мне вполне достаточно того, чему я уже научился. Пока я хочу просто отречься ото всех мирских наслаждений и постранствовать.
- Дух отречения на самом деле восхитителен, но необходимо четко понимать разницу между простым желанием странствовать и отречением.
- Гуруджи, я не могу жить прикованным к ашраму.
- Я не стану просить тебя поступать против твоего желания.
Итак, после посвящения Бапуджи преисполнился желанием странствовать и покинул Шантананджи Махараджа на следующий же день. Вместе с разрешением уйти Шантананджи дал ему несколько советов:
- Никогда не прикасайся к деньгам. Если тебе понадобится одежда, возвращайся сюда. Чтобы питаться, проси милостыни. Живи только в храмах или дхармашалах (общежитиях для паломников), но не в ашрамах. Не оставайся на одном месте дольше, чем на день-два. В своих странствиях помни эти правила и следуй им. Кроме того, не притрагивайся к женщинам, не обманывай и не прибегай к притворству. Всегда следуй истинному пути.
Словом, Шантананджи кратко изложил Бапуджи моральный кодекс аскета. Чувства захлестнули Бапуджи. Он разразился слезами и пал к ногам Шантананджи.
Минут через пять Бапуджи взял себя в руки, поднялся и произнес дрожащим голосом:
- Гурудэв! Пожалуйста, благословите меня, чтобы я неотступно следовал всем Вашим заветам. Всю жизнь я буду помнить Ваши наставления.
Шантананджи возложил свою святую руку на голову Бапуджи. Его глаза тоже были полны слез. Так Бапуджи расстался со своим гуру.
Бапуджи казалось, что санньясину лучше всего постоянно скитаться с места на место. С этой мыслью на утро он покинул «Ананд Кутир» без малейшего представления о том, что ждет его впереди. Он бесцельно бродил, позволяя ногам самим нести себя. Вскоре он увидел старушку, несущую на голове большую вязанку колючего хвороста. Она была очень слаба и едва передвигала ноги. К тому времени как он поравнялся с ней, она уже сложила свою ношу на землю и присела отдохнуть под деревом.
При виде жалкого состояния старушки сердце Бапуджи сжалось. В кармане у него было немного денег. Слова Гуруджи все еще звучали у него в ушах, и он подумал, что должен избавиться от этих денег. Он достал их из кармана и протянул старушке.
- Матушка, - сказал он, - я стал санньясином, и деньги мне больше не нужны. Пожалуйста, прими то немногое, что у меня есть, и распорядись по своему усмотрению.
Старушка уставилась на него, онемев. Она не могла произнести ни слова, не раскрыла рта, но глаза ее наполнились слезами. Бапуджи увидел в них сияние непроизнесенного благословения. Он пал к ее ногам, затем поднялся и продолжил свой путь.
Бапуджи скитался по берегу Нармады и решил переправиться через реку. Попасть на другой берег можно было только на лодке, но ему нечем было заплатить лодочнику. Он нерешительно подошел к лодочнику и сказал:
- Брат! Я санньясин. Я хочу переправиться через реку, но у меня нет денег. Не перевезешь ли ты меня бесплатно?
Лодочник немного подумал и ответил:
- Тебе придется немного подождать. Когда соберется несколько пассажиров, я перевезу тебя вместе с ними.
Бапуджи некуда было спешить, и он стал ждать. Через полчаса собралось несколько пассажиров. Сходя с лодки, Бапуджи поблагодарил лодочника.
- Махарадж, не нужно благодарностей, - ответил лодочник, - просто благослови меня.
«Велика Индия и велика ее арийская культура! – подумал Бапуджи. - Какое подлинное уважение внушают эти охровые одежды даже в наше время!» И он продолжил свой путь.
Наконец Бапуджи дошел до деревни Рампур. Было где-то между половиной одиннадцатого и одиннадцатью утра. В это время Бапуджи обычно обедал. Он был голоден, но ему не хотелось просить милостыни. В сущности, он стыдился, ведь ему впервые предстояло раздобыть себе еды вне ашрама. К тому же у него даже не было миски для пожертвований. Гуруджи собирался дать ему миску, но Бапуджи покидал ашрам в спешке, и об этом, видимо, позабыли.
Бапуджи поднялся по тропе, ведущей к расположенному на холме Рампуру. Невдалеке он увидел храм и направился к нему. Его мысли были заняты проблемой нищенства. «Неужели санньяса означает полную зависимость от милосердия других людей? Если это так, не лучше ли жить трудом?» Но затем он снова убеждал себя: «Ну что ж, раз я уже стал санньясином, у меня нет иного выбора, как просить милостыни. Я не могу позволить себе стыдиться просить пищи». С этими мыслями он подошел к храму. Это был храм Шивы. Поклонившись лингаму, он сел и немного помолился. Было лето, и погода стояла очень жаркая. Храм особо не спасал от изнуряющего зноя, но в тишине Бапуджи услышал два голоса, доносившихся из находившегося рядом вайшнавского храма.
- Мама, тетя не придет на обед, - послышался голос мальчика лет двенадцати-тринадцати.
- Почему не придет? – спросила мать.
- Когда я пришел позвать ее, она сказала, что уже пообедала.
- Но ты же сказал мне, что тетя хочет, чтобы я приготовила для нее ведми (сладости). Поэтому я так и сделала.
- Тетя правда так сказала, но теперь она говорит, что это была просто шутка.
- Ничего страшного. Теперь сходи и соверши пуджу (ежедневную молитву) в храме Шивы, а после сядем обедать.
Мать с сыном каждый день совершали пуджу в обоих храмах. Она была вдовой, а он – ее единственным сыном, о чем Бапуджи узнал в последствии. Мальчик вошел в храм Шивы и увидел Бапуджи. Не сказав ни слова, он совершил ритуал пуджи. Он окончил пуджу за четыре-пять минут и вернулся к матери. До слуха Бапуджи снова донесся их разговор.
- Мама! В храме Шивы сидит санньясин.
- Ты спросил его, обедал ли он? Кто-нибудь накормил его? Он голоден?
- я ни о чем его не спрашивал. Я просто видел его в храме.
- сынок! Когда встречаешь санньясина, то всегда нужно спрашивать, обедал ли он и голоден ли. Мы должны дать ему хотя бы холодной воды. Ты уже взрослый и должен знать такие вещи.
У Бапуджи был камандалу, но от летней жары вода в нем нагрелась и стала невкусной. Но его мучила жажда, и он собирался все равно выпить ее. Теперь же, когда представлялась возможность напиться свежей, прохладной воды из глиняного кувшина, он решил немного подождать. Тем временем мать и сын продолжали разговаривать.
- Мне пойти и спросить святого, обедал ли он? – спросил мальчик.
- Да, сынок, иди скорее, а то он может уйти просить еды в другом месте. Возможно, Бог устроил так, чтобы я испекла ведми специально для него.
Бапуджи было очень приятно это слышать, но в то же время его глаза наполнились слезами. Ему вспомнились его собственные мать и сестры. Он любил ведми, и мать с сестрами часто заботливо готовили их для него. «Мне не хватило умения зарабатывать на жизнь или смелости умереть, - подумал он, - и я покинул ночью свою бедную, невинную мать, сестру и брата и стал санньясином. Сколько слез они прольют, когда узнают, что я принял санньясу! И каково им будет, когда общество начнет их порицать! Я причинил им огромные страдания, став санньясином, и вот меня пугает мысль о голоде. Моя сила воли все еще недостаточно тверда для санньясы (отречения)». В таком смятении пребывал ум Бапуджи, когда к нему подошел мальчик.
Он пал Бапуджи в ноги и спросил:
- Махарадж! Если ты еще не ел, приходи, пожалуйста, к нам на обед.
Бапуджи уже знал об их плане и был очень и очень голоден. Не произнося ни слова, он тут же поднялся и пошел с мальчиком. Два храма и дом священника находились в одном большом дворе. Увидев, что Бапуджи выходит из храмового двора и идет к дому, мать мальчика вышла на порог с маленьким кувшином воды и салфеткой. Когда Бапуджи ступил на их порог, мать с сыном вместе омыли ему ноги и вытерли их салфеткой. Бапуджи попросил холодной воды. Мать принесла воды, и Бапуджи утолил жажду.
Бапуджи удобно усадили на веранде, а минут через десять пригласили в дом к обеду. Бапуджи заметил, что в комнате чисто. Повсюду пахло благовониями. В комнате стояло два удобных низких сиденья , а на полу в знак гостеприимства ярко алели две свастики . Хозяева зажгли масляную лампу и положили рядом с сиденьями опахало. Когда Бапуджи сел на одно из сидений, мать мальчика накрыла для него на втором. Сначала Бапуджи предложил пищу Богу, а затем начал есть.
Пока он ел, мать и сын по очереди обмахивали его опахалом. Они настаивали, чтобы он поел как следует. Бапуджи был очень голоден, а хозяйка приготовила его любимое блюдо – ведми. Он наслаждался обедом и ел с большим аппетитом. Пока он ел, то и дело на глаза ему наворачивались слезы. Бапуджи казалось, что ему прислуживает его родная мать или сестра.
Этот случай укрепил его силу воли. Он позабыл свою печаль по покинутым родным. Страх перед жизнью аскета тоже исчез. Он ощущал присутствие оберегающей силы, которая постоянно о нем заботилась. Он твердо уверился, что индийская мать – воплощение любви, милосердия и веры. Она никогда не позволит голодать человеку, идущему по духовной стезе, и заботится о том, чтобы преданные Бога могли спокойно петь его имя.
Бапуджи решил оставаться на одном месте только на день, а на следующий уходить в другое. К этому времени он перестал есть по вечерам, поэтому решил остаться в Рампуре и провести ночь в храме. Но у него не было ни подушки, ни одеяла. Когда Бапуджи принял санньясу, Шантананджи Махарадж дал ему две дхоти (набедренные повязки), две кафни (свободные рубашки), два полотенца, две каупины (набедренные повязки), одну простыню и камандалу. Он взял с собой только эти вещи. Ночью он постелил простыню на полу и лег на ней, подложив под голову узелок из одежды вместо подушки. Словно опьяненный мыслью об отречении, он вскоре крепко уснул. Рано утром, умывшись, он поклонился Господу Шиве в храме и покинул это место.
Бапуджи решил каждый день проходить от восьми до десяти миль. однажды он пришел в ашрам. Ашрам, хотя и небольшой, был красив. В нем был маленький храм и пять-шесть комнат. Еще в ашраме была кладовая, столовая и кухня. В центре находился внутренний двор, где люди собирались для религиозных бесед. Привлеченный красивой и безмятежной атмосферой этого ашрама, Бапуджи решил там остаться. У входа в ашрам росла священная фига, вокруг которой был построен помост. Бапуджи присел на помост в тени дерева.
Санньясин из ашрама заметил его и позвал:
- Бхагат (преданный)!
Бапуджи не понял, что это относится к нему, и не обратил внимания. Тогда санньясин подошел к нему и сказал:
- Бхагат! Пообедай с нами.
Бапуджи понравилась эта мысль, и он пошел с санньясином. В ашраме было около семи монахов. Их предводитель задал ему несколько вопросов, ответы на которые мог знать только настоящий санньясин. В любом ашраме принимают санньясинов всех монашеских орденов, но есть определенные коды, чтобы лжесанньясины не могли получить бесплатной пищи и незаслуженного уважения. Бапуджи честно ответил на все вопросы и упомянул, что стал санньясином лишь недавно. Главному санньясину понравилась его открытость, и он пригласил его отобедать. Бапуджи сел с ними за стол и поел простой пищи - даал и роти. Они ласково заставили его съесть всю порцию, и хотя пища была очень простой, Бапуджи она показалась вкусной и сытной.
Вечером в ашрам пришли деревенские жители, чтобы вознести молитвы и послушать религиозные беседы. Религиозные песнопения продолжались до поздней ночи. Бапуджи тоже спел несколько песнопений. Всем понравилось его пение, и главный санньясин настоял, чтобы он остался в ашраме еще на несколько дней. Бапуджи рассказал ему о своем правиле не оставаться на одном месте дольше, чем на одну ночь, но все санньясины продолжали его упрашивать. Покоренный их радушием, Бапуджи провел в ашраме три дня.
Бапуджи очень тронуло бескорыстное служение, которое санньясины оказывали общине, и религиозный пыл простых деревенских людей. Санньясины служили людям в области религии и культуры, а деревенские жители помогали содержать ашрам, снабжая его продуктами и деньгами. Бапуджи понял важность таких ашрамов для установления отношений взаимопомощи между санньясинами и местными жителями.
За следующую неделю своих странствий Бапуджи останавливался еще в четырех или пяти ашрамах. Санньясины каждого ашрама предоставляли ему полезные сведения об ашрамах в округе, облегчавшие ему жизнь. Хотя он был чужаком, он всегда получал теплый прием и пищу, и для него всегда находилось место для сна и повторения имени Бога. Впервые он изведал жизнь в ашраме и ее дух всеобщего братства. За первую же неделю странствий его страхи о непредсказуемости аскетической жизни развеялись, и он испытывал безграничное внутреннее спокойствие.
Бапуджи до сих пор не пробовал просить милостыни. Впервые это произошло с ним в деревне Шинор. К этому времени в его странствиях к нему присоединился другой санньясин. Ведя аскетическую жизнь уже много лет, этот санньясин был очень опытен. Он воодушевил Бапуджи, и они вместе отправились просить милостыни. У Бапуджи не было миски, и его товарищ принимал подаяния за них обоих. Возвращаясь после сбора милостыни, Бапуджи со смехом спросил:
- Принимать подаяния в одну миску – это еще куда ни шло, но как мы будем есть без второй миски?
- Погоди! – ответил санньясин. - Мы поедим с шиком, а не как-нибудь.
Разговаривая, они подошли к храму Бхандарешвара Шивы. Здесь они совершили ритуал и предложили немного еды Господу Шиве. Затем, спустившись по ступеням гхата, они предложили еды священной реке Нармаде, от имени которой ее съели рыбы. Взяв свой камандалу, санньясин как следует вымыл большой камень, лежавший на берегу. Отмыв камень дочиста, он вывалил на него содержимое миски для пожертвований. Затем он разделил еду на две равные части и пригласил Бапуджи к столу со словами:
- Добро пожаловать, Свамиджи, на эту великолепную трапезу! Даже Индра (верховный бог) никогда не знал подобной роскоши! Бедняга, должно быть, нам завидует.
Бапуджи сел и стал есть с каменной тарелки. Пища, которую он получил, впервые попросив милостыни, напоминала сладчайшую амброзию. Его сердце трепетало от радости. Теперь его нерешимость просить милостыни совершенно исчезла. Он понял, насколько обильна аскетическая жизнь, и дух отречения опьянил его.
Через три месяца скитаний с места на место Бапуджи пришло в голову, что подобные странствия без крова и благословения Гуруджи лишены всякого смысла. Он понял, что лучше изучать санскрит и священные тексты. Как только эта мысль пришла ему в голову, он отправился в «Ананд Кутир», чтобы увидеться со своим гуруджи. Пройдя пять-шесть миль, он пришел в ашрам ранним вечером. Гуру Шантананджи Махарадж лежал на кровати рядом со своей хижиной, читая на распев строфы из Шримад-Бхагаватам, священной книги, описывающей жизнь Господа Кришны. Остальные члены ашрама обедали в столовой.
Бапуджи коснулся стоп Гуруджи.
- Когда ты вернулся? – спросил Гуруджи.
- Только что, - ответил Бапуджи.
- Тогда сначала иди поешь.
- С тех пор, как я стал санньясином, я перестал есть по вечерам.
- Ну, тогда садись.
Бапуджи сел на землю и начал растирать ноги Гуруджи. К кровати было привязано три или четыре маленьких теленка. Гуруджи, не переставая их гладить, спросил:
- Ну, и как же ты провел эти три месяца?
Часа два Бапуджи с большим жаром рассказывал о своих странствиях. Гуруджи ничего не говорил, но слушал с закрытыми глазами. Когда Бапуджи окончил свой рассказ, Гуруджи сел на кровати и воскликнул:
- Браво! Браво! Три месяца ты носился без передышки, точно верблюд по пустыне!
Потом он очень сердито добавил:
- Снимай-ка свои охровые одежды и иди домой. Ты просто не способен стать санньясином. Если ты покинул дом, зачем теперь ты привязываешься к ашрамам? Что такого в этих ашрамах? Разве я не велел тебе останавливаться в храмах и дхармашалах и просить милостыни?
Бапуджи признал свою ошибку и сказал:
- Гурудэв, пожалуйста, простите меня. С этих пор я стану просить милостыни. Я не поддамся искушению жить в ашрамах ради пищи и крова.
Сказав так, он приклонил голову к стопам Гуруджи.
В то же мгновение гнев Гуруджи прошел.
- Хорошо, я прощаю тебя на этот раз, - сказал он мягко. - Ты сможешь стать санньясином высокого уровня, только если будешь следовать моим наставлениям с полной верой.
На самом деле его гнев был напускным. В душе он испытывал к Бапуджи глубокую отеческую любовь. Шантананджи Махарадж был живым воплощением великого самообладания и спокойствия. Разве мог он сердиться? На следующий день Бапуджи сообщил Гуруджи о своем желании изучать священные тексты.
- Сынок, - сказал Гуруджи, - изучение Шастр – не более чем самообман. Если искомое знание не направлено на то, чтобы питать дух отречения, оно затягивает человека в бездну мирских дел. От одного знания человека может раздуть от самодовольства. Такие пандиты (ученые) становятся полными гордыни лжецами. Это всего лишь заблуждение. Одно знание без духа отречения уводит на ложный путь.
Бапуджи было удивительно это слышать. Сам Гуруджи был великим ученым, обладающим глубокими знаниями санскрита и Шастр. И тем не менее он называл это знание самообманом! Бапуджи не напрямую повторил свое желание:
- Гуруджи! Я подумал, что если буду просто бесцельно скитаться, мой дух отречения ослабнет, а невежество возрастет. Я подумал, что лучше служить Вам, одновременно изучая Шастры у Ваших ног.
Гуруджи с любовью погладил Бапуджи по голове и сказал:
- Сынок, ты мой любимый ученик. Если ты хочешь получить мое наследие, оставь все прочее и займись одной садханой (духовной практикой). В этом и есть истинное отречение. После изучения Шастр я пришел к одному выводу: конечная цель любого знания и отречения – оставаться полностью погруженным в поиски Самости. Но если ты до сих пор настаиваешь на том, чтобы пренебрегать самой сутью и заниматься всякими пустяками, отправляйся к какому-нибудь пандиту в Харидвар или Каши и учись Шастрам у него.
Бапуджи поник головой. Он понял, что Гуруджи вовсе не стремится учить его Шастрам, и он сидел растерянный и онемевший.
Он не знал, что еще сказать. Заметив на его лице тень разочарования, Гуруджи сказал:
- Ну, раз уж тебе так хочется изучать Шастры, я дам тебе свое позволение и устрою все для твоих занятий.
- Мой долг – следовать Вашим велениям, - ответил Бапуджи.
Шантананджи Махарадж договорился, что Бапуджи будет жить в ашраме «Шри Мунимандал» в Харидвар-Канхале и изучать Шастры. Он также дал ему наставления, как продвигаться в учении. Бапуджи был в восторге.
Через несколько дней Шантананджи Махарадж купил ему билет на поезд до Харидвара. Климат там холодный, и приближалась зима, поэтому Гуруджи также дал ему одеяло. Он велел Бапуджи писать ему без колебаний, если ему что-нибудь понадобится, и заверил, что будет посылать ему деньги, как только возникнет необходимость. Бапуджи попрощался со своим гуру и, получив его благословение, отправился в Харидвар.
Знаменитые гуру из секты удасинов
Бапуджи прибыл в ашрам «Шри Мунимандал» в Харидвар-Канхале. Этот ашрам считается главным центром секты удасинов в Индии. Основателем ашрама был великий святой Шри Свами Кешавананджи Махарадж, учитель учителя Шри Шантананджи. Духовное богатство Свами Кешавананджи не знало границ. Подобно Джагатгуру Шанкарачарье , Шри Кешавананджи Махарадж одерживал верх над многими великими учеными со всей Индии во многих диспутах по толкованию Шастр. В результате он стал очень влиятельной фигурой во всей Индии .
Секта удасинов - очень древняя. Ее основателями считаются Санаткумараь и Нарадаь Муниь, уморожденные сыновья Господа Брахмы, творца.
В средневековье выдающийся удасинский гуру махатма Шричандраджи Махарадж возродил секту, распространившую свое влияние на большую территорию. Он был старшим сыном Гуру Нанакаь, основателя сикхизма. Он родился в 1494 году Н.Э. с джатойь (пучком волос) на макушке, а его младенческое тело было покрыто бхасманом (пеплом) – и то, и другое является признаком аскета. Люди тут же уверились, что это божественная личность. Пока ребенок рос, он совершал одно чудо за другим. В нежном возрасте восьми лет он уже посещал духовные диспуты и превосходил многих ученых пандитов в знании Шастр. В 1519 году Н.Э., в возрасте двадцати пяти лет, в день Гурупурнимыь он принес аскетические обеты в Кашмире Свами Шри Авинашрамджи. После этого он путешествовал по всей Индии, проповедуя религию. Во время своих странствий и посещения святынь, он распространял слово дхармы и пробуждал в людях новое сознание.
Какое-то время Шричандраджи жил в Кашмире и писал комментарии к Ведам. Он снова пустился в путь, на этот раз чтобы спасти индусов от зверств представителей других религий. Благодаря своим божественным йогическим силам он совершил множество чудес в Пешаваре, Кабуле, Синдеь и других местах и высоко вознес знамя санатана-дхармы .
Вазир Хан, мусульманин из Кабула, был сильно впечатлен его учением и стал преданным Господа Кришны. Даже могольский император Джахангир был настолько поражен его чудесами, что даровал индусам свободу вероисповедания. За свою долгую жизнь Шричандраджи совершил множество чудес в самых разных местах, но здесь невозможно рассказать обо всех. Главными центрами его деятельности были Тхатхтха (в Синдеь), Бархатх, Шринагар, Кандагар и Пешавар. За свою долгую жизнь в сто пятьдесят лет он облегчил судьбу многих людей. Благодаря йогическим силам он не знал старости и всегда оставался юн. В конце концов он вошел в пещеру в горе Чамбе и исчез. Дата его смерти неизвестна. Говорят, что он вовсе не умирал.
Шантананджи Махарадж родился в семье браминов в деревне неподалеку от Раджпура, места рождения великого поэта и святого Тулсидасджи. Получив начальное образование в деревенской школе, он отправился в Аллахабад, чтобы продолжить там свое обучение. Он был блестящим учеником, и дядя собирался отправить его получать высшее образование в Лондон. Но с раннего возраста он имел склонность к духовной жизни, поэтому, когда ему исполнилось восемнадцать, он покинул свой дом в поисках гуру.
Около четырех лет он странствовал пешком по всему штату Мадхья-Прадеш и его окрестностям, но не мог найти подходящего гуру, который учил бы его йога-садхане. Однажды он услышал, как какой-то санньясин превозносит гуру по имени Брахмананджи Брахмачари, который обосновался в штате Гуджарат в Гангсаре, неподалеку от Чандод-Карнали, на берегу реки Нармады. Прежде чем стать санньясином, Брахмананджи был генералом армии Пенджаб-Кешари Раджи Ранджит Сингха. Но после того как Лахор оказался в руках британской армии, его постигло разочарование. Вскоре он стал удасинским санньясином и глубоко погрузился в йога-садхану.
Шантананджи жаждал увидеться с этим святым, но всего за несколько дней до того, как он добрался до ашрама в Гангсаре, Шри Брахмананджи принял вечное самадхи. Шантананджи остался на несколько дней в ашраме Гангсара в обществе учеников Брахмананджи. Гостя в ашраме, он услыхал, как хвалят ашрам «Мунимандал» в Харидвар-Канхале и его основателя Свами Кешавананда, знатока всех Шастр. Шантананджи очень захотелось встретиться с этим святым, и он покинул ашрам в Гангсаре, не обмолвившись ни одной живой душе. Он отправился прямо в Харидвар.
Его встреча со Свами Кешавананджи Махараджем в ашраме «Мунимандал» принесла ему большое удовлетворение. Свамиджи ощутил ауру его личности и пригласил его остаться в ашраме и изучать санскрит. Со временем Шантананджи стал большим знатоком санскрита, но его желание практиковать йога-садхану по-прежнему оставалось неисполненным. В те дни Свами Кешавананджи был очень занят, проповедуя послание религии, поэтому Шантананджи обратился к Свами Пракашананджи, его главному ученику, и выразил сильное желание изучать йога-садхану и получить посвящение в чатуртх-ашраму (четвертую, или санньяса-ашраму) удасинской секты. Свами Пракашананджи признал его достойным и посвятил в санньясу. Он дал ему имя Шантананд и объяснил процесс и тонкости йога-садханы.
Шантананджи начал заниматься йога-садханой и параллельно продолжал изучать санскрит. Так он стал санньясином удасинского ордена, и так продолжилась его связь с ашрамом «Мунимандал». Именно эта тесная связь позволила ему устроить так, чтобы Бапуджи изучал там санскрит.
Бапуджи провел примерно восемь месяцев в ашраме «Мунимандал», самом значимом центре удасинской секты. За этот период он изучал среди прочего санскрит, шесть даршан, Упанишады и Шримад Бхагавадгиту. В ходе учения он пришел к пониманию того, что знание Шастр (священных текстов) очень полезно для искателей Истины. Поэтому он решил ежегодно проводить несколько месяцев в разных центрах учения, включая Харидвар, Ришикеш и Каши.
Вдохновление на духовную жизнь
Когда Бапуджи вернулся в Гуджарат, он хорошо разбирался в санскрите и Шастрах. Он думал, что все полученные им знания должны стать общественным достоянием на благо всем людям. С этой мыслью он снова пустился в пешие странствия, посещая многие деревни по берегам реки Нармады.
В своих странствиях он очутился в деревне Сисодаре. Однажды к нему пришел молодой брамин по имени Винаяк и обратился со словами:
- Я вижу в Вас своего гуру. Я брамин, но не знаю ни одной шлоки (стиха) на санскрите. Это ужасно меня тяготит. Не научите ли Вы меня санскриту?
Услышав эти слова, Бапуджи подумал: «Если этот юноша так жаждет изучать санскрит, мой святой долг – научить его».
- Я буду учить тебя санскриту, - сказал он юноше, - но тебе придется приходить ко мне каждый день в пять часов утра.
Молодой брамин принял это предложение. Вскоре весть об этом разнеслась по деревне, и еще несколько юношей выразили желание изучать санскрит. Бапуджи пригласил на занятия и их.
На следующий день около восьми учеников пришло к нему к пяти утра, чтобы изучать санскрит. Бапуджи начал разучивать с ними некоторые известные санскритские шлоки (стихи). Сначала он объяснял каждое слово шлоки на гуджарати, потом произносил каждое слово в отдельности на санскрите, а молодые люди повторяли за ним, точно первоклассники. Так они читали каждую шлоку десять раз по словам, а затем еще десять раз всю шлоку целиком. Ученикам очень нравился метод Бапуджи, и это еще усиливало их рвение к учебе. Вскоре вся деревня была охвачена желанием изучать санскрит.
Через несколько дней к Бапуджи уже приходило около шестидесяти мужчин, среди которых были старики, молодежь и даже дети. Маленький класс теперь превратился в патхшалу, или школу.
Бапуджи решил провести чатурмасью (четыре месяца Сезона дождей) в Сисодаре, так что учеба продолжалась без перерывов. Со временем к занятиям присоединился кое-кто из женщин и девочек. Когда количество учеников выросло, в четыре утра во всех концах деревни начали подавать звонок. Услышав звонок, люди вставали с постели и за час приготовлялись к занятию. К пяти часам утра они уже были в школе. Когда вся эта паства начинала хором читать шлоки, воздух наполнялся божественными музыкальными звуками, и каждое сердце было охвачено радостью.
Так, волей простого случая, Бапуджи получил блестящую возможность обучать санскриту. Деревенские жители проявляли огромное рвение к учебе, и Бапуджи радовался, видя, как их увлекло изучение санскрита. Вскоре деревенские жители сделали процесс обучения проще, напечатав брошюру с подборкой шлок, которые Бапуджи выбрал из разных Шастр (священных текстов).
Проведя в Сисодаре четыре месяца, Бапуджи получил приглашение открыть такую же школу в деревне Авидхе. После этого на него посыпались приглашения из многих деревень, и в каждой школы были переполнены. В маленьких деревнях школу посещало от пятисот до семисот человек, а в больших – от двух до трех тысяч.
Воодушевленный огромным успехом занятий санскритом, Бапуджи начал подумывать о том, чтобы обучать учеников одному целому тексту на санскрите вместо отдельных шлок, взятых из разных текстов. Так, думал он, ученики смогут научиться бесценным жизненным принципам, описанным в тексте. Поэтому он решил преподавать весь текст Шримад-Бхагаватам, самый прекрасный религиозный текст санатана-дхармы (вечной религии).
Бапуджи подумал, что если люди как следует поймут Гиту, ее принципы тронут их сердца. Только тогда они достигнут благородства ума, которое побудит их вести добродетельную жизнь. С этой мыслью Бапуджи решил написать упрощенную стихотворную версию Гиты на гуджарати, чтобы людям было легче ее понимать, запоминать и читать. Но перевести Гиту в форме шлок (стихов) – нелегкая задача. Она требует глубоких раздумий, работы в спокойной обстановке и полной и длительной сосредоточенности. Поэтому Бапуджи решил отправиться в Ришикеш и провел там шесть-семь месяцев. Ни на что не отвлекаясь, он выполнил перевод Бхагавадгиты на гуджарати. Этот труд помог обогатить и его собственное знание Гиты.
Вернувшись из Ришикеша, он стал вести занятия по новому переводу Гиты. Он назвал свой перевод «Гитагунджан», и он стал необычайно популярен. Тысячи людей выучили его наизусть. Бапуджи теперь ясно понял, какое почетное место занимает Гита в сердцах религиозных людей. Он видел, что его труд приносит плоды, и его сердце радовалось.
Кроме уроков санскрита в пять часов утра, Бапуджи начал давать лекции по Гите в пять часов вечера. Для обсуждения он выбрал первые три шлоки шестнадцатой главы. Бапуджи так глубоко изучил Бхагавадгиту, что мог бы целыми днями обсуждать любую главу. Его беседы об этих божественных сокровищах преобразили умы людей. Эти лекции явились для слушателей источником безграничного вдохновения. Беседы о Гите стали так же популярны, как занятия санскритом.
Кончина великого святого
За три года Бапуджи приобрел широкую известность среди людей, населяющих область между Чандодом и Бхаручем на берегах Нармады. Однажды он навестил ашрам «Ананд Кутир», чтобы увидеться с Гуру Шантананджи Махараджем, который сильно постарел и ослаб. Когда они остались наедине, Гуруджи сказал:
- Сынок! Я хочу, чтобы ты стал моим преемником. Ты живешь в Гуджарате и как святой пользуешься в этих землях большим уважением, поэтому я полностью уверен, что ты способен управлять ашрамом.
Бапуджи молчал, и Гуруджи спросил:
- Почему ты не отвечаешь?
- Гуруджи, я сообщу Вам свой ответ завтра.
- Разве я задал тебе такой сложный вопрос, что тебе нужны целые сутки, чтобы дать ответ?
Бапуджи понял, что ранит любящее сердце Гуруджи, если не ответит сразу, но в то же время он знал, что Гуруджи будет больно услышать его ответ. И все же после долгих раздумий он произнес:
- Гуруджи, эта роль не по мне. Я хочу оставаться свободным ото всех оков и странствовать, как отрекшийся от мира. Я не хочу стать наследником Вашего ашрама, я хочу унаследовать Ваше духовное богатство.
- Сынок, как моему преемнику тебе придется лишь присматривать за ашрамом. Твои братья санньясины возьмут все ежедневные заботы на себя. Ты сможешь странствовать совершенно свободно. Единственное, что тебе придется делать, это приходить сюда раз в месяц или в два, чтобы убедиться, что все идет хорошо.
- Гуруджи, пожалуйста, простите меня, но пока я не вижу необходимости в ашраме. Зачем же мне принимать эти оковы?
Когда Гуруджи услышал ответ Бапуджи, лицо его помрачнело. Святому гораздо сложнее найти подходящего преемника, чем индийскому отцу подыскать партию для своей дочери. Гуруджи все обдумал и сказал:
- Сынок, ты поймешь разницу между духом отречения и очарованием простых странствий, когда займешься настоящей садханой. Тогда же ты осознаешь важность ашрама. Хоть я и горжусь твоим духом отречения, не позволяй ему обратиться в источник самодовольства. Да ниспошлет тебе Бог мудрости.
С этими словами Гуруджи пошел к своим коровам.
Охровые одежды изменили поведение Бапуджи. Как подлинный аскет, он носил с собой только камандалу и две смены одежды и никогда не имел при себе денег. Он всегда путешествовал пешком. Иногда, если кто-нибудь покупал ему билет, он путешествовал на поезде или автобусе, чтобы не обидеть купившего билет. Каждое его действие было проникнуто духом отречения.
Изучение Шастр изменило и его речь: в нее проник божественный элемент, завораживавший слушателей. Люди слушали его с неотрывным вниманием, и принципы, о которых он говорил, западали им в душу. Зрелость его знания находила прекрасное выражение в его речи.
Вместе с речью и поведением преобразились также его ум и сердце. В нем была видна прямота и отстраненность от всего мирского. Он никогда не оставлял себе ничего из тех подарков, которые получал в конце лекций. Все они шли на разные общественные нужды деревни. Он бескорыстно делился своим духовным богатством с жителями одной деревни, а затем уходил в следующую.
Бапуджи стал святым в подлинном смысле слова. Под именем Свами Крипалвананджи его знали повсюду. Обретя широкую известность в округе Бхаручь, он постоянно получал приглашения выступить с лекциями о Гите в деревнях округов Бародыь (современная Вадодараь), Кхедыь и Панчмахалаь. И так его слава святого росла день ото дня.
В Калоле в округе Панчмахал был организован цикл лекций по Гите. Планировалось, что лекции будут длиться в течение целого месяца, но дней через пятнадцать Бапуджи получил известие, что Гурудэв Шри Шантананджи Махарадж заболел. Он тут же прервал чтение лекций и поспешил в ашрам «Ананд Кутир».
Гуруджи не вставал с постели. Он был очень болен и слаб. Святой лежал в своей хижине на легкой кровати из джута. Хижина была совсем маленькой, с низким потолком. Чтобы войти, приходилось нагнуться. Внутри мало что помещалось кроме самой кровати.
Когда Бапуджи вошел, Гуруджи был один. Он лежал с закрытыми глазами, и трудно было сказать, спит он, бодрствует или погружен в медитацию. Бапуджи медленно склонил голову на кровать к ногам Гуруджи и сложил вместе руки. Гуруджи, должно быть, слышал его шаги, потому что открыл глаза и посмотрел на вошедшего. Он узнал Бапуджи и спросил:
- Крипалу, откуда ты пришел?
- Из Калола, - коротко ответил Бапуджи, садясь рядом с кроватью.
- Что ты там делал?
- Читал лекции по Гите.
- Лекции закончились?
- Нет.
- Почему?
- Я собирался читать лекции весь месяц, но в середине программы услышал о Вашей болезни и окончил их раньше.
- Зачем было так спешить? Ты должен был дочитать лекции и придти после этого. В конце концов, я за тобой не посылал.
Бапуджи был не в силах ответить. Он попытался сдержаться, но несколько рыданий сорвалось у него с губ. Заметив, что он плачет, Шантананджи Махарадж ласково погладил его по голове и сказал:
- Ну-ну, что это такое? Какая слабость! Санньясин не должен привязываться ни к кому. Ты же распространяешь послание Гиты, как мог ты забыть ее основной принцип? Ты должен знать, что это тело тленно, что оно подвержено болезням, и что когда время человека истекает, он умирает. Нельзя привязываться к телу. Это создает оковы.
Бапуджи поднял голову и вытер слезы. Он хотел промолчать, но не смог удержаться и сказал:
- Если Бог, который выше всего мирского, одаривает своих преданных любовью и ни в коем случае ее не лишен, то что же удивительного в том, что столь ничтожное создание, как я, испытывает любовь к своему гуру?
- Хорошо сказано! – сказал Гуруджи со слабой улыбкой. – Ты долго бился над логикой и сам стал искусным логиком.
Затем он сменил тему:
- Ладно, иди прими ванну. Пора обедать.
Бапуджи поднялся и поклонился Гуруджи в ноги. Выходя из хижины, он сказал:
- Я пришел с твердым намерением остаться и служить Вам.
Под двойным натиском старости и болезни тело Шантананджи Махараджа совсем исхудало. Он даже не мог самостоятельно сесть в постели. Но даже в таком тяжелом состоянии он расстраивался из-за того, что не мог ухаживать за коровами. Больше недели он не мог видеться с коровами и тем более им служить. Глаза Шантананджи жаждали их лицезреть, и его печаль не поддается описанию.
Было примерно полшестого вечера. Бапуджи кипятил для Шантананджи питьевую воду, сидя рядом с его постелью. Взгляд Бапуджи был прикован к кипящей воде, когда он услышал, что Гуруджи тихо зовет его:
- Сынок! Крипалу!
- Да, Гуруджи? – Бапуджи взглянул на него.
- Подними, пожалуйста, мою кровать и поставь ее рядом с дверью.
- Конечно, - сказал Бапуджи и вышел позвать еще одного санньясина.
Вместе они подняли кровать и осторожно поставили ее рядом с дверью. После этого санньясин вернулся к своим делам. Через минуту Гуруджи снова заговорил:
- Сынок, помоги мне, пожалуйста, сесть и подложи мне под спину подушки.
Бапуджи тут же сложил друг на друга несколько подушек и помог Гуруджи сесть. Глаза Гуруджи с нетерпением искали чего-то снаружи. Бапуджи все еще не понимал, что он ищет. Вскоре в ашрам с пастбища вернулось стадо коров и телят. Воздух наполнился нежным мычанием коров и их детенышей, напоминающим священный звук чтения Вед. Увидев, как коровы бегут к коровникам, Гуруджи приветствовал их, сложив вместе руки. По его щекам струились слезы, и с большой нежностью в голосе он сказал:
- Крипалу! Ты знаешь, что прошло восемь долгих дней с тех пор, как я видел коров-матерей?! Коровы очень дороги сердцу Господа Кришны, и там, где коровы, там и Господь Кришна. Я считаю поклонение коровам равным нидидхьясане (медитации). Когда я пришел сюда, то твердо решил ни к чему не привязываться, но привязался к коровам.
Из глаз его обильно текли слезы, когда он произносил эти слова.
Наблюдая эту душераздирающую сцену, Бапуджи не выдержал и разрыдался. Он не знал, что ему делать в эту скорбную минуту. Бапуджи отер слезы Гуруджи чистым куском ткани. Поняв его душевное состояние, Гуруджи сказал:
- Сынок, я не плачу. Я просто возношу молитвы к коровам-матерям и спрашиваю их: «За какие грехи я не мог служить вам так долго? Моя жизнь длится, только пока я могу служить вам. Таков мой путь преданности и моя нирвана (спасение). Какой смысл жить, если я не могу больше служить вам?»
Что за удивительное чувство преданности! В Индии много меценатов, помогающих открывать гошалы (организации по уходу за коровами), и многие люди преданно служат в них. В Индии множество таких людей. Но вряд ли найдется почитатель коров столь же неповторимый и редкостный, как Шантананджи Махарадж.
Шантананджи тщательно обдумал свое положение и пришел к следующему решению:
- Во многих ашрамах я преподавал священные тексты, преданно руководил многими ашрамами, посещал святые места, читал множество лекций, чтобы пробудить в людях религиозную мысль, соблюдал аскетизм, совершенствовался в йога-садхане и служил коровам-матерям в меру своих сил. Я не стремлюсь ни к славе, ни к богатству, поэтому лучше всего мне будет жить в уединении, размышлять о Всемогущем и ожидать последнего пристанища у его ног.
Он тут же перешел от слов к делу. К концу 1948 года он покинул ашрам «Ананд Кутир» и отправился в деревню Куттивал в штате Пенджаб. Там о нем заботился еще один замечательный преданный - Сардар Читан Сингх - вместе со своими собратьями. Они вкладывали в свое служение сердце и душу.
Шантананджи Махарадж строго приказал своим преданным в Куттивале хранить в тайне его приезд и болезнь. Но у санньясинов и святых есть своя особая система беспроводной связи. Когда весть разнеслась, в Куттивал приехало пятнадцать-двадцать санньясинов, чтобы заботиться о Шантананджи.
К этому времени болезнь уже держала его мертвой хваткой, но он отказывался лечиться. Наконец он уступил постоянным уговорам санньясинов и согласился, чтобы его лечил один из них, знаток аюрведической медицины и его близкий друг. Хотя он уже знал, что никакое лечение не поможет, он не хотел расстраивать своего друга и врача. Врач начал лечить его лучшими лекарствами, но кто способен изменить судьбу? Болезнь Гуруджи не только не отступала, она усиливалась с каждым днем. Лечение нисколько не помогало.
Однажды Свами Абхаянанджи, ученик Шантананджи Махараджа (и, следовательно, брат Бапуджи по гуру), обратился к нему с таким предложением:
- Гуруджи, Господь Кришна – твой иштадэва (Бог).ты глубоко чтишь Враджабхуми (Вриндаван, землю Господа Кришны) и считаешь его важнейшим из святых мест. Если ты поселишься там, то жизнь в земле Господа Кришны пойдет тебе на пользу. Наш ашрам «Шраут Муни Нивас» расположен в самом Вриндаване. Ты сможешь жить там в полном покое.
Гуруджи принял это предложение, и санньясины начали готовиться к его переезду.
Шантананджи Махарадж очень ослаб, но благополучно добрался до Вриндавана. Он хотел жить подле своего любимого образа Бога и нашел в себе силы для путешествия. Во время пребывания во Враджабхуми он отказался от всякой пищи и принимал только священную воду реки Ямуны.
Конечно, это вызывало большое беспокойство среди ухаживавших за ним санньясинов. Однажды самый старший из них с беспокойством спросил Шантананджи Махараджа:
- Свамиджи, ты задумывался над тем, чтобы отдать распоряжения насчет будущего?
- Я ничего не нажил, о чем же мне беспокоиться?
- Пусть тебе не надо думать о деньгах, но ведь есть ашрам «Ананд Кутир». Как нужно им распорядиться?
- Я вычеркнул «Ананд Кутир» из своего сердца, когда уехал в Куттивал. Теперь он меня никак не касается. Живущие там сделают все необходимые распоряжения.
Казалось, что в этом ответе выразился его дух полного отречения. Все присутствующие санньясины были поражены и тронуты блеском и благоуханием великих добродетелей Шантананджи Махараджа.
После этих слов Шантананджи Махарадж закрыл глаза и погрузился в пугающее молчание. Все с волнением смотрели на него, пытаясь уловить малейшее движение его тела. Но Шантананджи Махарадж решил, что настало время для последнего путешествия. Он слился с божественным Брахманом, как и подобает истинному йогу. Этот великий человек, бывший в свое время выдающимся духовным лидером Индии и помогавший миллионам людей своими проповедями, слился с божественным светом. Двадцать третьего января 1949 года этот великий почитатель коров ступил на путь в вечность.
Неизбежный распад физических элементов – общеизвестная истина этого мира. Последний путь смертных останков Свами Шантананджи Махараджа сопровождался великими почестями. Процессия из тысяч людей шла под звуки религиозной музыки и пения. Когда процессия проходила по берегу Ямуны, со всех сторон люди бросали цветы на тело Шантананджи. Но самое удивительное, что многие вайшнавы Вриндавана и их религиозные лидеры, которым обычно нет дела до похоронных процессий санньясинов, сделали для Шантананджи исключение. Они отдали ему дань уважения не только бросая на его тело цветы, но и обернув его в покров, предназначавшийся для статуи Господа Кришны. Так они оказали высшие почести одному из величайших почитателей коров.
После всех ритуалов смертные останки Гурудэва Свами Шантананджи Махараджа были преданы огню. Многие остались, чтобы в последний раз попрощаться с этой божественной душой.
Хотя Бапуджи всей душей желал жить в ашраме Шантананджи и ухаживать за ним, у него не было такой возможности. Эта мысль тяготила Бапуджи. Огромная любовь к Гуруджи вызывала в нем сильные угрызения совести за то, что он не мог быть подле него и служить ему. За то недолгое время, которое он провел в ашраме, ухаживая за Гуруджи, он понял: то, что получаешь, служа своему гуру, никогда не получить за тысячи лет изучения Шастр (священных текстов) или суровой аскезы. Чтобы стать истинным аскетом, необходимо развивать в себе божественные добродетели, служа гуру. Лишь ученик, прошедший служение гуру, достоин унаследовать его знание.
Бапуджи решил отправиться куда-нибудь подальше, чтобы оправиться от тяжелого удара, нанесенного смертью Гуруджи. Но куда идти, он не знал. Наконец он подумал, что жизнь под сенью Гималаев облегчит его душевную боль, и решил отправиться в Ришикеш. Была зима, и в Ришикеше, конечно, было очень холодно. Бапуджи тут же отправился в Ришикеш, чтобы смягчить жгучую скорбь от разлуки с Гуруджи.
В Ришикеше Бапуджи поселился в безлюдном месте в простой хижине. Он хотел жить в уединении и размышлять над Шастрами. Каждое утро он совершал омовение в чистых водах священного Ганга. Весь остальной день он проводил либо в изучении Шастр, либо в созерцании и медитации. Он утолял голод раз в день, получая пищу в организации, кормившей всех санньясинов. По вечерам он гулял по холмам.
Таков был его распорядок дня. Даже через несколько дней скорбь в уме и сердце не утихала. Боль от разлуки с гуру не отпускала. Единственным средством облегчить сердце, думал он, была бы встреча с Гурудэвом, Свами Пранавананджи (Дададжи).
Дададжи оставил Бапуджи почти семнадцать лет назад в Дели, и после этого он не имел никаких вестей о своем Гурудэве. Бапуджи не получил от него ни одного письма, и никто не мог дать ему адрес Дададжи. Но в его душе оставался луч надежды: перед уходом Дададжи пообещал Бапуджи, что снова встретится с ним, когда он станет санньясином. В обещании Дададжи и заключался для Бапуджи этот лучик надежды.
Теперь он жаждал встретиться с Дададжи как можно скорее. С великой тоской он начал каждый день молиться о том, чтобы Дададжи пришел к нему. Иногда во время молитвы, когда на сердце было тяжело от скорби, он восклицал: «О Гурудэв! Почти семь лет прошло с тех пор, как я стал санньясином. Почему же Вы не появились? Разве в моей санньясе есть какой-нибудь изъян? О Господин мой! Вы вечно милостивы. Прошу, отнеситесь со снисхождением к моим несовершенствам, простите мои недостатки и ошибки и появитесь передо мной». Во время таких молитв Бапуджи часто разражался слезами.
Даршан в Ришикеше
Той же зимой в Ришикеше Бапуджи встретил благодатный день Махашиваратри. Вечером Бапуджи вышел прогуляться по пустынному холму неподалеку от своей хижины. На дальнем склоне холма он принялся срезать на зубные щетки мягкие ветки молодой акации. Тут он заметил святого, одетого в одну набедренную повязку, который спускался с другого холма. Ришикеш – священное место, и святые здесь – зрелище обыкновенное, поэтому Бапуджи не обратил на него особого внимания и продолжил работать.
Но через несколько минут он услышал чей-то ласковый зов: «Свами!» Бапуджи пришел в волнение, услышав свое имя, а знакомый голос эхом отдавался у него в ушах. Нежность этого голоса была подобна божественной музыке. Быстро обернувшись, он увидел святого лет девятнадцати, довольно невысокого роста, с блестящими глазами и сияющим лицом. Бапуджи, несомненно, никогда не встречал никого более божественного. Его удивительно прекрасным обликом можно было любоваться вечно. Бапуджи невольно поклонился этому незнакомому святому, словно завороженный его божественными чарами.
На лице святого тут же промелькнула сияющая улыбка, и он ласково спросил:
- Свами, ты не узнаешь меня?
Из глаз святого изливалась божественная любовь, и каждая клеточка в теле Бапуджи с восторгом вбирала ее. Бапуджи был знаком с необычайными силами Дададжи и больше не сомневался. Случайный гость был не кто иной, как его возлюбленный Гурудэв. Бапуджи испытал неописуемый восторг и одновременно разразился судорожными рыданиями, подбежал к Дададжи и обнял его. Дададжи нежно прижал его к груди, утешая и нежно гладя по голове.
Так прошло несколько минут. Когда к Бапуджи вернулось самообладание, он внезапно вспомнил, что еще не предложил Дададжи пранамы. Он низко склонился и коснулся ног Дададжи, а затем с благоговением распростерся перед ним на земле.
Дададжи сел на камень, а Бапуджи на землю напротив него. Радость Бапуджи не знала границ, ведь наконец-то произошло то, чего он всегда желал.
- Гурудэв, - сказал он в ликовании, - если бы Вы не позвали меня по имени, я бы Вас не узнал. Ваш голос по-прежнему сладостен, но Ваше тело стало иным. Вы выглядите так, словно Вам всего девятнадцать.
- Возлюбленный сын, это тело очистилось в пламени йоги. Я пользовался телом, которое ты видел в Бомбее, всего год и три четверти и сбросил его через день после того, как оставил тебя в Дели.
- Почему? – с удивлением спросил Бапуджи.
- Потому что прежде чем придти в Бомбей, я вселился в тело умершего садхаки по имени Пранавананд. Всего, чего я хотел достичь с помощью этого тела, я достиг.
- Ах, так значит это Ваш истинный образ! А тело, которое я видел в Бомбее, - ложный? Теперь я понимаю, почему Вы однажды сказали, что Вам всего год и три четверти. Это так?
- Да, теперь ты знаешь истину.
- Как Вас зовут в этом физическом образе?
- Сын мой, волей божественного проведения, сегодня тебе было дано увидеть мой истинный образ, и так же ты узнаешь в будущем, кто я на самом деле.
Неудовлетворенный ответом Дададжи, вечно любопытный Бапуджи продолжал настаивать:
- Сколько лет Вы были в этом истинном образе?
- Ты узнаешь об этом позже. Пока я могу сказать тебе, что этому телу много-много лет. У него интересная история, которую тебе предстоит узнать в будущем. Но следует, чтобы все происходило так, как предопределено, и тогда, когда предопределено.
- Почему Вы решили вселиться именно в тело Пранавананда?
- Потому что оно было чистым. Он очистил свое тело, практикуя йогу семнадцать лет.
- Когда тело очищается?
- Когда йог становится анашанавратти.
- Что это значит?
- Йог считается анашанавратти, когда побеждает голод и может жить без пищи.
- Если Пранавананд мог победить голод, почему же он умер?
- Анашанавратти, действительно, не умирает от голода. Но Пранавананд израсходовал свою аюкарму (кармы, определяющие длину жизни) и поэтому умер.
- Когда он ушел из жизни?
- В полночь Йогини-Экадаши 1986 года по летосчислению Викрам .
- Когда Вы вселились в его мертвое тело?
- В следующее же мгновение. Его тело не оставалось в состоянии смерти в буквальном смысле ни секунды. Когда душа Пранавананда покинула тело, мой дух вселился в него. В то же мгновение, как его тело стало безжизненным, я оживил его.
- Приняв это тело, Вы сразу отправились в Бомбей или странствовали еще где-то?
- Пранавананд покинул этот бренный мир здесь, в Ришикеше. Приняв его образ, я искал уединения во Внутренних Гималаях. Там в безлюдной пещере я провел двенадцать дней в непрерывном самадхи.
- Для чего?
- Для полного очищения принятого тела.
- Но Вы же сказали, что Пранавананджи очистил свое тело, зачем было еще очищать его?
- Телесное очищение, которого достиг Пранавананд, считается не столь высоким, как очищение сиддхи (совершенного йога). Поэтому было необходимо полностью очистить его тело йогическим пламенем, оставаясь в самадхи двенадцать дней.
- Что Вы делали потом?
- Из пещеры я отправился в Харидвар, а затем прямо в Бомбей.
- Вы пришли в Бомбей или просто оказались там в мгновение ока?
- Приняв обычное тело, приходится вести себя, как обычный человек. Поэтому я путешествовал: то пешком, то на поезде.
Возвращаясь к теме телесного очищения, Бапуджи спросил:
- Гуруджи, если йог достигает телесного очищения, но не становится сиддхой в той же жизни, то в следующей жизни ему приходится начинать практику йоги с нуля?
- Да, конечно, он должен приложить усилия, чтобы снова заняться йогой. Но благодаря усилиям, приложенным в прошлом воплощении, его судьба предначертана таким образом, что содержащиеся в уме смутные представления сами собой приводят его к практике йоги. Он обучается быстро и без особых усилий благодаря практике в прошлой жизни.
- Что происходит, если в следующем воплощении такой йог не получает благоприятных обстоятельств и необходимого руководства?
- Это необоснованное опасение. Милостью Божьей, судьба такого йога складывается таким образом, что он непременно получает необходимое вдохновение и помощь. Даже если он не находит подходящего гуру, он наделен проницательным умом, необходимым для продвижения по пути йоги без прямого руководства.
- Йог, достигший телесного очищения, обретает божественное тело в следующем же воплощении?
- Обретение божественного тела зависит от того, насколько упорно, преданно и неотступно йог преследует цель в следующем воплощении. Как правило, если человек практикует йогу уже много жизней, он обязательно сможет обрести божественное тело в текущей жизни.
- Разве нельзя обрести божественное тело за одну жизнь?
- Божественное тело как таковое можно обрести только за одну жизнь, потому что оно обретается в конкретном воплощении. Однако в действительности это не так. Прежде чем йог достигнет совершенства и обретет божественное тело в конкретном воплощении, он должен практиковать йогу на протяжении многих воплощений. Прежде чем он достигнет вершины йоги, то есть обретет божественное тело, он должен преодолеть все препятствия: желания, треволнения, заблуждения и грехи – которые он накопил за тысячи жизней. Как правило, за одну жизнь это невозможно.
- Значит, чтобы обрести божественное тело, необходимо продолжать практиковать йогу и повышать свою духовность много жизней подряд, - заметил Бапуджи. – Нечто подобное говорится в Бхагавадгите: йогой можно овладеть в совершенстве только после стараний во многих воплощениях.
- Ты верно понял, - ответил Дададжи.
- В Гите также говорится о йогабхраште (обделенном йоге). Если йог достигает ступени телесного очищения, но умирает прежде, чем обрести божественное тело, можно назвать его йогабхраштой?
- Да.
- Он должен переродиться немедленно?
- Не обязательно, - ответил Дададжи. – Такая душа способна без труда достичь высших сфер вселенной. Поэтому, если он устал от странствий по пути освобождения и хочет отдохнуть, он может отправиться в одну из высших сфер и наслаждаться там всеми видами счастья достаточно долгий срок. Но, честно говоря, эти наслаждения становятся помехами для искателя освобождения. Когда он это осознает, то раскаивается. Тогда он перерождается на земле в наиболее подходящей семье и продолжает практику йоги.
- Значит, йогу лучше всего переродиться здесь как можно скорее и не искать отдохновения в высших сферах.
- Да, он должен поступить так и избежать соблазнов высших сфер.
- В таком случае, - сказал Бапуджи, - Свами Пранавананджи тоже придется переродиться, разве не так?
- Да.
- Когда он переродится в этом мире?
- Он уже переродился.
- Правда?! Когда и где?
- Свами, это детское любопытство к подобным вопросам было в тебе, еще когда ты жил со мной в Бомбее. Похоже, оно никуда не делось! Дело не в том, что я не знаю ответа на твой вопрос - я просто не стану ничего объяснять.
Бапуджи знал, что Дададжи не ответит ему так сразу, поэтому ловко переформулировал свой вопрос и спросил:
- Пранавананджи переродился сразу после того, как оставил тело, или через какое-то время?
Дададжи прекрасно знал, как ловко Бапуджи умеет выпытывать информацию.
- Да, - ответил он с любовью, - его душа вселилась в новый эмбрион в тот же день, как он покинул свое тело.
- Значит, сейчас ему должно быть семнадцать или восемнадцать. Я встречусь с ним в этом воплощении?
- Все произойдет в соответствии с узами взаимного долга, которые вы создали в прошлых воплощениях.
- Между нами есть узы гуру и ученика, так что наша встреча непременно должна состояться. Но смогу ли я его узнать, когда мы встретимся?
- Ты встретишь его, но не узнаешь.
Бапуджи задал еще один каверзный вопрос:
- Как можно узнать, что в прошлой жизни определенный человек был обделенным йогом?
- Он выглядит, как обычный человек, но обладает необыкновенными качествами. Эти черты проявляются в нем особенно сильно, когда он начинает снова заниматься йогой в новом воплощении.
- Что это за необыкновенные качества и черты?
- В новом воплощении обделенный йог производит впечатление очень опытного уже на ранних стадиях практики йоги. Даже будучи садхакой, он распространяет вокруг себя свое духовное влияние. К тому же его первые шаги в йоге покажут, что он обладает обширными врожденными знаниями йоги.
- Раз в новом воплощении Пранавананджи уже достиг совершеннолетия, он мог уже снова заняться йогой, как Вы думаете? Кто может наставлять его?
- Свами, в тебе есть это детское желание постоянно задавать подобные каверзные вопросы. Почему тебе хочется все это знать? Что бы ни было предначертано, оно непременно случится. Зачем ты об этом беспокоишься?
- Хотя в своем духовном образе мой гуру – Вы, Пранавананджи в своем телесном образе тоже считается моим гуру. Поэтому я хочу узнать больше о его будущем. Если не возражаете, расскажите, пожалуйста.
- Он еще не занялся йогой. Но займется, когда представится благоприятный случай, и получит необходимое руководство. Я уже об этом позаботился.
- Вы?
- Да. Он был и остается моим учеником.
- Так значит Вы – Гуру Бхагаван?
- Да.
– Если в своем новом воплощении Пранавананджи еще не начал практиковать йогу, как Вы могли заранее позаботиться о руководстве для него?
- Я заботился об этом с тех пор, как вселился в его прежнее тело.
- Не понимаю, как Вы могли это делать.
- Он получит те же наставления, которые я дал тебе, когда принял его прежнее тело.
- Вы давали мне наставления лично. Вы встретитесь с Пранавананджи в его теперешнем воплощении и будете лично его наставлять?
- Новичок в практике йоги нуждается в прямом наставлении. Но для того, кто достаточно долго занимался йогой в прошлых воплощениях, достаточно непрямого руководства, потому что, когда приходит время, такой человек достигает буддхисамйоги.
- Что такое буддхисамйога?
- Это самопроизвольное проявление йогического знания, полученного в прошлых воплощениях. Благодаря ему человек может легко и правильно понимать некоторые йогические тайны, которые обычно не понять без личного наставления гуру.
- Вы сказали, что посвятили Пранавананджи в йогу в его прошлом воплощении. Вы тогда встретились с ним в этом подлинном образе?
- Нет, я принял нирман-деху – тело, сотворенное из ничего волей йога. Я встречался с Пранаванандом в этом теле во время его паломничества в Кедарнатх, потом у него дома в Калькутте и во время его посвящения в йогу в Харидваре. Но после этого я еще два раза встречался с ним в образе, который ты видишь сейчас.
- Гуруджи, сколько у Вас образов?
- Один и все же много. Я могу принять любой образ и столько образов, сколько пожелаю.
- Создание нирман-дехи напоминает чудесное извлечение фрукта или еще чего-нибудь чудесного из воздуха?
- Нет, между этими двумя процессами существует разница. Они основаны на разных принципах. Процесс извлечения чего-либо из воздуха гораздо проще, чем создание нового тела из ничего. Обычный йог способен выполнить первое, но только сиддха-йог способен совершить второе чудо. К тому же предмет, извлеченный из воздуха, состоит из пяти земных элементов (земли, воды, света, воздуха и эфира), а нирман-деха создана из высшего, самого тонкого элемента.
- Почему Вы не ходите везде и всегда в своем истинном образе? Вы предпочли встретиться со мной в Бомбее, вселившись в мертвое тело, а в Калькутте Вы встретились с Пранаванандом в нирман-дехе. В чем причина?
- Я показываю свой истинный образ лишь немногим избранным и только с особой целью. Поэтому, когда есть вероятность встретиться с другими людьми, я выбираю другой образ. В Бомбее кроме тебя мне приходилось встречаться со многими людьми. Два первых раза, когда я встречался с Пранаванандом, с ним была его жена Ашадэви. В третий раз он был один, но я решил явиться ему в том же созданном образе, чтобы он узнал меня.
- Вы сказали, что после этого виделись с Пранаванандом еще два раза. Когда и с какой целью?
- В Бомбее я сказал тебе, что образ, в котором я был тогда, не подлинный. Ты выразил горячее желание увидеть мой подлинный образ, и я пообещал показать его тебе в будущем. И вот я встретился с тобой в этом безлюдном месте. Когда в Харидваре я посвятил Пранавананда в йогу, я тоже сказал ему, что мой образ - ложный. Он тоже пожелал увидеть мой подлинный образ, и я пообещал, что покажу его в будущем. Лет через десять я встретился с ним здесь, в Ришикеше, в своем подлинном образе. Я встретил его в своем подлинном образе еще раз за полгода до того, как он оставил свое тело. Цель моей встречи с ним была такой же, как сегодня.
- У Вас есть особая цель для сегодняшней встречи со мной в своем подлинном образе?
- Конечно.
- И что же это?
- Я не стану объяснять свою цель сейчас, потому что она осуществится в будущем. Когда она будет достигнута, ты об этом узнаешь.
- Вы сказали, что встречаетесь со мной по той же причине, что и с Пранавананджи. Если цель одна и та же, могу предположить, что она не была достигнута за жизнь Пранавананда и остается невыполненной до сих пор.
- Это правильный вывод. У меня есть великий замысел, который не осуществить за несколько лет. Линии моих учеников, начиная с Пранавананда, придется способствовать этой миссии шаг за шагом в течение многих лет. Определенные избранные души будут воплощаться по очереди в этой линии и продвигать эту миссию далее. Для выполнения этой миссии от них потребуется развить в себе высокие духовные силы. Таким образом, не только миссия будет выполнена, но и эти ученики завершат свое духовное развитие.
- Сколько душ было избрано для Вашей миссии?
- Только четыре.
- Если предположить, что кроме Пранавананджи Вы выбрали для этой цели меня, можно мне узнать, кто остальные двое?
Дададжи от души рассмеялся и сказал:
- Свами, ты, похоже, не оставил свою привычку выпытывать все сведения о делах будущего. Очень желательно, чтобы определенные вещи получали объяснение в будущем и в должное время.
Бапуджи тоже рассмеялся и шутливо ответил:
- Гуруджи, как я не избавился от старых привычек, так и Вы, похоже, сохранили свою привычку оставлять все объяснения на будущее.
Дададжи понравилась шутка Бапуджи, и он сказал:
- Ну что же, я дам тебе стих на санскрите. Чтобы получить желанное объяснение, поразмысли над его значением. Ты добьешься успеха в соответствии со своими интеллектуальными способностями к пониманию:
Пармартха хетау ча
Дхарма прайоджанартха
Прерит джанаха сардха триварнанвит
Дандадхари чатурашритаха.
Бапуджи вышел просто прогуляться, и у него не было с собой дневника, чтобы записать этот стих. Поэтому, чтобы запомнить , он попросил Дададжи повторить его два раза медленно, по словам.
С тех пор как они начали беседовать, прошло довольно много времени. Солнце уже опускалось за горизонт на западе, и начинало темнеть. Дададжи собрался уходить.
- Теперь мне пора.
Бапуджи обеими руками обхватил святые стопы Дададжи, словно пытаясь удержать его еще немного. Со слезами на глазах он взмолился:
- Гурудэв, теперь я санньясин (аскет) и хочу остаться с Вами. Я смиренно склоняюсь к Вашим святым стопам. Вы – все, чего я хочу в жизни. Пожалуйста, возьмите меня с собой. Я не хочу идти никуда больше, и у меня нет иных желаний.
- Нет, сын мой, время еще не пришло. Ты должен пока остаться среди людей и очиститься. Это не значит, что я люблю тебя меньше. Джай бхагаван!
При звуке этих слов из груди Бапуджи вырвался крик. Увидевшись с Дададжи после стольких лет, было очень больно снова с ним расстаться. Он начал плакать и в величайшем благоговении положил голову на святые стопы Дададжи. Через несколько мгновений он поднял голову и открыл глаза, но рядом с ним никого не было. Дададжи исчез. Темные тени окутали холмы. Бапуджи гадал, было ли увиденное правдой или фантазией! Он спросил ответа у своего сердца, и оно громко отозвалось: «Да, правда, правда, правда». Его сознание, память, глаза, уши и кожа – все свидетельствовало о том же. Бапуджи спустился с холма и медленно направился к своему жилищу.
Воссоединение с Дададжи помогло исцелить боль от разлуки с Гурудэвом Шантананджи, который был ему вместо отца. Бапуджи потерял отца в семь лет и не знал отцовской любви. Эта потребность частично восполнилась, когда он посвятил себя Гурудэву Шантананджи. Но Бапуджи был несчастен, потому что, несмотря на сокровенное желание остаться с Шантананджи и служить ему, его увлекло ложное решение скитаться по миру беззаботным аскетом. Но встреча с Дададжи, гуру, посвятившим его в йогу, принесла ему большое утешение. Дададжи поддержал несчастного Бапуджи, и на смену отчаянию в его сердце пришел луч надежды.
Сначала Бапуджи видел в Дададжи своего приемного отца. Затем он стал уважать его как своего духовного наставника. Но теперь он считал его воплощением божественного. Он постоянно вспоминал его и возносил молитвы к его святым стопам: «О Гурудэв! Я Ваш возлюбленный ученик и наследник Вашего духовного богатства. Направьте меня на божественный путь и благословите, чтобы я смог достичь желанной цели своей жизни – освобождения. У меня нет иной опоры в этом мире кроме Вас. Дорогой Гурудэв! Прошу, наделите меня силой, чтобы не оступаясь идти по пути, открытому великими мудрецами, и пересечь океан непреодолимых препятствий».
Практика божественной йоги
Через некоторое время Бапуджи вернулся из Ришикеша в Гуджарат и продолжил читать лекции по Гите. Но теперь каждый вечер он начал заниматься самоанализом. Он запечатлел в своем сердце известный стих из Катха-Упанишады, который гласит: «Всепроникающий высший Атман не обрести ни красноречивым объяснением, ни разумом, ни даже усердным учением. Атман обретет лишь тот, кого он изберет сам, и тогда он раскрывает свой образ перед этим избранным ищущим» (2.23).
Храня в душе эту ведическую заповедь, Бапуджи приступил к процессу самоанализа. «Теперь, когда я стал аскетом, на верном ли я пути? Или блуждаю не там в поисках Бога? Не затягивают ли меня книжные знания и ученое красноречие обратно в мирскую жизнь?» Шантананджи Махарадж однажды предупреждал его об этом. Теперь Бапуджи видел истинность этого предостережения. Бапуджи осознал, что растрачивает время впустую, скитаясь здесь и там под личиной святости вместо того, чтобы практиковать духовные дисциплины с целью достижения освобождения. Осознав свою ошибку, он ощутил глубокое раскаяние. Теперь он принял серьезное решение исправиться и преодолеть свои недостатки.
Пролетело полтора года.
Бапуджи любил город Раджпиплу и за несколько лет часто туда наведывался. В 1950 году он председательствовал там на праздновании Гурупурнимы. Все в городе знали и любили Бапуджи, и двери каждого дома были для него открыты. Он гостил в очаровательном бунгало преданного по имени Бхагвандас Валия. Была ясная ночь индусского месяца Ашадха. Бапуджи читал вечерние молитвы рядом с кроватью на балконе, на который выходила спальня. Во время молитвы он заглянул к себе в сердце и опечалился, увидев свои пороки.
Он вознес молитву к Дададжи: «Божественный гуру, когда же все пороки оставят меня? Когда наступит тот благословенный миг, в который мои ум и тело освободятся от скверны? Когда я стану Вашим истинным учеником? Господин, каждый день я борюсь изо всех сил, чтобы избавиться от своих недостатков, но мне кажется, что я постоянно терплю поражение. Я чувствую себя настолько далеким от истины и чистоты, которые, я знаю, ждут впереди. Теперь как никогда я нуждаюсь в Вашей милости и благословении. Гурудэв, я исчерпал в борьбе все свои силы». Находясь в этом погруженном в себя состоянии, он заплакал от тоски, а затем немного помедитировал.
Когда он открыл глаза, его окутала ночная тьма. Ночник не горел, но какой-то поток яркого света ласкал его заплаканные глаза. Он широко раскрыл их и направил взгляд на далекую сияющую звезду. Луч ее света, казалось, мерцает и переливается божественным сиянием с дальних пределов вселенной. Смотря на нее с удивлением и благоговением, он заметил светящуюся фигуру, скользящую к нему по этому потоку света. Прежде чем он смог оправиться от удивления, перед ним уже стоял Дададжи в своем истинном образе. Бапуджи ясно видел его при свете, окружавшем его тело.
Охваченный ликованием, Бапуджи тут же распростерся у его святых ног. Наконец-то небеса услышали его молитвы. Больше ему не придется молиться в тоске. Это были минуты немыслимого изумления и ликования, в которые он ощущал вращение мира и слышал божественную музыку небесных сфер. Дададжи заговорил:
- Не плач, возлюбленный сын. Не переживай. Пришла пора тебе заняться йогой.
Получить благословение Дададжи и услышать его Голос было немыслимым чудом. Но прежде чем Бапуджи смог заговорить, поток света мигнул, вспыхнул и медленно погас во тьме вселенной.
На следующий день Бапуджи начал заниматься йогой. В Бомбее в возрасте девятнадцати лет он научился от Дададжи технике анулом-вилом пранаямы (попеременного дыхания через правую и левую ноздрю). Теперь он начал серьезно практиковать ее и продолжал заниматься три месяца. Затем Бапуджи отправился в Город Халол, где он основал благотворительную организацию «Шри Кришна Гомандир». Он остался там и продолжил заниматься еще усерднее.
Однажды, по своему обыкновению, Бапуджи практиковал пранаяму у себя в комнате. Он сидел на расстеленном на полу матрасе. Бапуджи не знал, сколько пранаям выполнил, но внезапно он поднялся и начал непроизвольно выполнять разные асаны (позы) и мудры (жесты руками). Он также начал танцевать. Он был потрясен, осознав, что все эти йогические крии (действия) проявляются сами собой. Он был в восторге от этой резкой перемены в своей духовной жизни. Этот момент ознаменовал его вступление на путь йоги. После этого события Бапуджи проникся большим интересом к практике йоги. Каждый день он испытывал нечто новое и неповторимое в своей садхане (духовной практике).
В процессе йога-садханы человек проходит несколько опасных фаз и начинает колебаться, продолжать ли ему практику. В такие моменты становится необходимо руководство опытного гуру, иначе искатель может сильно запутаться и оказаться в рискованной ситуации. Бапуджи не был исключением и оказался в весьма опасном положении. В то время он жил в Раджпипле.
Бапуджи знал, что диета во время йога-садханы полезна для очищения ума и тела и может ускорить продвижение в йоге. Поэтому он совершенно изменил свой режим питания. К концу первого года йогической медитации он съедал в день всего две ложки растертого арахиса с небольшим количеством сахара и несколько ложек овощей (обычно картофеля). Он ел только один раз, но еще два раза в день выпивал теплого коровьего молока, разбавленного водой. Через три месяца этой спартанской диеты он сильно похудел и лишился сил.
Однажды, пребывая в трансцендентном состоянии духовного блаженства, он ушел из Раджпиплы совершенно без одежды. В таком виде он прошел через несколько деревень. Когда преданные ученики Бапуджи из Мота-Фофалии услышали, что некий святой бродит по окрестностям в голом виде, они нашли его, тут же узнали и привели в свою деревню. Деревенские жители поняли душевное состояние Бапуджи. Они знали, что он может не заснуть ночью и уйти, поэтому постоянно следили за ним. Несмотря на это, однажды ночью он сбежал в соседнюю деревню Канджетху. Местные преданные снова увидели его и отвели в храм на берегу реки Нармады. На протяжении многих часов он сидел там в трансцендентном состоянии. Затем он неожиданно вскочил и бросился в воды Нармады. Шел месяц Шраван (сезон дождей), течение было очень сильным. Вскоре его вынесло на середину потока, и казалось, что воды унесут его.
Луна еще не народилась, и было темно, хоть глаз выколи. Нармада – одна из самых крупных рек Индии, и во время сезона дождей она сильно разливается. Группа деревенских жителей, которых послали на поиски, размахивала фонарями из стороны в сторону, но Бапуджи не отзывался. Бапуджи нигде не было видно, и некоторые начали волноваться и плакать.
- Слезами Бапуджи не поможешь, - сказал один из отправившихся на поиски. – Мы должны идти дальше по берегу к Шинору. Солнце взойдет через несколько часов, и еще остается надежда, что мы найдем его.
Все согласились с этим дельным предложением. Они побежали по берегу, и их фонари мчались сквозь тьму, словно светлячки.
Бапуджи попал в бурное течение и достаточно долго изо всех сил старался плыть, но так как за последние дни он почти не ел и не спал, им быстро овладели усталость и изнеможение. От долгих скитаний, скудного питания и недосыпания он совершенно ослаб. Руки и ноги у него онемели от усталости. Удивительно, что он вообще продержался на поверхности так долго в сильном течении бурлящей реки. Теперь последней и единственной надеждой Бапуджи было полностью покориться Дададжи. Он обрел дар речи и закричал:
- Гурудэв, я тону… пожалуйста, спасите меня!
Словно молитва Бапуджи была тут же услышана, из темноты над потоком бушующей реки раздался голос, велевший ему перестать плыть.
Бапуджи пытался плыть, но был в совершенном изнеможении, и его часто затягивало под воду. Ум изменял ему, он потерял всяческое чувство времени и пространства. Он услышал голос, но решил, что это самообман, и продолжал плыть. Но тот же голос раздался снова:
- Свами! Перестань плыть и покорись.
Теперь Бапуджи узнал родной голос своего возлюбленного Гурудэва. Он определенно не был простой игрой воображения. Он вздохнул с облегчением, набрался храбрости и перестал плыть, как было ему приказано. И вот произошло чудо: как только он перестал двигать руками и ногами, его тело стало держаться на поверхности и легко поплыло по бушующему потоку. Весь страх утонуть пропал. Его охватило чувство торжества и блаженства. Внезапно он начал петь:
Ом нама шивай гураве
Саччидананд муртае
Намастасмаи намастасмаи намастасмаи,
Намо нама.
Его тело легко неслось по поверхности воды, словно цветок, скользя от берега к берегу.
Так он плыл пару часов. Было уже утро, когда он приблизился к берегу рядом с Шинором. Отправившиеся на поиски деревенские жители в волнении ожидали там. Как только они увидели Бапуджи, то радостно закричали: «Да здравствует Гурудэв!» Их громкие крики разносились по всему берегу. Бапуджи медленно подплыл к ожидающим и с улыбкой вышел из воды. На всех глазах выступили слезы радости.
Безграничной милостью и властью Дададжи Бапуджи вышел из черной бурлящей реки целым и невредимым. Божественное покровительство спасло его из этой чрезвычайно опасной ситуации.
Бапуджи перебрался в Мота-Фофалию и начал медитировать по десять часов в день. Он почти не выходил из деревни и все больше утрачивал интерес к лекциям. Но в декабре 1955 года жители деревни Кайяварохан пригласили его к себе с лекциями. Сначала Бапуджи принял приглашение, но потом пожалел о поспешно данном согласии. Но раз он уже пообещал, то решил отправиться в Кайяварохан. Хотя эта деревня расположена всего в двадцати пяти километрах от Дабхои, родного города Бапуджи, он никогда не бывал здесь раньше. Он не знал, что Кайяварохан - одно из древних и важных святых мест Индии. Бапуджи согласился три дня читать лекции по Гите. На третий день, после последней лекции, к нему подошло с предложением несколько главных представителей деревни.
- Свамиджи, Кайяварохан – древняя и важная тиртха (центр паломничеств). Он считается таким же священным, как Каши .Если Вы не против, мы хотим показать Вам некоторые храмы и древние статуи божеств. Мы познакомим Вас с историей этого места.
Бапуджи с готовностью принял их приглашение.
Группа провела почти два часа, посещая разные храмы, и Бапуджи познакомился с историей этого священного места, бывшего некогда центром шиваизма в Индии.
Джйотирлингам
Наконец они оказались в храме Брахмешвара Махадэва. Бапуджи увидел джйотирлингам с вырезанным на нем изображением Бога. Его взгляд притягивало к этому священному образу, как магнитом. В мгновенном трансцендентном откровении он познал полную и божественную истину, которую изображал образ. Что же это? Почему Бапуджи был так зачарован божественным даршаном этого изображения?
Взгляд Бапуджи был прикован к истинному образу Дададжи. Он уже видел этот самый образ в Гималаях и в Раджпипле. В то же время он знал, что образу, вырезанному на джйотирлингаме, много веков. Бапуджи вспомнил, что Дададжи сказал ему в Ришикеше: «Сын мой, лишь волей божественного проведения тебе было дано увидеть сегодня мой истинный образ, и так же ты узнаешь позже мое истинное имя».
И, действительно, все так и произошло. Лишь благодаря божественному проведению он узнал, что истинное имя его возлюбленного Гурудэва – Господь Лакулиш, двадцать восьмое воплощение Господа Шивы. Итак, Дададжи, Гурудэв Бапуджи, это существо без возраста, вечно пребывающее в самом возвышенном и безупречном состоянии йоги. Это осознание принесло Бапуджи неописуемую радость. Он вспомнил еще одни слова Дададжи: «я могу сказать тебе, что этому телу много-много лет. У него интересная история, которую тебе предстоит узнать в будущем».
Все эти воспоминания пронеслись в уме Бапуджи всего за несколько мгновений. Внезапно по его щекам покатились слезы. От сильных чувств у него перехватило дыхание. Ему казалось, что он сейчас потеряет сознание и упадет. Ноги у него дрожали, и он прислонился к стене, чтобы не упасть. Понемногу он пришел в себя и пал ниц перед джйотирлингамом, а сердце его наполнилось благодарностью за то, что проведение было к нему столь милостиво. Его захлестнуло совершенное блаженство и божественный покой. Здесь, в этом маленьком храме, он ощутил, что его жизнь нашла свое полное выражение.
Прежде чем уйти из храма, Бапуджи не мог не взглянуть на изображение Господа Лакулиша еще раз в близи. На этот раз его взгляд скользил по всем частям священного образа, пока он не запечатлел его божественную красоту в своем сердце. Он не находил никаких различий между этим чарующим изображением и божественным образом Дададжи. Перед ним была та же невысокая фигура, дивное чарующее лицо и те самые глаза, наполненные безграничным милосердием, которые он видел у живого образа Дададжи в холмах Ришикеша. С искренней преданностью Бапуджи принялся молиться: «О добрый и милостивый Гурудэв! Я очистился через даршан, который Вы мне даровали. Я смиренно прошу позволения остаться у твоих святых стоп в этом священном месте. Прошу, приказывайте, если я могу быть Вам чем-то полезен. Я сделаю все, что в моих силах».
После этого чудесного даршана Бапуджи в задумчивом настроении направился к месту своей стоянки. Теперь он понял, что его невольное согласие читать лекции в Кайявароханеь хотя сначала и показалось ему слишком поспешным, не было простым совпадением. Это было событие, устроенное заранее по божественной воле. Священному Кайяварохану суждено было стать главным центром будущей деятельности Бапуджи.
Вернувшись к себе, он совершил омовение и погрузился в медитацию. Его ум пришел в состояние глубокой сосредоточенности. Милостью Дададжи, он смог овладеть тяжелой стадией йоги, к чему уже давно стремился.
Во время медитации ему было божественное видение Кайяварохана во дни великого мудреца Вишвамитры , когда он еще назывался Медхавати, и Кайяварохана в его новом блеске и красоте во времена Господа Лакулиша. В этой блаженной медитации Господь Лакулиш и Махариши Вишвамитраджи отдали ему такое божественное повеление:
- Сын, мы избрали тебя, чтобы ты возглавил возрождение Кайяварохана как священного центра паломничеств и воскресил духовную культуру.
Бапуджи понимал суть возложенной на него ответственности и титанического труда по возрождению Кайяварохана. Со слезами на глазах он принялся молиться:
- Господин, Ваша милость сделала мою жизнь возвышенной. Я с почтением принимаю Вашу священную волю, но боюсь, что выполнение такого колоссального труда мне не под силу. Но я с радостью готов служить Вашим смиренным слугой.
Щедро одаривая его своими благословениями, божественные существа ответили:
- Не волнуйся. Тебе придется лишь служить преданным орудием этого труда. Божественный замысел позаботится о себе сам.
С этими словами божественные существа исчезли.
Бапуджи был в восторге оттого, что получил благословение и напутствие от столь великих духовных мастеров, ведь с ними он мог бросить вызов любой трудной задаче. Нежное сердце Бапуджи было преисполнено радости и изумления, когда он молился так:
«Я поклоняюсь божественному свету.
Я поклоняюсь всему, что свято, во веки веков.
В безграничном блаженстве и безграничной милости
Я поклоняюсь свету, переходящему от гуру к ученику.
Я поклоняюсь божественному свету,
Который суть Бог во всем».
В своей практике йоги Бапуджи достиг стадии, на которой ему стало неудобно скитаться с места на место. Каждый день он проводил по крайней мере десять часов, занимаясь садханой. Странствия, лекции и уроки стали помехами для достижения его целей. Поэтому он решил поселиться в одном месте в уединении и всецело посвятить себя садхане. Ему вспомнились слова гуру Шантананджи Махараджа: «Сын мой! В будущем, когда ты займешься йога-садханой, тебе понадобится ашрам. Ты поймешь загадку, скрывающуюся за моими словами, лишь в будущем». Слова Гуруджи оказались справедливы.
Скитаясь от одной деревни к другой, опьяненный духом отречения, Бапуджи часто повторял: «Я не хочу создавать ашрам». Но теперь он осознал, что ему совершенно необходимо построить ашрам и поселиться в нем.
В 1958 году день рождения Бапуджи отмечали в Малаве. После этого он решил там обосноваться. Он рассказал своим ученикам в Малаве о своем желании поселиться здесь в простой землянке с соломенной крышей. Ученики ответили, что кирпичная постройка с черепичной крышей будет лучше землянки: тогда у Бапуджи будет достойная и опрятная комната для медитации, и это позволит ему полностью посвятить себя садхане без каких-либо помех. Бапуджи согласился, и очень скоро комната для медитации была готова. Бапуджи поселился в ней и продолжил свою садхану.
Тем временем пришел сезон дождей, и сквозь черепицу начала протекать вода. Была ночь, и шел сильный дождь. Сиденье для медитации промокло насквозь. От деревни хижину Бапуджи отделяло небольшое ущелье, которое так затопило, что ученики не могли до него добраться. Бапуджи провел всю ночь, сидя в единственном сухом углу.
Утром, когда дождь перестал, люди пришли проведать Бапуджи. Он плакал оттого, что ему пришлось прервать садхану. Ученики очень огорчились. Они отвели его в деревню, и он провел там несколько дней, пока они меняли крышу комнаты для медитации на бетонный потолок. Они также пристроили столовую, ванную и туалет, чтобы он больше не испытывал никаких неудобств. Со временем для посетителей было построено еще несколько новых комнат, ванных, туалетов и обеденный зал. Так появился ашрам «Шри Крипалу» в Малаве.
Обосновавшись в ашраме, Бапуджи стал заниматься садханой более рьяно. В это время он решил, что больше не будет читать лекций. В 1959 году он дал обет абсолютного молчания на двенадцать лет. В случаях крайней необходимости он писал на табличке. За исключением повторения имени Бога и пения религиозных песнопений он не произносил ни слова.
За эти годы Бапуджи не приступал к возрождению Кайяварохана, которое поручил ему Дададжи. Бапуджи не беспокоился об этом, потому что решил приняться за эту задачу, только полностью овладев самадхи . Он боялся, что, если займется реставрацией во время практики йога-садханы, то это может помешать самадхи. Он решил, что если погонится за двумя зайцами, то не поймает ни одного. Йога-садхана Бапуджи еще не достигла своей вершины, и ему требовалось больше времени, чем он ожидал. Поэтому через десять лет после того, как Дададжи сообщил ему свою волю, Бапуджи все еще откладывал задачу реставрации Кайяварохана.
Глава пятая _____________________ УЧЕНИК
Возрождение Кайяварохана
Наконец в 1965 году Бапуджи начал подготовительные работы, чтобы вновь сделать Кайяварохан великим центром паломничества. Для начала он основал организацию «Шри Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», чтобы собрать средства, купить землю и разработать план строительства храма. На подготовку ушло три года. Наконец 29 ноября 1968 года в основание нового храма Господа Брахмешвара был заложен первый камень.
Той же ночью в Кайяварохане Бапуджи услышал во время медитации голос:
- Открой глаза.
Бапуджи был один в комнате, запертой изнутри, и решил, что голос раздается где-то снаружи. Он не открыл глаз и продолжил медитировать. Но через несколько минут голос приказал снова:
- Свами, открой глаза.
Бапуджи встрепенулся, особенно услышав слово «Свами». Он открыл глаза, и в ту же минуту Дададжи явился ему в своем божественном образе.
Бапуджи тут же вскочил и распростерся у ног Дададжи. Его переполняла такая радость, что какое-то время он не в силах был говорить. Жестом он пригласил Дададжи присесть на циновку для медитации. Дададжи сделал отрицательный знак рукой. Придя в себя, Бапуджи встал перед Дададжи со сложенными руками.
- Гурудэв! Наконец-то я очистился и могу получить Ваш даршан после стольких лет. Выполняя Вашу волю, сегодня мы заложили первый камень в основание нового храма. Какое чудесное совпадение, что я получил Ваш даршан именно сегодня. Как же я счастлив!
- Свами! – отвечал Дададжи. - Я тоже рад, что ты начал доверенное тебе дело. Сегодня я пришел только воодушевить и поддержать тебя. Хотя ты немного промедлил с началом строительства, проследи, чтобы храм был завершен быстро.
- Гурудэв, мы сделаем все, чтобы построить храм как можно скорее.
- Лингам должен быть установлен в храме не позднее, чем через пять лет.
- Ваша воля будет исполнена, - ответил Бапуджи.
- Ты обещаешь закончить работу в срок, но если тебя не будет в храме, строительство не завершится за пять лет. Чтобы успеть, ты должен остаться и руководить работами.
- Я обязательно перееду сюда, но на это нужно время.
- Почему?
- В Малаве у меня небольшой ашрам. Как раз сейчас я начал кое-какие работы по его развитию. Когда я все закончу, то вернусь сюда.
- Тогда затянется строительство храма. Ты должен передать руководство над малавским Ашрамом кому-нибудь другому и вернуться сюда как можно скорее.
- Сейчас у меня нет ученика, которому я мог бы доверить руководство ашрамом. Если я уеду, вся работа встанет. Я постараюсь найти подходящего ученика и передам ему руководство, и тогда уже буду жить здесь постоянно.
- Если ты начнешь искать ученика, задержка неизбежна.
- Тогда, прошу Вас, предложите другое решение.
Немного подумав, Дададжи сказал:
- Вскоре к тебе придет человек из ущелья горы Гирнар , изучающий йогу. Прими его в ученики. Он облегчит твою ношу.
- Спасибо! Я сделаю, как Вы говорите.
Дададжи промолчал, показывая, что разговор окончен. Бапуджи приклонил колени у ног Дададжи и стал молиться:
- Гурудэв, благословите меня, чтобы доверенный мне труд завершился беспрепятственно и в срок.
Дададжи с любовью возложил свою милостивую руку на голову Бапуджи. В следующий же миг он исчез.
Я буду направлять тебя
В то время я работал государственным служащим. Меня назначили на должность в административном учебном центре для служащих в городе Джунагадх. В 1967 году Ратилал Сутхар, государственный служащий и близкий последователь Бапуджи, приехал на учебу в Джунагадх. Он уже проходил обучение в Джунагадхском центре в 1962 году, и мы успели близко познакомиться. Он знал, что я интересуюсь йогой, и привез с собой несколько новых книг Бапуджи. Он дал мне три книги: «Асана и мудра», «Гурупрасади» и «Гурувачанамрит».
- Это книги Гуруджи, - сказал он. - Прочти, тебе точно понравится.
- Хорошо, я возьму и почитаю в свободное время, но обязательно верну их тебе, - ответил я.
- Можешь и не возвращать. Книги сослужат хорошую службу, если ты их прочитаешь. Я только затем их и привез.
Я поблагодарил его за щедрость. Вскоре он окончил свое обучение и вернулся на место службы в Ананд.
Я начал читать книги в свободное время. Сначала я прочел две книги поменьше. В самой большой книге, «Асана и мудра», было около пятисот страниц, и я оставил ее напоследок. Я читал эту книгу очень вдумчиво, потому что в ней содержалось множество сведений, очень полезных для того, кто собирается практиковать йогу. Так как я несколько раз перечитывал некоторые важные места, чтение всей книги заняло у меня несколько месяцев. Книга понравилась мне настолько, что я прочитал ее снова, на этот раз быстрее. К тому времени как я закончил читать ее во второй раз, шел 1968 год.
После прочтения «Асаны и мудры» Бапуджи меня очень впечатлила его практика йоги и понимание принципа божественного тела. Я был убежден, что Свами Крипалвананджиь – единственный святой с правильным взглядом на йогу, основанном на уникальном принципе божественного тела . Никто из современных святых больше не упоминает о нем. Кроме того, Бапуджи утверждает, что божественное тело можно обрести лишь практикой йоги с помощью кхечари-мудрыь . Он добавляет, что этой мудры необходимо добиться естественным путем, силой одной праны, без помощи какого-либо инструмента или руки. Опять же, ни один другой святой или йог не говорит об этом. У меня складывалось впечатление, что описание йоги Свами Крипалвананджи основано на опыте и что описанные им принципы не противоречат йогическим текстам.
Интерес к йоге проснулся во мне во дни моей учебы в колледже, когда я получал в Пуне степень магистра в 1951 – 1952 годах. В то время я познакомился с одним святым и научился от него некоторым йогасанам (йогическим позам) и пранаямам ( дыхательным упражнениям). После этого мой интерес к йоге постоянно рос. За последующие семнадцать лет я познакомился со многими святыми и йогами и достаточно близко сошелся с некоторыми из них. Все они относились ко мне с большим участием, но никто не подходил для того, чтобы стать моим гуру. Когда же я познакомился с книгой «Асана и мудра», я уверился, что Бапуджи – настоящий святой. У него был подлинный опыт йоги, и я решил, что если хочу обрести спасение, став йогом, то смогу получить тайный ключ лишь от него. Я был настолько впечатлен этой книгой, что тут же решил назвать Бапуджи своим гуру. Моя душа уже приняла его как гуру, хотя я даже не видел его. Значит, единственное, что оставалось, это чтобы он принял меня как своего ученика. С тех пор я начал горячо молить Бога: «Господи, прояви ко мне свою милость и вдохнови Свами Крипалвананджи принять меня в ученики, когда я с ним встречусь».
Мне не терпелось увидеться с Бапуджи, и я написал письмо Ратибхаи, который в то время все еще работал чиновником в Ананде: «Я прочитал книги твоего гуруджи, и они мне очень понравились. Теперь я горю желанием как можно скорее познакомиться с ним лично. Я не бывал в твоей деревне (Малаве), и было бы здорово, если бы ты смог поехать со мной». Ответ пришел очень быстро.
Ратибхаи писал: «Приезжай, когда тебе будет удобно. Я поеду с тобой в Малав». Через несколько дней мне предстояло отправиться по делам в Вадодару. Я решил посетить Малав в выходные до этой поездки и сообщил Ратибхаи о своих планах. Я прибыл в Вадодару утром восьмого марта 1969 года. Ратибхаи встретил меня, и мы отправились в Малав. Мы добрались до ашрама в Малаве к полудню. Нам сообщили, что с Бапуджи нельзя будет увидеться до полтретьего. Мы воспользовались этим временем, чтобы умыться и пообедать. В точности в два часа тридцать минут Бапуджи вышел из комнаты для медитации и, по своему обыкновению, сел на качели в огороженном стеной пространстве. Служащий открыл нам дверь, и мы вошли.
День выдался довольно жаркий, и мы были единственными посетителями. Мы распростерлись у ног Бапуджи, а затем сели на ковер. Сначала Ратибхаи представил меня Бапуджи:
- Он из Джунагадха. Обучает государственных служащих. Я сам учился у него. Он очень интересуется йогой, и я дал ему почитать твои книги. Прочитав их, он очень захотел увидеться с тобой. И вот сегодня мы пришли вместе.
Пока Ратибхаи так долго представлял меня, Бапуджи взял свою табличку , что-то написал и положил ее рядом с собой на качели. Когда Ратибхаи умолк, Бапуджи посмотрел на меня с улыбкой, давая знак, что теперь моя очередь говорить.
Я застенчиво заговорил:
- Ратибхаи представил меня как мирянина, но я приехал сюда не в качестве служащего. Меня привела любознательность духовного искателя. Я сильно интересуюсь йогой, но пока не нашел настоящего наставника. Когда я прочел Ваши книги, меня сильно впечатлили Ваши принципы и йогический опыт. Если считаете, что я гожусь для этого, примите меня, пожалуйста, в ученики и дайте мне необходимые наставления. За это я вечно буду перед Вами в долгу.
Когда я закончил, Бапуджи взял табличку и подал ее мне. Он написал на ней ответ на мою просьбу: «Сынок! Я уже принял тебя в духовные сыновья, как и ты принял меня в духовные отцы. Я буду направлять тебя». Мне больше нечего было сказать. То, что мы должны были сообщить друг другу, уже совершилось.
Я был удивлен и гадал, как Бапуджи мог написать ответ на мою просьбу до того, как я сказал хоть слово! Знал ли он, о чем я собираюсь просить? О да, он знал. Я уже находился под его влиянием, но эта первая встреча впечатлила меня еще больше.
Я приехал в Малав с намерением остаться на два дня, и теперь, когда моя цель была достигнута, я с большим удовольствием провел эти два дня в духовных беседах с Бапуджи. Он рассказал мне о Господе Лакулише и организации «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж».
- Раз уж ты проделал такой долгий путь, непременно посети Кайяварохан, когда будешь в Бароде (современная Вадодара), и получи даршан Брахмешвар-Джйотирлингама, - сказал он.
Я получил всю литературу об организации «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» и решил стать ее членом. Наконец, когда я прощался с Бапуджи, он написал: «Я позову тебя, когда придет время, и буду направлять тебя». Итак, я был избавлен ото всех волнений, поскольку Бапуджи, который стал теперь моим гуру Свами Крипалвананджи, взял на себя всю ответственность за то, чтобы назначить время для наставления меня на духовный путь.
Из Малава я отправился в Вадодару. Я посетил Кайяварохан и оказал почести Брахмешвар-Джйотирлингаму. Затем я вернулся в Джунагадх. Всю неделю лицо Бапуджи не выходило у меня из памяти. Первое, что я сделал, вернувшись в Джунагадх, это написал ему письмо.
Джунагадх.
17 марта 1969 года.
Всемилостивейший Бапуджи!
Милостиво примите смиренный поклон, который Ваше дитя Яшвант приносит к Вашим святым стопам.
Полтора года я страстно желал встретиться с Вами лично. И вот восьмого и девятого числа этого месяца мне было даровано склонить голову к Вашим стопам. Чувство почтения к Вам зародилось во мне еще тогда, когда я впервые услышал о Вас от Ратибхаи. Я верил, что мое желание найти место у святых стоп Господа осуществится, если я смогу получить наставление от такого истинного святого, как Вы.
Конечно, я особо не раздумывал о своих достоинствах или своей пригодности. У меня много недостатков. Я прекрасно осведомлен о некоторых и стараюсь от них избавиться. Но я могу не знать о других пороках, на которые мне может указать только такой святой гуру, как Вы, способный просветить меня и даровать мне понимание и силу, чтобы избавиться от всех недостатков. Даже в своем невежестве я лелеял мечту найти приют у Ваших ног. Много раз я собирался приехать в Малав, чтобы склонить голову к Вашим святым стопам, но всякий раз мне что-то мешало. Отсрочка сильнее разжигала мое желание. Наконец, милостью Божьей, я это сделал.
Я был глубоко взволнован, когда впервые увидел Вас и склонился к Вашим святым стопам. В тот же миг, пока я Вам молился, я принял решение покориться Вашему Святейшеству. Мне не пришлось Вам ничего говорить. Мне не пришлось ничего с Вами обсуждать. Как правило, человек, который, подобно мне, пытается познакомиться с йогой через одни только книги, скорее склонен впасть в сомнения и заблуждения, чем найти веру и знание. Мне повезло: милостью Господа и по благословению святого гуру, мои сомнения рассеиваются одно за другим, а моя вера постоянно растет.
Было бы чистейшей глупостью заявлять, что я сведущ в йоге, но я уверен и свободен от сомнений по крайней мере в том, что я понял. Если и остались какие-то сомнения, то причиной тому лишь мое невежество, а не малая вера. Чем больше я понимаю, тем больше осознаю бездну своего невежества. Невежество ведет к превратному пониманию, и поэтому в моем случае разум всегда стоял ниже веры.
Я нисколько не сомневаюсь, что йога способна помочь практикующему найти место у святых стоп Господа. Неспособность достичь цели может быть связана с ошибками в стараниях и практике искателя, но как же можно обвинять в этом средство? Я твердо верю в дисциплины йоги и поэтому не задавал Вам никаких вопросов. Мне оставалось лишь молиться, чтобы Ваше Святейшество милосердно указало мне истинный путь, и я молился в душе. Последние два года я каждый день молил Бога, чтобы он вдохновил Вас направлять меня. Именно так и произошло. Когда Вы написали: «Я буду направлять тебя», радость в моей душе и чувство благодарности к Вам не знали границ. Не в моих силах описать эти чувства.
Вы всеведущи и можете представить себе все мои изъяны и недостатки при первом же взгляде. Я уверен, что мои недостатки перевешивают достоинства, и все же Вы позволили мне придти к своим святым стопам и согласились направлять меня. Эта милость удовлетворила любопытство многих воплощений. Теперь от меня зависит, смогу ли я преодолеть все свои недостатки и стать достойным. Я ищу Вашего благословения и благословения Бога, чтобы скорее в этом преуспеть. Я покорно склоняюсь к святым стопам гуру.
Судя по Вашим советам и наставлениям, Вы увидели мои изъяны и пороки. С тех пор я сильнее осознаю свои недостатки. Я уже начал от них избавляться. Я в вечном и неоплатном долгу за честь, которую Вы, величайший из знающих, оказали столь ничтожному своему слуге, как я.
Всемилостивейший Бапуджи! Из всех Ваших учеников я самый недостойный и поэтому ожидаю от Вас больших милостей. Благословите меня, чтобы я смог вступить в ряды Ваших достойных учеников. Я знаю, что Вы ко всему относитесь одинаково. Но, прошу, поймите мою просьбу в таком смысле: «Слабому ученику требуется больше внимания гуру, если он хочет присоединиться к рядам более преуспевших учеников». Прошу Вас, простите меня, если какие-то мои слова звучат непочтительно.
Почтенный Бапуджи! Я не смог лично выразить Вам свою преданность и чувства. Теперь мне кажется, что и мое перо не в силах этого сделать. Но Вам известно все. Поэтому я предоставляю Вам судить о моих чувствах самому. Вам известна истина и все лучшее во мне. Моя единственная мольба к Вам в том, чтобы Вы дали мне силу быть достойным того, чтобы вечно служить Вам и достичь своей цели – освобождения.
Простираюсь у Ваших ног в глубочайшем почтении.
Ваше дитя,
Яшвант.
Через неделю я получил ответ Бапуджи, написанный красивым жемчужным почерком. В одном предложении он заверил меня, что сделает все возможное, чтобы я стал истинным йогом. Привожу полный текст его письма:
Малав
26 марта 1969 года
Сын Яшвант!
Твое смиренное письмо получено. Оно мне понравилось.
По моему убеждению, лишь простосердечные способны идти по этому пути. Вера обитает в простом сердце. Истинную веру можно понять лишь по опыту. Вера, остающаяся непоколебимой даже во многих бедах, есть истинная вера. Только такая вера может привести к осуществлению цели. Один хиндиязычный поэт описал это так:
Авичал раха джо апне патх пар
Лакх мусибат аане мен
Мили сафалта уско джаг мен
Джине мен мар джане мен
(Того, кто упорно идет по своему пути
Даже пред лицом бесчисленных несчастий,
Ждет успех в этом мире
Как в жизни, так и в смерти).
Вера – милость Божья. Вера – сила и вдохновение души. Вера не слепа. Она обладает божественным зрением. В вере сомнения возникают, но в конце концов искореняются. Вера иногда ошибается, но ошибка (невежество) в конце концов уходит. Вера – свет знания. Она постоянно направляет нас.
Быть искателем – значит обладать чистотой характера. Находить в себе пороки и стремиться избавиться от них есть духовный поиск. В отсутствие пороков добродетели приходят сами собой, укореняясь в душе. Пока благотворное влияние добродетели не может проникнуть в ум, не может быть и продвижения по духовному пути. Общение со святыми, служение гуру, изучение священных текстов и размышление над их содержанием – все это незамедлительно влияет на ум. Мысли порождают поступки. Поэтому невозможно очистить поступки, не очистив мысли.
Когда ученик верит в слова своего гуру, проблемы ученика решаются без труда. Но если ученик до конца не верит в гуру, то и гуру не может до конца помочь ученику. Речная вода держит лодку, и она плывет легко. Таким же образом милость гуру неотступно ведет ученика к цели его путешествия.
Основные элементы моего йогического учения таковы:
безбрачие;
умеренность в еде (один прием пищи в день и семь дней поста в месяц);
мантра-джапа, повторение имени Бога;
асаны;
пранаяма;
медитация;
молитва Богу;
чтение священных текстов и размышление о них;
встречи со святыми и служение гуру.
Если ты будешь следовать этим принципам, то непременно получишь вдохновение, воодушевление, милость Бога, милость гуру и просветление. Сынок! Я сделаю для тебя все, что смогу. Мои искренние благословения.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Джай бхагаван
Когда я прочел это письмо, мое воодушевление возросло в несколько раз. Моя преданность Бапуджи и вера в него тоже возросли. Через три-четыре дня я написал Бапуджи еще одно письмо, в котором с преданностью описал его всегда улыбающееся лицо, полные любви глаза и детскую простоту. Я постарался выразить словами то, что чувствовало сердце.
Джунагадх
2 апреля 1969 года
Почтеннейший Бапуджи!
Благоговейно склоняюсь к Вашим святым стопам. Я получил Ваше написанное жемчужным почерком письмо. Кажется, Вы осыпали сего бедного слугу многими милостями. Я не нахожу ни подобающих мыслей, ни нужных слов, чтобы выразить свой восторг и благодарность. Поэтому я выражаю свою благодарность лишь преданным почитанием. Моя преданность к Вам родилась еще до того, как я Вас увидел. Она возросла, когда я увидел Вас, и растет с тех пор с каждой минутой. Все это лишь благодаря Вашей доброте и милости, мой собственный вклад ничтожен.
За те два дня, что я провел у Ваших ног, я видел Ваше милое лицо и глаза, излучающие милосердие. Это породило во мне огромную волну преданности. В том нет моей заслуги. Во-вторых, Ваша простота, Ваша полнейшая детская простота, раскрыла мне Ваше невообразимое величие. Моя преданность еще умножилась, и опять же в том нет моей заслуги. В-третьих, Ваша способность оставаться полностью погруженным в работу еще усиливает мою преданность.
Хотя большую часть своего времени Вы уделяете практике йоги, в промежутках между медитацией лекции и наставления словно сами текут на Вашу табличку. Я подумал, что должен уподобиться Вашей табличке, на которой записаны все проповеди, чтобы стать истинным преданным. В то же время я понимал, что табличка остается чистой и опрятной, а я нет. Поэтому я сомневался, станет ли столь умелый гуру, как Вы, почтенный Бапуджи, браться за перо, чтобы писать по грязной табличке моей души. Ваша каменная табличка готова принимать одну проповедь за другой, но я не верю, что мой неподатливый разум может быть столь же восприимчив. Но Вы – воплощение милосердия, и Вы взяли на себя труд писать на грязной табличке моей души. Я был бы неблагодарным дураком, если бы в ответ на Ваши милости во мне не поднялась волна преданности.
Но поток преданности достиг полноводья, когда я получил вчера Ваше письмо и прочел Ваши заверения, что Вы сделаете для меня все возможное. Милосердный Гуруджи! Тысячу раз почтительно приклоняю голову к Вашим ногам. Я понимаю, что ученики во много раз лучшие, чем я, жадно ждут места у Ваших святых стоп. Но Вы, великий гуру, предпочли дать заверение столь большое, невообразимо великое, столь ничтожному ученику. Чего еще мне желать? Чего не хватает в этом заверении? Я не желаю ничего больше, совершенно ничего. О да, есть кое-что, чего я желаю – быть годным для того, чтобы стать Вашим учеником. Вообще-то я должен дать Вам такое же заверение, какое Вы дали своему смиренному слуге: что я телом, умом и душой покорно склонюсь к Вашим лотосным стопам. Я не слишком подхожу для этого, но силой Вашей милости я наберусь храбрости заверить Вас: «Бапуджи! Я сделаю все, чтобы стать достойным учеником».
Бапуджи! Я перечитал мудрость, которой Вы делитесь со мной в своем полном любви письме, больше пяти раз. Каждый раз я испытываю все большую веру и преданность. Каждое предложение, каждое слово Вашего письма – божественная проповедь. Мой тупой разум постепенно пытается постичь его истинное значение. Я уверен, что, Вашей милостью, я смогу понять содержащуюся в Вашем письме истину, часто перечитывая его и размышляя над его смыслом. Я также проверю, насколько я способен воплотить эту мудрость в жизнь.
Бапуджи! Я не знаю, что мне написать о Вашем сострадательном величии. Я постоянно смотрю на Вашу фотографию, которую мне прислал Ратибхаи. И каждый день я часто издали склоняю голову к Вашим лотосным стопам. Я показываю Вашу фотографию друзьям и родным. Моя семья уже приняла Вас как своего гуру даже без Вашего одобрения.
Почтенный гуру! Даже если я не вижу Вашу фотографию, Ваше милое лицо всегда перед моими глазами. Эти милые черты вряд ли можно найти еще где-то среди сокровищ природы. Ваши полные любви глаза словно таят в себе блеск всех звезд на небе. Кто получает их милосердный взгляд, остается околдован преданностью. Бапуджи! Я пишу все это не для того, чтобы Вам польстить. Я прошу милостиво простить меня, если Вы устали читать хвалы себе. Я просто пытаюсь сложить к Вашим стопам, как приношение, свою искреннюю преданность.
Ах да, я только что вспомнил, что немного рассказывал Вам о своем прошлом опыте медитации. Тогда Вы упомянули, что этот опыт произошел не благодаря техникам, показанным мне святым, с которым я познакомился в Пуне, а благодаря моим прошлым стараниям. Похоже, так и есть. После возвращения из Малава я медитирую каждое утро и каждый вечер. Я испытываю в теле непроизвольные вибрации. Сейчас это стало достаточно частым явлением. Во время этих вибраций я испытываю сильный жар и потею, но когда это проходит, я обретаю отличную сосредоточенность в медитации. Я волновался, что это происходит по ошибке и может причинить какой-нибудь вред. Но когда я прочел «Тайну транса», описанную в Вашей книге «Асана и мудра», то понял, что я на верном пути.
Шри Ратибхаи прислал мне из Ананда форму для вступления в «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж». Я вернул ему заполненную форму и денежный взнос (чеком). Это просто Вам для сведения. Я буду рад, если с Вашего благословения смогу сделать что-нибудь для грандиозного замысла, который Вы осуществляете. Поэтому я прошу, чтобы Вы назначили мне сделать что-нибудь именно для этого замысла.
Бапуджи! В своем письме Вы упомянули, что необходимо выяснить свои пороки и стараться от них избавиться. Я только что обнаружил такой порок – писание длинных и утомительных писем. Это письмо является отличным тому доказательством. Я смиренно прошу прощения за то, что отнимаю так много Вашего драгоценного времени, и за то, что Вам приходиться читать такую скукотищу. О милосердный гуру! Я в огромном долгу перед Господом за то, что он дал этому несмышленому ребенку место у Ваших святых стоп, хоть я и полон изъянов и пороков. Покоряюсь Вам, мой гуру!
С почтением и преданностью,
Ваше дитя Яшвант
Джай бхагаван.
Возможно, Бапуджи понравилось мое письмо, потому что ответ пришел незамедлительно, практически с обратной почтой.
Сын Яшвант!
Джай бхагаван.
Я внимательно прочел твое восторженное и влюбленное письмо. Оно мне понравилось. Ты умеешь хорошо излагать мысли на бумаге. Возможно, ты так же хорошо выражаешь их и устно. Однако ты, видимо, постеснялся проявить свой ораторский дар в моем присутствии. При первой встрече такое бывает.
Если человек верит в божество и поклоняется этому божеству в образе каменного изваяния, божество ответит из камня. Поэтому нет ничего удивительного, что если направить эту веру на человека, то ответ будет более высоким. Чувства, которые ты выразил в письме, родились не за несколько дней, у них есть история. Возможно, они связаны с твоими прошлыми воплощениями.
При первой же встрече я почувствовал, что хорошо тебя знаю. Ты увидел в моих глазах любовь. Я увидел в твоем сердце преданность. Словно воду смешали с водой, а молоко с молоком.
По моему мнению, вера – самое важное качество для ученика. В моем случае гуру предстал передо мной сначала как отец, потом как гуру и наконец как сам Бог. Лишь по его благословению я практикую йогу, и только эта йога приведет меня к совершенству.
Вера обладает божественной силой. Эта сила превращает камень или человека в божество. Такие добродетели, как послушание, сдержанность, любовь, простота, твердая решимость, преданность долгу и так далее, трудно обрести. Но эти же добродетели можно легко сделать частью своей жизни через веру. В этом чудо веры.
Бог осветит твой будущий путь. Каждый день молись ему и следуй его наставлениям. Моя любовь всем.
Твой любящий Бапуджи
Крипалу. Джай бхагаван.
Итак, я нашел совершенного гуру и получил от него обещание, что он сделает все возможное, чтобы вести меня по духовному пути. Передо мной открывалось блестящее будущее. Единственное неудобство, которое оставалось, это большое расстояние между Малавом и Джунагадхом, не дававшее мне навещать Бапуджи так часто, как мне хотелось.
Дададжи избавил меня и от этой помехи. Месяца через два меня перевели в Сурат, который расположен ближе к Малаву.
Прежде чем я успел собраться в Малав, я получил письмо от Шри Сучарита Муни, ученика, служившего Бапуджи в малавском ашраме. Он писал: «Бапуджи велит тебе приехать в Малав 26 июня и остаться на неделю». Мое воодушевление возросло при воспоминании о первой встрече с Бапуджи, когда он сказал: «Я позову тебя, когда придет время, и буду направлять тебя». Я взял отпуск и приехал в Малав утром двадцать шестого числа.
Я встретился с Бапуджи в пол-одиннадцатого утра. Увидев меня, Бапуджи написал на табличке:
«Почему ты здесь? Разве ты не получил телеграмму?»
я удивился и спросил:
- Какую телеграмму? Я получил письмо от Сучаритджи, но не получал никакой телеграммы.
Выслушав мое объяснение, Бапуджи сказал:
- Позови Сучарита.
Я тут же позвал его. Бапуджи спросил:
- Разве ты не послал телеграмму Яшванту?
- Телеграмма была отправлена, но времени оставалось мало, и, возможно, она опоздала, - ответил Сучарит.
Тогда я спросил его:
- Что было в телеграмме?
Сучарит рассказал мне обо всем в подробностях. Двадцать шестого июня в ашрам собиралась приехать на неделю группа американцев. Бапуджи хотел, чтобы я приехал на той же неделе, помог в качестве переводчика и в разговоре с иностранцами получил некоторые наставления в йоге. В последний момент в Малав пришло известие, что приезд американцев откладывается на неделю, и Бапуджи попросил Сучарита телеграфировать мне об изменениях. Но телеграмма не дошла до моего отъезда из Сурата.
Объяснив мне это, Сучарит Муни вернулся к работе. Я остался один с Бапуджи. Он написал:
«Тебя зря побеспокоили. Тебе придется вернуться в Сурат и приехать снова на следующей неделе».
- Я не чувствую, что меня побеспокоили, - ответил я, - наоборот, я чувствую себя польщенным, потому что смогу получить Ваш даршан два раза за одну неделю.
При этих моих словах на лице Бапуджи промелькнула приятная улыбка. Он взглянул на часы, и я решил, что, должно быть, настало время для его медитации, и сказал:
- Я уйду, если Вам пора медитировать.
Но он написал:
«Сходи в сад и принеси три цветка».
Я пошел в сад и сорвал три розы. Гадая о намерениях Бапуджи, я вернулся и попытался отдать ему цветы. Но Бапуджи встал с качелей и направился к комнате для медитации. Он сделал мне знак следовать за ним. Я безмолвно подчинился. Когда мы вошли в комнату для медитации, я все еще держал цветы в руке. Бапуджи оставил табличку на качелях, поэтому он принял исключительное решение нарушить свое молчание.
- Поднеси по цветку каждому образу Бога, - сказал он мне.
Я поднес первый цветок образу Радха-Кришны, а второй образу Господа Брахмешвара (Шивы). На алтаре в комнате для медитации были лишь эти два изображения. Образ Господа Брахмешвара заключал и образ его гуру, Господа Лакулишджи. У меня все еще оставался один цветок, но я по-прежнему не имел ни малейшего представления, что Бапуджи собирается делать.
Пока я приносил цветы на алтарь, Бапуджи открыл шкаф и достал какие-то бумаги. Он сел на сиденье для медитации с бумагами в руках и сказал:
- Сядь напротив меня. Я собираюсь посвятить тебя в мантру.
Теперь я понял его намерение и возложил третий цветок ему на голову. Оказав ему почести, я сел на полу напротив него. Тогда он совершил ритуал посвящения в мантру. Он отдал мне бумаги, среди которых было три изображения Бога на алтарь для ежедневного поклонения вместе с напечатанным руководством, которому я должен был следовать. Затем он сказал:
- Это выдается всем посвященным, но я дам тебе особое наставление.
Затем он научил меня выполнять определенную пранаяму (дыхательное упражнение) в сиддхасане (позе посвященного). Этот тип пранаямы включает чтение мантры. Он велел мне практиковать эту пранаяму каждое утро и каждый вечер в течение пятнадцати месяцев. За каждый сеанс необходимо выполнять по двадцать пять пранаям. Когда ритуал посвящения был окончен, я распростерся у ног Бапуджи и предложил ему денежный подарок в качестве гуру-дакшины . Вставая, он велел мне опустить деньги в ящик для пожертвований ашрама. Я так и сделал и вышел из комнаты вслед за ним.
Когда Бапуджи сел на качели, я учтиво сказал:
- Бапуджи, Вы оказали мне особую милость, проведя для меня посвящение в мантру. Но это было так внезапно, что я пришел неподготовленным. Если бы Вы сообщили мне заранее, я бы совершил приготовления, чтобы провести церемонию поклонения и почтить каждый образ Бога и Вас.
Он снова взял табличку и написал:
«Сегодня благодатный день. Те американцы тоже хотели пройти посвящение. Я решил посвятить тебя вместе с ними. Они не смогли приехать, но раз ты приехал, я решил: почему бы не посвятить тебя сегодня? Я выбрал это счастливое время для проведения посвящения, и когда я посмотрел на часы, до конца этого благодатного времени оставалось всего полчаса. Поэтому я тут же попросил тебя принести цветы. Не нужно жалеть, что ты пришел неподготовленным».
Этот рассказ меня удовлетворил и усилил мою радость, потому что я был настолько счастлив, чтобы получить посвящение в точности в тот день и час, который выбрал Бапуджи. Мне повезло, что телеграмма не пришла вовремя, так же как американцам не повезло, что их планы изменились. И как великолепно прошло мое посвящение! Бапуджи сам принял решение, когда сказал: «Идем, я посвящу тебя в мантру». Это было редким явлением. Более того, он совершил исключительный жест, нарушив обет молчания и дав мне наставления устно. Я считал, что мне очень посчастливилось.
Не тратя больше свой отпуск, я уехал в Сурат тем же вечером. Через неделю, пятого июля 1969 года, я снова приехал в Малав. Американские братья и сестры прибыли на следующий день. Я получил возможность больше времени провести с Бапуджи и многое узнал от него во время бесед о йоге.
Однажды в зале собраний в присутствии большого числа американских и индийских учеников Бапуджи неожиданно написал: «Сейчас Яшвант проведет лекцию по йоге на английском». Так как заранее меня не предупредили, я оказался в затруднительном положении. Но таково было веление Бапуджи, и приходилось подчиниться. Мне пришлось говорить экспромтом то, что приходило на память. Конечно у меня был почти семилетний опыт обучения государственных чиновников, так что я привык читать лекции. Часто в свободное время по вечерам интересовавшиеся йогой ученики просили меня рассказать о йоге. Этот опыт сильно пригодился мне в ту минуту. Но я впервые говорил в присутствии Бапуджи. Я выполнил свой долг и говорил примерно полтора часа. Потом мне пришлось прерваться, потому что пришло время обеда. Моя речь вызвала живой интерес, и была назначена послеобеденная лекция. Вторая лекция тоже длилась полтора часа. Тогда я мало что знал о практической стороне йоги, но мне удалось удерживать внимание слушателей благодаря моему теоретическому изучению йогических текстов.
Но для меня важнее всего было присутствие Бапуджи. Он был на первой лекции, но отсутствовал на второй, потому что пришло время его медитации. Позже, когда мы были вместе, он написал: «Я не понимаю по-английски, но судя по интересу, который проявляли слушатели, ты хороший оратор». Слова Бапуджи были мне очень приятны, потому что я решил, что он хотел испытать меня при большой аудитории. В одном из писем Бапуджи писал, что я хорошо умею выражать свои мысли на бумаге и, возможно, могу делать это и устно. Он проверил свое предположение, и милостью Божьей я вышел из испытания достойно. Требуются соответствующие качества и значительные умения, чтобы стать главным учеником в великой линии гуру.
Проведя неделю с Бапуджи в Малаве, я вернулся в Сурат. Я начал практиковать пранаяму, сидя в сиддхасане, как научил меня Бапуджи. Начиная с середины июля 1969 года я регулярно занимался этой садханой. Я должен был практиковать ее вместе с повторением мантры год с четвертью. Я старался искренне, без нерадивости. Через полгода я ощутил результаты. Я испытывал стремительное очищение ума и тела. Со временем я начал проникаться все большим и большим интересом к этой практике и терять ту незначительную привязанность, которую испытывал ко временной жизни. Интерес к работе тоже начал угасать. Я видел ясно цель своей жизни. Я принял решение следовать путем йоги и обрести спасение в этой жизни.
Одиннадцатого февраля, в свой день рождения, я принял решение. У меня было заведено каждый год в свой день рождения принимать решение и воплощать его в жизнь. Так и в этот день рождения, одиннадцатого февраля 1970 года, я принял решение, которое сообщил Бапуджи в письме.
Сурат
11 февраля 1970 года
Почтенный Бапуджи!
Милостиво примите мои смиренные и искренние поклоны к Вашим святым стопам.
Сегодня у меня день рождения. Весь день я постоянно вспоминал Вас и повторял Ваше имя. Я также думал над своей дальнейшей жизнью. Суть моих размышлений в том, что я решил провести всю оставшуюся жизнь у Ваших святых стоп, служить Вам и продолжать стремиться к цели обретения освобождения.
Моя цель теперь окончательно определена. Я буду ждать Вашей милости и указаний, чтобы служить Вам. Как только я получу Ваш приказ, я оставлю все и явлюсь к Вашим святым стопам.
Я регулярно практикую пранаяму, как Вы велели. Вы сказали мне продолжать практику год с четвертью. Прошло полгода. Обычно практиковать пранаяму утомительно, но, Вашей милостью, она приносит мне огромное удовольствие. Ваше наставление читать мантру во время пранаямы принесло отличные результаты. За это я пред Вами в вечном долгу.
С глубочайшим почтением,
Ваше дитя Яшвант
Джай бхагаван.
Вскоре я получил третье письмо от Бапуджи.
Малав
14 февраля 1970 года
Сын Яшвант!
Джай бхагаван.
Благословения.
Чувства, которые ты выражаешь в последнем письме, ты выражал и раньше. Они вполне уместны. Весь мир несчастен, поэтому ищи отречения, чтобы служить этому несчастному миру. Продолжай духовный поиск параллельно со служением человечеству. Если ты будешь нести служение с истинным духом, твоя читта (сознание) очистится, и ты продвинешься по пути йоги. Ты не должен отрекаться от работы, а лишь от ее плодов.
Этот ашрам твой. Можешь свободно приходить, когда пожелаешь. Не торопись сменить свои одежды . Ты сможешь сменить их, когда придет время. Но искренне стремись изменить свои мысли и поступки. Это путь великих людей. Ты должен идти по этому пути с осмотрительностью, верой и уверенностью.
Ты из благородной семьи и ты достоин.
Мое благословение.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Когда я прочел письмо Бапуджи, то понял, что мне предстоит пройти еще какое-то испытание, и придется подождать, прежде чем я смогу идти дальше по пути освобождения. Но я не был разочарован, потому что из его письма ясно следовали две вещи: 1) «Твои чувства уместны» и 2) «Ты достоин». Мне было этого достаточно. Это подразумевало обещание, что он посвятит меня в санньясу в свое время. Уверенный в этом, я продолжил заниматься своими повседневными делами и практикой пранаямы.
В середине октября 1970 года я завершил пятнадцатимесячную садхану в соответствии с указаниями Бапуджи. Приближались праздники Дивали и Новый Год, и наше учреждение закрывалось на четыре дня. Сначала я решил провести праздничные каникулы в Раджкоте вместе со своим старшим братом и сообщил ему об этом. Но за два дня до каникул мне пришло в голову, что большая часть моего времени уйдет на поездку из Сурата в Раджкот, и на то, чтобы побыть с братом, мне останется всего полтора дня. Поэтому я решил просто провести каникулы в Сурате. Потом я снова задумался: что это будет за праздник? Так что в конце концов я решил поехать в Малав к Бапуджи и заниматься йогой в его присутствии. Я принял это решение в Дхан-Терас , за два дня до начала Дивали. Я собирался отправиться в Малав на следующий день утренним поездом.
Вечером меня навестил друг. Он рассказал, что они с женой едут на машине в Лимбди. Они предложили подбросить меня до Лимбди, откуда я легко мог добраться до Раджкота. Сначала предложение показалось мне заманчивым, но потом я решил следовать своему плану и поехать в Малав. Поэтому я попросил их высадить меня в Вадодаре по пути в Лимбди. Друг с готовностью согласился, и мы решили выехать из Сурата на следующее утро в семь.
Я пришел к своему другу ровно в семь утра. Он уговаривал меня выпить чаю и подкрепиться, но у меня было правило: когда я отправлялся навестить своего гуру, я не ел ничего до встречи с ним. Чай я тоже не пил. Но друг настаивал, и мне пришлось выпить кружку молока. Мы отправились в путь в девять часов. Примерно к полудню мы добрались до Вадодары. Я поблагодарил друга, и мы расстались.
На автобусной станции в Вадодаре я узнал, что автобус до Калола отправляется через час. В Калоле я планировал сесть на автобус до Малава. Через час приехал автобус до Калола, но какие-то люди заняли места без билетов, и между пассажирами началась ссора. Жалобы направили в соответствующую инстанцию, и автобус не отправился бы раньше чем через час. К счастью, я сел на другой автобус до Калола уже через пятнадцать минут. Приехав в Калол, я узнал, что автобус до Малава уехал всего пять минут назад. Следующий автобус должен был приехать через час, и я взял книгу и начал читать, чтобы скоротать время. Тут ко мне подошел Шри Натубхаи Пател, один из учеников Бапуджи. Он тоже собирался в Малав повидаться с Бапуджи и настоял, чтобы я выпил с ним стакан сока сахарного тростника (с утра у меня во рту не было ничего, кроме молока). Наконец в полседьмого вечера мы добрались до малавского ашрама.
В ашраме нас встретил Шри Даттатрайя Брахмачари. Поздоровавшись, он сказал:
- Я вас ждал. Для вас обоих приготовлены комнаты. Еда тоже готова. Когда вы примите ванну, мы пойдем обедать.
Натубхаи и я пришли в удивление, ведь ни он, ни я никому не сообщали о своем приезде. Я спросил Даттатрайю:
- О, ты приготовил все заранее? Тебе было известно о наших планах? Откуда ты узнал, что мы приедем?
- Да как же, утром Бапуджи сказал мне, что ты приезжаешь сегодня вечером еще с одним человеком. Вот я все и приготовил.
Я был в полнейшем удивлении. Обычно Бапуджи начинал медитировать в полпятого вечера и не выходил до семи часов следующего утра. Я принял решение приехать в Малав днем раньше, после полпятого вечера, так что сообщить ему не было никакой возможности. Но тем же утром, едва выйдя из медитации, Бапуджи отдал распоряжения Даттатрайяджи. И примерно в это же время я отправился из Сурата в Малав! Еще более удивительно, что, если бы в пути меня ничто не задержало, я бы приехал в Малав к трем часам и смог бы увидеться с Бапуджи до полпятого. Но Бапуджи ясно сказал, что я приеду вечером. Казалось, Бапуджи заранее знал, что я выеду из Сурата поздно, столкнусь с проблемами на автобусной станции в Вадодаре, задержусь в Калоле и доберусь в Малав только к вечеру.
Когда мы рассказали Даттатрайе, что никому не сообщали о своем приезде, он тоже очень удивился. Мы не в силах были понять эту тайну.
Я принял ванну, но согласно своему правилу отказался от еды.
- Ты в ашраме, а, значит, в присутствии Бапуджи, - сказал Даттатрайя. –Но если хочешь, пойди посмотри на качели, на которых он обычно сидит. Это все равно что увидеть его лично.
Я отказался идти на такой компромисс со своей совестью. Вместо еды я час помедитировал. Затем я выпил стакан молока перед сном.
На следующее утро, второго ноября 1970 года, я встретился с Бапуджи. Это был благодатный день Дивали.
Бапуджи улыбнулся и спросил:
- Когда ты приехал?
- Бапуджи! Вы и так знаете, что я приехал вчера вечером, - ответил я.
При нашем разговоре присутствовало еще несколько преданных. Когда они окончили свой даршан, Бапуджи жестом попросил их уйти, а меня остаться.
Когда все остальные преданные ушли, Бапуджи сказал:
- Похоже, ты начал свое путешествие в счастливое время.
- Бапуджи, - ответил я, - любое время, выбранное для того, чтобы придти к Вам на даршан, становится счастливым. А это время особенно благоприятно, потому что я получаю Ваш даршан в утро Дивали.
- Сынок! – сказал Бапуджи, - За тем, что я собираюсь тебе сказать, скрывается особый секрет. Сегодня Бог вдохновил меня дать тебе божественные знания йоги. Так что отрекись от всего и приди в ашрам.
Я испытал прилив сильной радости. Я поклонился ему в ноги и сказал:
- Бапуджи! Сегодня Вы оказали мне честь, хоть я и недостоин.
- Можешь считать это милостью Всевышнего.
- Это лишь Ваша милость. Вы истинный святой, поэтому предпочитаете приписать ее Богу.
- Я помнил о решении, которое ты принял в свой день рождения, - ответил Бапуджи, - поэтому сегодня по Божественному вдохновению я прошу тебя отречься от мирской жизни.
Затем Бапуджи подробно описал, в чем будет заключаться моя будущая жизнь и духовная дисциплина йоги. Я был в таком восторге, что лишь частично могу вспомнить его слова. В тот миг весь мир казался иным. Такая счастливая возможность приходит только после многих воплощений. Это был лучший Дивали в моей жизни.
Духовная линия сиддха-гуру
Позднее Бапуджи объяснил, как он заранее узнал о моем приезде. Он рассказал мне случай, который произошел в ночь Дхан-Тераса, за два дня до Дивали. Бапуджи медитировал у себя в комнате и вдруг услышал какой-то звук. Он открыл глаза и огляделся. Комнату наполнял тусклый свет масляного светильника. Бапуджи не смог определить источник звука, поэтому закрыл глаза и продолжил медитировать. Но через несколько мгновений он снова услышал божественный звук и понял, что сейчас произойдет нечто необычное. Он снова открыл глаза. На этот раз комнату озарял божественный свет, и в следующее же мгновение появился Дададжи. Бапуджи тут же встал с сиденья и распростерся у его ног. Затем он попросил Дададжи сесть на циновку для медитации. Дададжи сел и жестом велел Бапуджи сесть напротив.
Бапуджи сел на пол и, сложив руки вместе, произнес:
- Вы оказали мне необычайную милость, благословив меня даршаном в этот благодатный день Дхан-Терас.
- Ты всегда у меня в милости. Но после Дхан-Тераса приходит Кали-Чаудас (черный день). Так и для тебя после счастливой доли последует порицание, - ответил Дададжи.
Услышав это, Бапуджи посерьезнел и сказал:
- Гурудэв! Вы властны упрекнуть меня, если я в чем-то ошибся. Я постараюсь исправить ошибку, если Вы укажете мне на нее.
- Почему ты не отправился в Кайяварохан? Ведь с тех пор, как я дал тебе это указание, прошло два года, – спросил Дададжи.
Бапуджи схватился за уши и принялся просить прощения.
- Простите меня за то, что до сих пор не смог отправиться в Кайяварохан. Но я не собирался с этим затягивать.
- Тогда почему же все затянулось? Постройка нового храма в Кайяварохане продвигается черепашьим шагом. Я сказал тебе закончить постройку и установить джйотирлингам в течение пяти лет. Как ты уложишься в срок? Ты должен немедленно отправиться в Кайяварохан.
Конечно, переезд Бапуджи в Кайяварохан затянулся в основном потому, что он начал кое-какие работы в малавском ашраме, в том числе по отливанию новой бетонной плиты взамен кровли из листового железа и строительству большого зала собраний. Эти работы требовали присутствия Бапуджи в малавском ашраме. К тому же подходил к концу его двенадцатилетний обет молчания. Жители Малава готовили большой праздник в честь приближавшегося дня его рождения, когда он должен был нарушить свое молчание, поэтому они уговорили его подождать до праздника и не переезжать пока в Кайяварохан.
Думая обо всем этом, Бапуджи сказал:
- Я должен был проследить за работами здесь. Теперь они почти окончены. Но все же мне потребуется некоторое время, чтобы передать ответственность за этот ашрам подходящему человеку.
- Зачем откладывать? Я ведь говорил, что у тебя уже есть достойный ученик.
- Да, я принял его в ученики по Вашему слову. Но я хотел посвятить его в санньясу после того, как он завершит подготовительный пятнадцатимесячный курс йоги.
- Он уже готов. Незачем больше откладывать. Он приедет завтра вечером еще с одним человеком. Попроси его отречься от мирской жизни. После посвящения в санньясу сообщи ему божественные знания йоги, затем передай ему ответственность за этот ашрам.
- Гурудэв! Все будет сделано, как Вы велите. Я больше не стану тянуть с переездом в Кайяварохан.
- Хорошо. Позаботься, чтобы постройка храма завершилась в срок. Теперь я тебя покидаю.
Бапуджи поклонился ему в ноги. Дададжи с любовью возложил руку на голову Бапуджи и исчез.
На следующее утро после этого случая Бапуджи велел Даттатрайяджи приготовить все к моему приезду тем же вечером.
Когда я узнал от Бапуджи об этом случае, то нашел ответы на все вопросы, роившиеся у меня в голове. Оказывается, это по тайному вдохновению от Дададжи я изменил свои планы и решил отправиться в Малав вместо Раджкота. И хотя я выехал из Сурата ранним утром, Дададжи сказал Бапуджи, что я приеду в Малав вечером, так что я просто не мог приехать раньше. Сначала я задержался дома у своего друга, затем в Вадодаре из-за ссоры между пассажирами и, наконец, в Калоле из-за того, что опоздал на автобус. По причине этих задержек я добрался в Малав только к вечеру. Если Дададжи назначил время моего приезда на вечер, как же мог я добраться в Малав раньше?
Бапуджи сказал, что за его предложением даровать мне санньясу скрывается «секрет» и что это Бог вдохновил его дать мне божественные знания йоги. Секрет был в том, что это Дададжи велел ему меня посвятить.
Когда эта загадка была разгадана, мой ум охватила радость при мысли, что такое великое существо, как Дададжи, следит за духовным благом столь незначительного человека, как я. Такое случается только в духовной линии сиддха-гуру . Такая линия всегда удивительна и необыкновенна, и невозможно стать в ней главным учеником на основе знакомства нескольких месяцев или даже нескольких лет. Для этого требуются крепкие узы, связь в прошлых воплощениях, необходимые достоинства и огромная удача. Кроме того, для такого события требуется Божья милость и благоволение сиддха-гуру. Дададжи велел Бапуджи принять в ученики ищущего, который придет из ущелья горы Гирнар. Я пришел к Бапуджи по доброй воле. Кто мог вдохновить меня на это? Конечно же это могло произойти лишь по вдохновению, полученному от Дададжи. Поэтому Бапуджи тут же принял меня и пообещал сделать все возможное, чтобы помочь мне. Кроме того, при первой же встрече Бапуджи почувствовал, что хорошо меня знает и что мы были связаны в прошлых воплощениях. Почему у него возникло это чувство? Все это трудно понять, но в духовной линии сиддха-гуру происходит много необыкновенных событий, которые не объяснить разумом.
Когда я пришел к Бапуджи на следующий день, день Нового Года по индийскому календарю, он сказал:
- Сынок! Я собираюсь провести для тебя посвящение шактипат и наставить тебя на путь йоги. В древние времена это называлось посвящением в йогу.
- Бапуджи! Все это Ваша безграничная милость и мое небывалое везение, - ответил я с благодарностью.
- Пойди возьми у Сучарита Муни альманах. Я выберу благоприятный день для посвящения.
Я взял альманах и принес его Бапуджи. Он заглянул в него и решил посвятить меня двадцать шестого ноября (1970 года).
Семинар по медитации
Тогда же я предложил:
- Бапуджи, сегодня многие гуру проводят посвящение шактипат для больших групп людей на семинарах по медитации. Вам тоже следовало бы провести такой семинар и посвятить в йогу и других ищущих.
Несколько мгновений Бапуджи сидел, погруженный в глубокие раздумья. Затем он сказал:
- Милостью Гурудэва, техника посвящения в шактипат известна мне уже двадцать один год. Но, помня об ограничениях, о которых говорят священные тексты, я еще не передавал ее никому. Священные тексты гласят, что посвящение шактипат можно провести только для достойного. Как можно провести его для недостойного? Я считаю тебя достойным и поэтому выбрал тебя для этого посвящения.
- Бапуджи! На самом деле Вы выбрали меня по своему милосердию, а не потому, что я достоин. Что же до ограничений, о которых говорят священные тексты, то мне кажется, что правила одного века могут не подходить для людей другого. В этот научный век лучше подвергнуть истинное знание испытанию, чем хранить его в тайне. Так его значимость возрастет.
- Последние пять-шесть лет, - ответил Бапуджи, - я слышал, что проходит много семинаров по медитации, на которых посвящение шактипат проводится для масс, вне зависимости от того, достойны они или нет. Но я не хочу делать этого. Это не значит, что я не хочу быть полезным для духовных искателей. Делать добро людям – неотъемлемая часть жизни святого.
- Тогда почему бы не провести хотя бы один семинар по медитации и не посмотреть, будет это полезно духовным искателям или нет. Если больше людей обратятся к духовному пути, что в этом плохого?
- Сегодня люди, кажется, помешались на получении посвящения шактипат, а гуру готовы его проводить, - ответил Бапуджи. – В древние времена духовному искателю приходилось скитаться по всей земле в поисках науки йоги. Но сегодня, похоже, йога сама бродит по миру в поисках искателей. Возможно, такова воля Божья.
- Тогда Вы можете провести семинар по медитации, считая это Божьей волей. Что плохого в том, чтобы поступать в соответствии с требованиями времени?
Наконец Бапуджи уступил моим уговорам и согласился провести в малавском ашраме семинар по медитации с двадцать четвертого по двадцать шестое ноября 1970 года.
Мой отпуск закончился, и на следующий день я вернулся в Сурат. Моей первой задачей было оставить государственную службу. За две недели я разобрался со всеми насущными делами и освободился от всяческой ответственности. Затем я вернулся в Малав, чтобы принять участие в семинаре по медитации. Приехало девяносто пять человек из ста приглашенных. Они заняли места в большом зале ашрама и ожидали появления Бапуджи. Я был тогда с Бапуджи и еще тремя или четырьмя учениками. Мы вошли вместе с Бапуджи в зал. Бапуджи занял место на помосте. Весь зал был полностью забит, и нам пришлось довольствоваться местами в последнем ряду.
Бапуджи написал длинное руководство для участников, но, поскольку он все еще соблюдал обет молчания, руководство прочитали собравшимся за него. В нем содержались подробные указания по технике медитации. Все участники внимательно слушали. Затем нас попросили начать медитировать в соответствии с инструкциями.
Вскоре многие из участников начали испытывать высвобождение праны, в том числе непроизвольные телодвижения. Я тоже испытал высвобождение праны, такое мощное, что мне казалось, что все мое тело взорвется, если я дам волю этой энергии. Я не считал уместным дать этому случиться в присутствии других, поэтому усилием воли подавил прану и допустил только незначительные движения. Я поступал так же на каждом сеансе медитации во время трехдневного семинара. Я решил испытать полное высвобождение праны, только когда представится возможность помедитировать в одиночестве.
Днем трудно было оказаться в уединении, потому что из-за нехватки мест участникам приходилось жить по нескольку человек в одной комнате. Поэтому я получил возможность помедитировать одному у себя в комнате только вечером двадцать шестого ноября, когда семинар закончился и большинство участников разъехалось. Во время этого сеанса медитации, который длился более часа, я испытал полное высвобождение праны в разных мощных телесных и духовных проявлениях. Милостью Бапуджи, я был благословлен отличным высвобождением праны. Изучив искусство высвобождения праны, не нужно изучать никакие другие йогические техники. После этого все остальные йогические техники проявляются в ходе духовного поиска сами собой. Другими словами, испытать полное высвобождение праны – значит ступить на путь йоги. Милостью Бапуджи, я обеспечил свое вступление в йогу. Я был вне себя от восторга.
Те, кто не смог принять участие в первом семинаре по медитации, вскоре подали голос: «Бапуджи! Почему нас не позвали на семинар?» поэтому Бапуджи согласился провести еще один семинар. Он проходил в Годхре с третьего по шестое декабря 1970 года. Я тоже присутствовал, но на этот раз, хотя Бапуджи и позволил мне медитировать с остальными, он дал мне особое указание не высвобождать прану полностью. Семинар проходил в открытом общественном месте, и он не хотел, чтобы я устроил зрелище. Я послушался. Я снова медитировал один, на этот раз в отведенной мне отдельной комнате - это позволило мне медитировать днем в уединении. Эти сеансы привели к особым результатам, которые ознаменовали новую фазу в моем духовном поиске .
Высвобождение праны
Я медитировал и прежде, чем получил посвящение шактипат от своего почтенного гуру. Во время такой медитации я старался, чтобы тело оставалось прямым, неподвижным и устойчивым, а ум – свободным от мыслей. Одновременно я пытался удерживать перед закрытыми глазами четкий образ выбранного божества. Хотя я пытался медитировать таким образом, мне никогда не удавалось оставаться в этом состоянии длительное время. Теперь я понимаю, что во время такой медитации тело пребывает в бездействии, а ум становится весьма деятельным. Поэтому покоя, или концентрации ума, достичь невозможно. Но я ощущал ложное удовлетворение от того, что испытываю «погруженность в себя» в подлинном смысле слова.
Но после посвящения шактипат прана (жизненная сила) в теле тут же набирает силу. Прана постепенно берет верх, и тело освобождается от контроля ума. Когда это происходит, принужденная и неестественная скованность исчезает, а тело само собой становится активным, что выражается в таких физических проявлениях, как асаны, мудры и пранаямы. Как только прана начинает течь по телу садхаки, его ум погружается в созерцание ее грубых и тонких проявлений. В результате он все больше погружается в себя. В моем случае непроизвольные и неконтролируемые телодвижения, сопровождающиеся погружением в себя и покоем ума, постепенно пришли на смену сознательной бездеятельности тела и беспокойству ума, которые я испытывал раньше. Таким образом, медитация после посвящения шактипат вдохновляет еще сильнее и становится еще интереснее. Опишу некоторые свои переживания подробнее.
Во время своего первого опыта шактипат я начал с пяти анулом-вилом пранаям (попеременного дыхания через левую и правую ноздрю). Затем я расслабил тело в соответствии с указаниями Бапуджи. Как только я расслабился, мои руки внезапно поднялись на уровень плеч и начали непроизвольно вращаться, складываясь в бессчетные мудры. Все это происходило с огромной скоростью. Через некоторое время я ощутил, как прана поднимается вверх по телу. Вскоре обе руки поднялись над головой, образуя разные мудры, напоминающие движения индийского классического танца. Все это сопровождалось непроизвольным капалабхати (учащенным дыханием). Это продолжалось минут двадцать. Затем подвижность рук мгновенно иссякла, и они упали мне на колени, одна ладонь поверх другой.
В тот же миг вся энергия, видимо, перешла в шейный отдел, и моя голова начала бешено вращаться. Одновременно происходило нечто вроде непроизвольной бхрамари-пранаямы (дыхания со звуком, напоминающим жужжание пчелы). Шея вращалась так быстро, что я начал бояться, не оторвется ли голова от тела. Это был прерывистый процесс. В промежутках, около минуты, устанавливалось некоторое спокойствие, сопровождавшееся кумбхакой (задержкой дыхания). Все это длилось десять-двенадцать минут. Внезапно все движения прекратились, и тело замерло. Это сопровождалось длительной задержкой дыхания. В это время моя прана, казалось, остановилась в голове. Дыхание медленно возобновилось, хотя тело продолжало оставаться неподвижным. Я испытывал чувство безграничного спокойствия и глубочайшей погруженности в себя. Я находился в этом состоянии около пятнадцати минут. Затем я ощутил в теле медленное движение. Тут мои глаза открылись, и медитация окончилась.
Итак, моя первая медитация после получения шактипат была великолепна. Милостью моего гуру, высвобождение праны (пранасфурана) принесло мне высочайшее удовлетворение. Я наблюдал проявления пранической силы после посвящения шактипат в телах многих садхаков и слышал о подобном от многих людей. Но я еще не сталкивался ни с одним случаем, в котором проявления сменялись бы столь же быстро или прана поднималась вверх так же стремительно, как в моем собственном случае. По сравнению с другими мой опыт необычен и явно иного сорта. Все это лишь благодаря великой духовной мощи моего гуру, чья божественная сила текла в моем теле и сделала возможным такое великолепное переживание. Множество других переживаний, которые я испытал с тех пор, являются тому явным доказательством.
Бапуджи всегда сообщал мне заранее о тех новых переживаниях, которые мне предстоит испытать. Эти проявления возникали и продолжают возникать во мне лишь благодаря его великой духовной силе. Услышав о моем первом переживании, он сказал:
- Сынок, это был отличный опыт медитации, но в следующий раз не начинай с сиддхасаны: она произойдет сама собой.
На следующий день состоялся мой второй сеанс медитации. По предложению Бапуджи я начал медитировать в простой позе со скрещенными ногами. Прана активизировалась еще до того, как я успел до конца выполнить первую пранаяму. Как лампочка начинает светиться, едва нажмешь на выключатель, так и праническая активность начала действовать в моем теле, едва я приступил к медитации. Техника высвобождения праны стала для меня естественной и непроизвольной после первого же сеанса медитации. Когда это происходит, пранасфурану (высвобождение праны) можно считать полной. Это возможно лишь безграничной милостью сатгуру, истинного духовного мастера.
Как только высвободившаяся прана начала действовать, моя поза со скрещенными ногами изменилась, и начались движения ног. Получив от них толчок, тело начало вращаться на ягодицах, как на оси, подобно гончарному кругу. Думаю, это произошло из-за давления праны, которое вызвало вибрации апана-ваю (одного из пяти жизненных ветров) в муладхара-чакре (основании позвоночника). Я продолжал вертеться таким образом три-четыре минуты, то по часовой стрелке, то против. В конце концов, как и предсказывал гуру, я непроизвольно сел в сиддхасану. Как только я принял эту позу, все проявления первого сеанса повторились. Однако на этот раз реакции были более мощными. Во время второго сеанса они длились около полутора часов, пока в дверь не постучался друг, и мне не пришлось против воли прервать медитацию.
Первые два сеанса медитации наполнили меня безграничным воодушевлением, что обычно для садхаки, посвященного в шактипат. Я пребывал в совершенно другом мире и чувствовал себя так, словно пустился в удивительное и воодушевляющее приключение. Но как у медали есть две стороны, так и медитация включает два вида переживаний - прекрасные и ужасные. Великой цели нельзя достичь, не преодолевая по пути преград. Наравне с воодушевляющими минутами, в йога-садхане случаются и минуты отчаяния. Поэтому садхака должен развить в себе необходимое терпение и смелость. Без них на пути садханы долго не продержаться. Мне тоже приходилось быть готовым к такой возможности.
В начале пятого сеанса медитации высвобождение праны проявлялось в виде различных телодвижений - йогасан, в особенности сиддхасаны и ее вариаций. Но через несколько минут перед моим мысленным взором предстала чудесная картина. Я оказался на берегу прекрасной реки. Вскоре я услышал мелодичный голос. Оглянувшись, я увидел, что ко мне из рощи идет прекрасная женщина. Она подходила все ближе и ближе, и вот передо мной с улыбкой стояло изящное неземное создание.
Я был очарован ее дивной красотой. По моему телу пробежала неописуемая дрожь. Прежде чем я успел обменяться с ней хоть словом, она молча протянула ко мне свою прекрасную нежную руку. Околдованный ее чарующим обаянием, я утратил всяческое благоразумие. Я беспомощно потянулся к ней, но едва я коснулся ее руки, как нимфа превратилась в ужасную ядовитую кобру. Она развернула капюшон и презрительно зашипела. Мое удивление не знало границ. Я оцепенел. Прежде чем я смог стряхнуть ее, она укусила меня и впрыснула весь свой яд в мое тело.
Это ужасное переживание нарушило медитацию, и мое дыхание участилось. Охваченный чувством боли и подавленности, я вскочил на ноги и выбежал из комнаты для медитации. Конечно, это было всего лишь видение, вызванное медитацией, и все же подобные переживания могут сильно напугать искателя. Многие искатели бросают духовный поиск на полпути из одного только страха.
На следующий день я снова медитировал. За высвобождением праны последовали обычные проявления: мудры, асаны и пранаямы. Мой ум был спокоен и безмятежен. Я не испытывал ни беспокойства, ни страха. Я совершенно позабыл об ужасном происшествии прошлого дня. Но через несколько мгновений перед моим внутренним взором вновь начали возникать разные видения. Все это произошло так быстро, что любая попытка помешать была бы напрасна.
Подняв глаза, я обнаружил, что нахожусь в густом лесу, окруженный ужасными демонами. Я был потрясен до глубины души. Как мне спастись? От отвратительного вида демонов и их дикого кривлянья кровь застыла у меня в жилах. Я был уверен, что они сожрут меня и выпьют мою кровь. Убежать не было ни малейшей надежды. Мне оставалось последнее средство – я начал повторять имя Бога. Через несколько минут, к моему безграничному удивлению, появилась дивная якшини . Как и откуда она возникла, было для меня загадкой. Как это не удивительно, все демоны притихли и принялись низко кланяться этой прекрасной деве. Я гадал, не повелительница ли она этих демонов. Все эти события сменяли друг друга стремительно, как в театре, и в следующее же мгновение она прогнала демонов одним взмахом руки. Словно придворные, удаляющиеся по приказу царицы, демоны исчезли в мгновение ока, и в дремучем лесу остались лишь якшини и я.
Мне казалось, что Бог послал эту прекрасную деву спасти меня от когтей демонов, и я вздохнул с облегчением. Однако в следующее же мгновение я заподозрил, что сама дева может замышлять какую-нибудь демоническую хитрость. Разве она не укусила меня в образе змеи? Казалось, я вырвался из одной опасности лишь затем, чтобы оказаться в другой. Она приблизилась ко мне с горделивым видом освободительницы. Она была воплощением красоты, а ее грация и осанка подобали царице. Она подошла и села рядом со мной. Ее облик был еще соблазнительнее, чем прежде. Под чарами ее обворожительной красоты я утратил всяческое благоразумие. Но нет! Внезапно она снова превратилась в огромную кобру с капюшоном. Я вновь был обманут и вновь прошел через то же жуткое переживание. Чары медитации были разрушены, и я в ужасе выбежал из комнаты. Я был глубоко подавлен, потому что дважды совершил одну и ту же оплошность, и я чувствовал, что недостоин и не обладаю достаточным самообладанием, чтобы стать йогом.
Я не мог рассказать об этих переживаниях никому, даже Бапуджи. Я думал, что он, должно быть, запретит мне медитировать, потому что тот, кто становится легкой добычей вожделения, недостоин стать духовным искателем. Поэтому я решил, что лучше держать эти переживания в тайне.
Хоть я ничего не рассказывал Бапуджи, с моей стороны было глупо считать, что он ничего не знает о том, что произошло. Когда я уезжал из Годхры, он сказал: «Не торопись с практикой йоги, пока не освободишься ото всех мирских обязанностей, и тогда уже возвращайся ко мне в ашрам навсегда. Ускорять свое продвижение можно только под моим руководством, иначе ты испытаешь страшные переживания».
Это говорило о том, что Бапуджи знает о моих переживаниях. В ту минуту я испытывал вину за то, что попытался скрыть эту ужасную встречу от Бапуджи вместо того, чтобы самому рассказать ему. Позже, в день моего посвящения в санньясу, Гурудэв сказал, что эти пугающие переживания связаны с кундалини. До этого дня тайна этих переживаний оставалась мне неведома. Итак, через неделю после получения шактипат я приблизился к кундалини. Такой феноменальный прогресс стал возможен лишь благодаря божественной силе и безграничной милости моего гуру. Не думаю, что мои личные старания или способности сыграли в этом какую-то роль. Лишь садхака, которому посчастливилось быть в милости у гуру, может осмелиться пробудить кундалини .
Посвящение в санньясу
Теперь я должен был освободиться ото всех мирских обязанностей. Я отправился в свой родной город и начал свертывать все дела. В этот период, занимаясь йогой, я был особенно осторожен, чтобы мучительные переживания прошлого не повторились. Я не хотел нарочно вызывать неприятности во время медитации и не смел раздражать демонов, якшини и ядовитых животных. Я думал лишь о тихой медитации и приятных переживаниях. Но это было ошибкой, как я понял позднее, когда Гурудэв объяснил мне определенные грани пути кундалини. Садхака, идущий по пути пурна-йоги (совершенной или полной йоги), должен по необходимости пройти через страшные и отвлекающие переживания. Тот, кто избегает их или боится, никогда не достигнет стадии всеведения. Столь же верно, что садхака, пробуждающий кундалини без милости Бога или гуру, либо сходит с ума, либо бросает йогу из страха. Путь кундалини усеян препятствиями, и садхака не может надеяться на успех, если не найдет пристанища у святых стоп истинного духовного мастера.
За два месяца я полностью освободился ото всех мирских уз. Я отрекся от дома первого февраля 1971 года и в тот же день приехал в Малав. Когда я приехал, Бапуджи спросил: «Ты испытывал непроизвольный танец во время медитации?» Нехотя мне пришлось ответить отрицательно. Я подумал, что по моему ответу Гурудэв поймет, что последние несколько месяцев я занимался йогой не так уж часто. Но, к моему удивлению, в тот же самый день во время медитации я непроизвольно начал танцевать. После этого случая я снова убедился, что испытываю новые переживания и продвигаюсь в своей йогической практике только благодаря великой духовной силе Гурудэва. Когда мне предстояло испытать нечто новое, Гурудэв всегда сообщал мне заранее.
Я прожил в ашраме несколько дней, а затем отправился в Кайяварохан вместе с Бапуджи. Он собирался поселиться в Кайяварохане насовсем. Там, в священном духовном присутствии Господа Лакулиша, мне предстояло получить посвящение в санньясу (аскетизм).
В 1971 году мой день рождения выпал на девятнадцатое февраля. Бапуджи избрал этот день, чтобы посвятить меня в благодатное время десять часов пятнадцать минут. По наставлению Бапуджи я должен был поститься неделю начиная с восемнадцатого февраля и до дня Махашиваратри .
Утром в день моего посвящения меня обрили наголо. Когда я совершил омовение, Бапуджи велел мне оказать почести образу Господа Лакулиша (Дададжи). Я сел перед образом со спокойным сознанием и начал молиться: «Господин! Лишь Вашей беспредельной милостью такому обычному человеку, как мне, посчастливилось войти в Вашу духовную линию и стремиться к просветлению. Будьте же милостивы и наделите меня должной проницательностью и внутренней силой, чтобы я оказался годным учеником в Вашей великой линии». После этого я вернулся на хлопкоочистительную фабрику Шри Хирабхаи Шамалбхаи Патела, где остановились мы с Бапуджи.
Бапуджи позвал меня ровно в десять часов пятнадцать минут. Он провел меня в свою комнату для медитации, где я совершил церемонию поклонения, распростершись перед ним. Потом я сел напротив. Сначала Бапуджи передал мне священную мантру «ом нама шивая». Затем он провел необходимые очищающие ритуалы. Наконец он передал мне шафрановые одежды и велел в них облачиться. Я зашел в соседнюю ванную комнату и переоделся. Облачившись в шафрановое одеяние, я поклонился Бапуджи и сел напротив.
- Сынок! – сказал Бапуджи, - с этих пор твое тело будет называться Раджарши Муни. Будь истинным йогом и не довольствуйся никаким духовным достижением, меньшим чем нетленное божественное тело.
- Бапуджи! – смиренно сказал я, - Вам придется оказать мне милость и дать мне необходимые силы. Я буду стараться, но мои старания принесут плоды лишь Вашей милостью.
- Сынок, - ответил Бапуджи, - я уже заверил тебя, что сделаю все возможное, чтобы ты стал истинным йогом, поэтому отринь все сомнения. Сейчас я проведу для тебя самое тайное посвящение шактипат, которое позволит тебе ступить на совершенный путь йоги. После этого все преграды исчезнут, и ты будешь продвигаться быстро.
Бапуджи велел мне сесть в сиддхасану и приступить к медитации. Я сделал, как он просил, и начал медитировать с закрытыми глазами. Когда я погрузился в себя, Бапуджи прикоснулся к моей груди в области сердца. Как только он коснулся меня, я ощутил толчок, как будто задел провод под напряжением. Это ощущение охватило все мое тело, пронзая самую суть моего существа. Тело и ум пришли в неописуемое состояние. Я утратил всяческое ощущение внешнего мира и полностью погрузился в себя. Я ощутил в глубине своего сердца вспышку света. Ее сияние не поддается описанию.
Через некоторое время перед моим внутренним взором предстал светящийся образ Бапуджи - его тонкое тело. Это дивное зрелище наполнило меня блаженством, и я мысленно приветствовал этот тонкий светящийся образ. Он поднял руку в варада-мудре и благословил меня. Я сидел без движения, испытывая глубочайший покой.
Светящийся образ Бапуджи очень медленно заскользил ко мне, не шевеля ни одним членом. Приблизившись, он остановился. Мой взгляд сам собой благоговейно направился на его стопы. Вокруг его тонкого образа распространялось мягкое сияние. Через некоторое время его лучезарный образ исчез, и воцарилась прежняя тьма.
Медитация продолжалась. Перед моими закрытыми глазами крутились вихри мрака. Я чувствовал, что малейшее движение швырнет меня в бездну тьмы. Я не смел шелохнуться, но пытался найти какую-нибудь опору, которая не дала бы мне упасть. И вот я нащупал во тьме два каких-то предмета и покрепче за них ухватился.
Некоторое время продолжалась тьма, и вдруг появился яркий свет, подобный лунному. Из него возникло изваяние Господа Лакулиша. Вокруг образа струилось нежное сияние. Мой набожный взгляд приковало к нему, и я испытал с ним единство. Я ощущал, что между моим телесным состоянием и мудрой (особой позой) изваяния есть некое родство. Постепенно волнение, поднявшееся в моем уме во тьме, рассеялось. Мой ум успокоился, а в теле начались трансцендентные вибрации, но я продолжал на всякий случай держаться за два предмета.
Я принялся молиться образу Господа Лакулиша, мысленно и с божественной любовью. Какое-то время я испытывал божественное блаженство. После этого моему внутреннему зрению предстало удивительное зрелище. В левой руке изваяния был посох, а в правой – большой плод. Мое сознание притягивало к посоху, и вдруг он взорвался с ужасающим грохотом, за которым последовала яркая вспышка и ослепительное сияние. Из посоха появилось длинное, острое сияющее оружие и молнией рванулось в небо. В мгновение ока оно исчезло в небе, оставив за собой лишь светящийся след. Этот внезапный взрыв напугал меня. Я задрожал и покрылся потом. От взрыва температура резко подскочила. Небо затянуло дымом, словно его подожгли. От этой внезапной перемены мое беспокойство начало расти.
Но прежде чем я успел придти в себя от изумления, произошел еще один взрыв. На этот раз взорвался плод в руке у изваяния. Из него разлетелись бесчисленные семена, словно яркие звезды, и тут же затерялись в дымном небе. Во время медитации я обрел такое единство с изваянием, что я ощущал эти взрывы так, словно они происходили в моем собственном теле, а не в теле образа. Мне становилось все больше не по себе, а умственное напряжение сделалось невыносимым.
Тем временем из спутанных волос изваяния вырвались струи воды, подобные гигантскому роднику. Бесчисленные струи семицветной жидкости взметнулись в небо, до самой пелены дыма. Когда вода смешалась с горячим дымом, начался ужасный ураган и появились тучи. Через несколько мгновений хлынул ливень с устрашающими раскатами грома и слепящими вспышками молний. На несколько минут все погрузилось в кромешную тьму. Я ничего не видел вокруг. Два предмета унесло бушующим ливнем, и я остался без опоры. Казалось, потоки воды затопят землю, а мои члены начали таять от дождя. Я чувствовал, как сила и энергия постепенно покидают меня.
Через некоторое время буря утихла, тучи разошлись, и воздух начал проясняться. Температура заметно упала, и повеяло прохладой. Мне стало покойно и уютно. Постепенно все вокруг озарилось мягким светом, как прежде. Изваяние Господа Лакулиша исчезло.
Хоть я больше не испытывал беспокойства, мое потрясение еще не прошло. Тут я услышал голос, говорящий на языке, для меня непонятном. Я огляделся, но никого не увидел. Я пытался разобрать, что означает этот таинственный звук, но не понимал. Я подозревал, что это язык не здешнего мира, и дивился еще больше.
Пока я размышлял об этом, вновь появился светящийся образ Бапуджи. Прежде чем я успел сказать хоть слово, он с улыбкой возложил свою благостную руку мне на голову. Это прикосновение произвело чудесный эффект на мой мозг, а мои нервные центры стали в высшей степени активны. В то же время таинственный голос вновь заговорил на нездешнем языке. Но что за чудо! Теперь я понимал каждое слово. Я сам догадался, что это самадхи-бхаша (язык трансцендентного состояния). Таинственный голос объяснял мне всю цепь необычайных событий, через которые я прошел, и теперь я понимал сокровенную тайну йоги.
Когда таинственный голос умолк, сияющий образ Бапуджи исчез. В моем уме снова поднялась рябь, от чего у меня закружилась голова. Несколько мгновений прошло в бессознательном или полусознательном состоянии, о котором я ничего не помню. Наконец я пришел в сознание и начал снова воспринимать внешний мир. Моя медитация окончилась. Божественный опыт шактипат привел меня в такое ликование, что мне не хотелось открывать глаз, хотя медитация и завершилась. Какое-то время я продолжал сидеть с закрытыми глазами, размышляя о смысле всего пережитого.
Я осознал, что из великого сострадания Бапуджи открыл мой внутренний взор и благословил меня способностью понимать самадхи-бхашу. Я знал, что не достоин такой милости, но он оказал мне ее из отеческой любви. Крипалу , сострадательный гуру, из любви, милосердия и доброты к невежде, в одно мгновение распахнул перед ним запертую дверь божественной йоги. Теперь я понял истинное значение гуру-крипы, милости гуру. Тогда мне вспомнилась строфа из популярной религиозной песни, сочиненной Бапуджи:
О гуру! Откройте мой глаз для внутреннего зрения.
Я покоряюсь Вам, о океан любви!
Озарите путь моей жизни своим священным светом,
О гуру! Откройте мой глаз для внутреннего зрения.
При мысли о бескорыстной милости Бапуджи из моих глаз хлынули слезы. Удивительный опыт, который я приобрел его милостью, позволил мне понять, что истину, или действительность, можно созерцать и познать лишь внутренним зрением, но не физическими глазами . Тьма и обман торжествуют, а свет истины остается смутным, пока не откроется внутренний взор. Внутреннее зрение необходимо тем, кто вступает на путь йоги; оно подобно лодке, перевозящей человека через океан мира чувственного восприятия. Без него практика йоги обречена оставаться бесплодной. Лишь тот, чей внутренний взор открылся милостью гуру, может найти путь, ведущий к реализации истины.
Бапуджи благословил меня, возложив свою милостивую руку мне на голову.
- Сынок! – сказал он, - сокровенная тайна йоги, которую я показал тебе сегодня через шактипат, это та же тайна, которая передается от гуру к ученику в нашей линии, основанной божественным святым Атри. Это посвящение шактипат – подлинное посвящение в йогу и санньясу. Смена одежд (облачение в шафрановое одеяние) не важна при этом посвящении, важна передача ученику тайны йоги. Шактипат, которую я передал тебе раньше, во время семинара по медитации, считается обычным посвящением, но сегодняшнее твое посвящение необычайно. Твоя дальнейшая практика йоги освободится теперь ото всех преград, и ты сможешь продвигаться дальше по пути совершенной йоги.
- Бапуджи, посвящение шактипат на семинаре по медитации и сегодняшнее посвящение сильно отличаются. Есть ли разница в процессе передачи шактипат?
- По правде говоря, существует лишь один процесс передачи шактипат – тот, который я совершил для тебя сегодня. Процесс, используемый в группе во время семинара по медитации, не является настоящей шактипат. На таких групповых семинарах гуру просто обучает технике релаксации. Те, кто постигает ее, осознанно или неосознанно, проходят через некое переживание благодаря высвобождению праны, жизненной силы. В результате высвобождения праны человек может непроизвольно выполнять асаны (позы) и пранаямы (разные виды дыхания), танцевать, делая разнообразные жесты руками, раскачиваться или трястись и совершать прочие телодвижения. Он может также внезапно начать читать мантры, петь, смеяться, плакать или кричать. Конечно, подобные непроизвольные проявления можно испытать даже без получения шактипат от гуру или вообще без него. Если человек упорно занимается асанами и пранаямами в течение длительного времени, он может однажды самостоятельно испытать высвобождение праны, без руководства гуру, при условии, что ему известно искусство релаксации.
- На семинарах по медитации, - ответил я, - часто бывают участники, которые никогда не занимались асанами или пранаямами, однако они испытывают высвобождение праны. Это всего лишь результат того, что они научились искусству релаксации?
- Да, это так. Но такие люди не обладают сильной праной, поэтому не способны долго продолжать духовный поиск. С другой стороны, те, кто занимался асанами и пранаямами достаточно долго, обладают сильной праной. Они испытывают очень мощное высвобождение праны и легко продвигаются по духовному пути.
- Судя по Вашим словам, на семинарах по медитации обучают технике релаксации, а настоящей передачи шактипат не происходит.
- Ты верно понял.
- Но на обоих семинарах Вы объясняли, что высвобождение праны – последствие шактипат. Почему так?
- Сынок! Сегодня в Индии и за рубежом проводится много семинаров по медитации. На всех этих семинарах обучают лишь особым техникам релаксации. Настоящего перехода энергии от гуру к ученику не происходит. Но современные гуру называют это шактипат. Я подумал, что если не буду называть релаксацию - шактипат, это вызовет ненужные споры. Поэтому, чтобы избежать разногласий, я тоже называл искусство релаксации шактипат.
- Это объясняет, почему мой сегодняшний опыт так разительно отличался от опыта на семинаре. Сегодня открылось мое внутреннее зрение, и мне явилась тайна йоги через подлинное посвящение шактипат, которое Вы мне даровали.
- Поэтому шактипат также называют шактипат-дикша или джнянавати-дикша (посвящение, направленное на знание), - объяснил Бапуджи. – В процессе этого посвящения гуру духовно входит в тело ученика и раскрывает его внутреннее зрение. В Ваявия-Самхите Шива-Пураны, например, говорится, что «Посвящение шактипат также является посвящением джнянавати, потому что гуру йогически входит в тело ученика и посвящает его через взор духовного знания» (глава XV, строфа 90). Пранатошани-Тантра объясняет, что «Йог (гуру) входит в тело ученика посредством йоги, берет его душу и соединяет ее со своей. Это называется йога-дикша (посвящение в йогу), которая есть разрушитель тройной скверны » (глава II, строфа 5). Практикующий йогу не добьется успеха, если он не получил этого посвящения, или шактипат. Без него все усилия практикующего будут напрасны. Только после посвящения шактипат разум ученика обретает способность к экстрасенсорному восприятию и пониманию таинственных переживаний йоги.
- В каждый период Ману , - продолжал Бапуджи, - Знание йоги сначала получают семь великих мудрецов. Потомков каждого из этих мудрецов-прародителей можно узнать по готре , носящей его имя. Как правило, гуру должен посвящать ученика, принадлежащего к его собственной готре. Конечно, Господь Лакулиш, воплощение Господа Шивы, сам является первым и величайшим йогом и не нуждается в гуру. Но так как он избрал родиться в браминской семье, принадлежащей к Атри-Готре, он считается гуру в духовной линии мудреца Атри.
После этого разговора Бапуджи объявил, что мое посвящение окончено. Я радостно пал к его ногам. Затем мы вышли из комнаты и направились в павильон, где нас ожидала большая группа людей, собравшихся на церемонию посвящения. Среди гостей были мои родители, братья, сестры и прочие друзья и родственники. В честь моего посвящения для всех был приготовлен праздничный обед.
Бапуджи сел на приготовленном для него помосте. Я занял свое место у его ног. Бапуджи объявил всем собравшимся:
- Вот мой новый ученик-аскет. Я дал ему новое имя – Раджарши Муни. С этих пор вы должны называть его этим именем. Я велел ему поститься и соблюдать молчание в течение недели начиная со вчерашнего дня. Но вы приехали издалека ради этого события, поэтому я разрешаю ему разделить с вами обед из фарали и говорить. Позже он будет поститься и соблюдать молчание дополнительный день, чтобы возместить этот.
Все гости с благодарностью приняли слова Бапуджи.
Бапуджи усилил духовную атмосферу встречи пением религиозных песнопений (бхаджанов), которые собравшиеся с рвением подхватывали. Затем Бапуджи ушел медитировать, а остальные сели обедать. По милостивому позволению Бапуджи я насладился особым обедом из фарали в обществе своих родных и близких. После обеда я подошел к отцу и спросил:
- К какой готре принадлежит наша семья?
- Мы принадлежим к Атри-Готре, - не задумываясь ответил он.
Я был счастлив узнать, что принял посвящение в духовную линию мудреца Атри, который по чудесному совпадению оказался также прародителем нашей семьи.
Путь пурна-йоги
Неделю после посвящения я постился и соблюдал молчание. В это время мы с Бапуджи общались с помощью мела и таблички. Когда нам представлялась возможность остаться наедине, он объяснял мне, в чем будет состоять моя будущая практика йоги.
- Сынок! Наша духовная линия следует совершенным путем пурна-йоги, вершина которого – обретение божественного тела. Обретшего божественное тело называют завершенным или совершенным йогом, свободным от болезни, старости и смерти. Йог, обладающий божественным телом, считается дживанмуктой (освобожденным при жизни). Лишь он освобожден в подлинном смысле, потому что ему не грозит ни смерть, ни перерождение.
- Бапуджи! – нетерпеливо воскликнул я, - человеческое тело состоит из пяти великих элементов (земли, воды, огня, воздуха и эфира) и считается тленным и смертным. Как может оно стать бессмертным? Или высвобождение праны производит в теле какие-то изменения?
- Нет, одно высвобождение праны на это не способно. Однако прана – важный инструмент для непроизвольного проявления кхечари-мудры, которая, в свою очередь, в конечном счете приводит к изменению тела. С помощью кхечари-мудры йог может вкушать нектар, сочащийся из его мозга. Этот нектар разлагает молекулы его тела и заменяет их на новые, нетленные. Так создается божественное тело .
- Да, я читал о кхечари-мудре в йогических текстах. Практикующий сначала должен перерезать уздечку языка острым инструментом и затем постепенно вытягивать язык руками. Когда язык становится достаточно длинным, его нужно пропихнуть кончиками пальцев в полость за язычком. Но Вы говорите, что кхечари-мудра проявляется непроизвольно, в результате высвобождения праны. Мне кажется, это противоречит тому, что говорится в йогических текстах.
- Практикующие кхечари-мудру просто по книгам или под руководством нереализованного гуру перерезают уздечку каким-нибудь инструментом и вытягивают язык руками. Но такая кхечари-мудра не принесет результатов. Она не даст ни одного йогического достижения, не говоря уже о божественном теле. Если кхечари-мудра не порождает самадхи (сверхсознательного состояния), это не настоящая кхечари-мудра. Самадхи можно достичь только через непроизвольное проявление и успешное завершение кхечари-мудры.
- Бапуджи, в Вашей книге я прочитал, что Ваша кхечари-мудра проявилась непроизвольно, силой высвободившейся праны. Теперь, когда моя прана высвободилась, в моей йогической практике произойдет то же самое?
- Да. Йога – это наука, и разные люди могут получить одинаковые результаты, проводя одинаковые эксперименты. Поэтому то, что произошло со мной, должно произойти и с тобой, если твоя прана достаточно сильна. В моем случае перерезание уздечки и вытягивание языка с последующим входом в полость, известную как десятые врата, произошло естественным путем с помощью высвобожденной праны (жизненной силы). В нашей духовной линии Господь Лакулиш (Дададжи) передал мне истинный ключ к пути йоги. Я передал его тебе в виде сокровенной тайны йоги через посвящение шактипат. Поэтому в твоем духовном поиске кхечари-мудра проявится непроизвольно.
- Я верю Вашим словам и нисколько не сомневаюсь, но я хотел бы понять их полнее. Я уже сам узнал по опыту, что благодаря высвобождению праны непроизвольно проявляются разные телодвижения. Я также испытывал непроизвольное проявление различных звуков и мантр. Но я никак не могу понять, как уздечка может перерезаться, а язык вытянуться без помощи извне!
- Всем известно, что от страсти происходит эрекция пениса. Таким же образом, когда сильное высвобождение праны порождает бесстрастие, происходит самопроизвольная эрекция языка. В результате порождается йогическое пламя. Йогическое пламя производит такое действие, что уздечка сама перерезается, и благодаря тому же процессу вытягивается язык.
- Бапуджи, простите, пожалуйста, мое любопытство, но, если Вы не возражаете, расскажите мне подробнее о своей кхечари-мудре.
- Я начал практиковать пранаяму, когда был в Раджпипле в июле 1950 года. Через три месяца я испытал высвобождение праны. После этого я каждый день переживал нечто новое, и мой интерес к йоге рос. Однажды во время медитации я почувствовал зуд в основании языка. Зуд усиливался, и я внезапно начал чесать это место. Я не стриг ногти больше двух недель, длинные ногти порезали уздечку, и пошла кровь. Я перестал медитировать и посмотрел в зеркало. Я увидел, что уздечка перерезана у основания языка. Я не понимал, почему во время медитации произошло нечто подобное, но с тех пор различные непроизвольные движения языком во время медитации стали для меня обычным делом. Гурудэв не давал мне подробных наставлений на этот счет, поэтому я не мог понять, что происходит. Через несколько дней я отправился в соседнюю деревню Асодж. Я остановился в доме одного из своих преданных. Он купил мне два или три древних йогических текста. Я внимательно прочитал их И обнаружил, что случившееся со мной соответствует описанию кхечари-мудры. Вскоре я достал еще книг. Так я узнал, что знание священных текстов необходимо для духовного искателя. Путешествуя по духовному пути, сталкиваешься со многими пугающими переживаниями. Иногда ты растерян и не знаешь, рискнуть и продолжить путь или остановиться. В такие моменты необходимо руководство опытного гуру или хотя бы какие-то сведения из священных текстов, иначе продвижение прекратится. Я твердо верил, что Гурудэв оберегает меня в моем духовном поиске, поэтому мое воодушевление и смелость постоянно росли. Со временем мой язык достаточно вытянулся, чтобы войти в десятые врата. Так непроизвольно произошла кхечари-мудра.
Через неделю после посвящения в санньясу мой пост и обет молчания завершились. Бапуджи отдал мне приказание:
- Раджарши! Я провел для тебя посвящение в санньясу и посвящение шактипат и дал тебе необходимые наставления. Теперь ты должен отправиться в Малав и взять на себя ответственность за управление ашрамом «Крипалу». Ты можешь жить там, где жил я, и использовать мою комнату для медитации для своей садханы. Я медитировал в ней двенадцать лет. Духовные вибрации этой комнаты помогут тебе в твоем духовном продвижении. Если тебе понадобится руководство, пиши или приходи.
Так госпожа удача улыбнулась мне, и, хотя я не был достоин, я унаследовал лучшее из наследства Бапуджи. Он наделил меня своей милостью, чтобы обеспечить гладкое и беспрепятственное продвижение моей йога-садханы. Меня переполняли чувства, и я был в высшей степени доволен. Я распростерся у ног Бапуджи, и он, благословляя, возложил руку мне на голову. Потом он дал мне камандалу (сосуд аскета для воды), шаль и одеяло. Еще до этого он дал мне две пары шафрановых одежд и пару деревянных сандалий. С этих пор это должно было стать моей единственной собственностью, полученной от гуру. Я не должен был владеть ни одним мирским предметом, кроме этих. Началась моя аскетическая жизнь, жизнь совершенно другого сорта.
На следующий день я попрощался с Бапуджи и уехал в малавский ашрам. Еще через день я начал систематическую и регулярную практику йоги. Итак, мои занятия йогой начались первого марта 1971 года. В первый же день садханы благодаря священным вибрациям в чистой и благочестивой атмосфере комнаты Бапуджи спонтанно проявилась пранава-мантра . Это произошло по благословению Бапуджи. Через три месяца я начал непроизвольно читать мантры «рам», «ом нама шивай» и «ом намо бхагавате васудевая», а также (как часть надопасаны ) все основные матрики (слоги). Итак, моя йога-садхана продвигалась очень хорошо.
Эти переживания были очень приятны, но другие, связанные с кундалини и происходившие в то же самое время, гораздо более важны . Весь процесс йоги – это результат согласованных усилий пранической силы и энергии кундалини. И прана, и кундалини очищают тело и ум. Сначала прана очищает путь сушумны (тонкий канал, параллельный позвоночному столбу). Затем по нему поднимается кундалини, проходя сквозь все нервные центры, известные как чакры и грантхи . Самадхи (сверхсознания) можно достичь лишь тогда, когда кундалини полностью пройдет сквозь все эти духовные нервные центры. Поэтому йогой в ее полноте нельзя овладеть одной силой праны. Таким же образом невозможно достичь успеха в йоге, пытаясь напрямую пробудить кундалини, без предварительной пранасфураны (высвобождения праны). Искатели освобождения обязательно должны добиться совершенной согласованности между праной и кундалини.
Под покровительством Бапуджи я беззаботно продолжал свою садхану и снова осмелился потревожить кундалини. Как и раньше, она начала пугать меня, принимая разные ужасающие образы: тигра, льва, змеи и других опасных и ядовитых животных. Затем она начала соблазнять меня своими очаровательными образами и так пробовала свои уловки одну за другой. Но на этот раз Гурудэв наделил меня божественным средством побороть ее и заверил меня в своем божественном покровительстве. По совету Бапуджи я просто оставался пассивным зрителем всех ее выходок и удерживал и страх, и соблазн на расстоянии. Лишь безграничной милостью Бапуджи я смог продолжать практику йоги перед лицом невыносимых преследований кундалини.
В конце концов кундалини начала уяснять, что ей не удастся совратить меня с пути йоги, потому что я нахожусь под покровительством и милостью совершенного гуру. Я же медленно начал понимать истинную, нежную и любящую природу божественной кундалини. Все волнение моего сознания улеглось. Мой ум был полон радости. После этого кундалини стала настоящим источником вдохновения в моей практике йоги. Таков истинный божественный образ кундалини. Лишь через нее можно получить настоящие духовные силы.
Кундалини – благостная и божественная сила, тесно связанная со всепронизывающей космической силой. Она столь же добра и таинственна, как неощутимая сила Бога. Из-за ее рассеивания человек погибает, поднимая ее – достигает бессмертия. Поэтому кундалини – великая освобождающая сила. Именно через эту силу живое существо устанавливает связь с Всевышним.
Мой опыт показывает, что садхаке невозможно выстоять перед кундалини без милости гуру или Бога. В ходе практики йоги мои собственные сообразительность и смелость оказались бесполезны при столкновении с кундалини. Лишь безграничной милостью Гурудэва я смог устоять перед ее хитростями. Вообще я считаю все свои достижения в практике йоги результатом великой силы моего гуру, Йогачарьи Свами Крипалвананджи Махараджа.
После того как Бапуджи благословил меня посвящением шактипат, я начал медитировать каждый день по два раза – утром и вечером. Каждый сеанс длился от полутора до двух часов. Со временем я обнаружил, что продолжительность моих занятий йогой растет легко и сама собой. Вскоре я уже медитировал три раза в день, в целом восемь часов. Я следовал этому распорядку первый год занятий.
На четвертый месяц садханы со мной произошел удивительный случай. Во время медитации я почувствовал, как мой язык начал внезапно и непроизвольно двигаться. В результате этих движений язык высунулся изо рта, основанием касаясь нижних передних зубов. Он начал медленно тереться о зубы. От этого трения началось перерезание уздечки языка. Было больно, и я заметил, что уздечка отрывается от основания языка. Это процесс джихва-чхедан - я был уверен. Этот первый шаг должен был привести к осуществлению кхечари-мудры. Я был очень счастлив, и мое воодушевление сильно возросло. Кхечари-мудра как духовное достижение очень радостна, но как физический процесс – это болезненный опыт для садхаки. В моем случае на полное перерезание уздечки ушло почти полгода.
Сразу же после этого начались непроизвольные процессы вытягивания (джихва-чалан) и проталкивания (джихва-дохан) языка. Через несколько дней все нервы у меня во рту и в языке болели от этих процессов. Я испугался и отправился в Кайяварохан, чтобы получить наставление от Бапуджи. За десять минут он успокоил меня, потому что точно знал, что происходит в моей садхане. Когда я попросил его защитить меня, он рассмеялся и сказал:
- Сынок! Тебя пугает такая малость? По пути йоги садхака должен идти со смертью в кулаке.
Сказав так, он благословил меня и освободил ото всякого беспокойства. Волнение улеглось, и снова ничто не омрачало моей садханы.
В свободное время я часто читал книги Бапуджи и древние тексты о йоге. Других занятий у меня не было. Так прошел 1971 год. В общем и целом мой прогресс за этот год был удовлетворителен.
Опыт йоги
За это время под руководством Бапуджи прошло еще три дхьян-шибира (семинара по медитации). Эти дхьян-шибиры проводились в Малаве в мае, Кайяварохане в ноябре и Раджпипле в декабре. Бапуджи попросил меня присутствовать на этих дхьян-шибирах в качестве его помощника, чтобы я мог получить опыт проведения подобных семинаров. По его просьбе я был на шибирах в Малаве и Раджпипле, хотя не смог присутствовать на шибире в Кайяварохане.
На пяти дхьян-шибирах посвящение шактипат получили почти пятьсот человек. Все они продолжали самостоятельно практиковать йога-садхану дома. В ходе духовной практики у них возникало много вопросов, и многие рьяные садхаки хотели получить ответы на вопросы и развеять свои сомнения в письмах или при личной встрече с Бапуджи. В результате Бапуджи приходилось жертвовать на это собственное время для занятий. После пятого дхьян-шибира, проходившего в Раджпипле, Бапуджи сделал публичное заявление:
- Садхаки, которые научились медитации на дхьян-шибирах и регулярно практикуют садхану, при необходимости должны обращаться за руководством в письмах или лично не ко мне, а к Раджарши Муни.
После этого объявления все садхаки стали обращаться за руководством ко мне. Я начал получать множество писем и принимать множество посетителей. До этого я проводил все свободное время в тихом изучении книг Бапуджи и древних текстов, но теперь мне приходилось тратить это время на наставление садхаков. Я начал переписываться с ними, чтобы разрешить их сомнения, и направлял некоторых из них при личных встречах.
Через некоторое время я заметил, что у многих садхаков вопросы одинаковые, но мне приходится переписываться с каждым из них отдельно и давать похожие наставления. Поэтому, чтобы сэкономить силы и время, я начал писать статьи в форме вопросов и ответов под общим заголовком «Проблемы садхаки». Эти статьи выходили в издании «Шри Крипалу Ваксудха», а затем в «Урджа куортерли».
В сентябре 1971 года я получил письмо от Амрита Десаи, близкого ученика Бапуджи из Америки. У него возникло несколько вопросов о садхане. Я рассказал об этом Бапуджи, и он велел мне сделать следующее: «Ответь на вопросы Амрита во всех подробностях и включи в ответы случаи из собственного опыта йоги». За три месяца я подробно ответил на вопросы и передал Бапуджи на рецензию рукопись в сто страниц. Я решил сначала получить его одобрение и только потом послать текст Амриту Десаи. Отвезя рукопись Бапуджи в Кайяварохан, я вернулся в Малав. Бапуджи милостиво изучил ее в свободное время. Позже, комментируя рукопись, он писал мне: «Я внимательно изучил твою рукопись от начала и до конца. Ты описал свои важные йогические переживания кратко, но ясно. Если напечатать эту рукопись в виде брошюры, она станет источником вдохновения и наставления для бесчисленных странников на пути йоги».
Я был очень рад такому отзыву. Все, что есть достойного в этой рукописи, результат благословения моего гуру. Ничего моего в ней нет. Вскоре была напечатана книга «Опыт йоги, часть первая». Бапуджи милостиво написал к ней замечательное предисловие.
При следующей нашей встрече я сказал Бапуджи:
- Я столько всего узнал из предисловия, которое Вы написали к моей книге. В нем были некоторые тонкости, которых я не понял, но Ваши комментарии открыли мне много нового. Моя книга, может быть, станет полезна другим садхакам, а может быть и нет, но Ваше предисловие точно просветило и вдохновило меня.
- сынок! – ответил Бапуджи, - ты понял принципы и взгляды йоги глубоко и во всех тонкостях. Я очень горжусь тобой. Знаешь, что я читаю в «Урджа куортерли»? Как только у меня в руках оказывается новый номер, я прежде всего читаю твою статью «Проблемы садхаки». Что бы ты не говорил, я нахожу в этом свои взгляды. Ты прекрасно усвоил мою философию и ясно понял мои мысли. Я тоже ясно представляю себе твои мысли.
Примерно в это же время редактор одного известного журнала попросил Бапуджи написать для него статью.
- У меня нет времени писать статьи, потому что я провожу большую часть времени в медитации, - вежливо объяснил Бапуджи. – Но мой ученик Раджарши Муни далеко продвинулся в садхане и глубоко понимает мои взгляды на йогу. К тому же он имеет степень магистра. Если хотите опубликовать его статьи в своем журнале, я попрошу его написать статью о йоге и послать ее Вам.
Редактор согласился. Бапуджи написал мне письмо с просьбой послать редактору какую-нибудь статью о йоге. Я выбрал для статьи свою любимую тему – дивья-шарира (божественное тело) - и для начала послал ее Бапуджи, чтобы он изучил ее и высказал свое мнение.
Через несколько дней я получил от него письмо, в котором говорилось: «Я прочитал твою статью. Она великолепна. Но я предлагаю тебе написать на другую тему, потому что предмет, который ты выбрал, является высшей сущностью йоги, которую мирянам не оценить и не понять. Поэтому тебе следует выбрать тему, интересную не только для садхаков и йогов, но и для широкой общественности». По совету Бапуджи я написал еще одну статью под названием «Пурна-йога » и послал ее Бапуджи, чтобы узнать его мнение. Я написал ему, что, если эта статья тоже не подойдет, я напишу еще одну. Только когда он будет доволен, я пошлю статью редактору.
Бапуджи ответил через несколько дней: «Я прочитал твою вторую статью. Нет необходимости писать третью. Я очень доволен всеми твоими статьями, потому что, к счастью, нахожу в них отражение своих любимых принципов. Ты прекрасно понял эти принципы, они проникли в самую глубину твоего сердца. Это возможно лишь по Божьему благословению».
Я всегда старался как можно лучше усвоить принципы Бапуджи, поэтому когда я получил его отзыв на свою статью, я чувствовал себя очень довольным. Какую большую награду, чем этот отзыв, мог я получить? Конечно, за моим пониманием всегда стояло благословение Бапуджи.
В 1972 году мы отмечали день Гурупурнимы в Ахмедабаде. В своей речи по этому поводу Бапуджи объявил:
- Я больше не буду проводить санньяс-дикшу (посвящение в аскетизм) и даже мантра-дикшу (посвящение в мантру). Я больше не хочу проводить дхьян-шибиры (семинары по медитации) или шактипат-дикшу (передачу духовной энергии ученику). Я хочу отойти от этих дел. Я испытываю естественную привязанность к Раджарши Муни. Я не приказываю ему принять на себя обязанности, от которых отказываюсь, но он может продолжать выполнять их от моего имени, если сочтет нужным. Он может смотреть на эту деятельность, как на севу (служение) человечеству и принять ее в этом качестве. Мы, санньясины, питаемся пищей, которую нам дают, и принимаем от общества множество разных услуг, поэтому, чтобы выразить свою благодарность, мы, в свою очередь, должны нести духовное служение обществу.
С этим объявлением количество возложенной на меня ответственности резко возросло. Хотя Бапуджи не отдал мне прямого приказа, было ясно, что в объявлении подразумеваются две вещи: во-первых, я должен освободить Бапуджи от определенных обязанностей и облегчить его ношу, чтобы он мог уделять больше внимания йога-садхане; во-вторых, садхака должен нести служение обществу, которое обеспечивает его средствами к существованию и заботится о других его нуждах, тем самым помогая ему заниматься садханой. Хотя окончательное решение оставалось за мной, на самом деле у меня не было выбора. Выполнение этих обязанностей было частью моей ответственности перед гуру и обществом. Но, опасаясь бремени слишком многих обязанностей, я попытался как-то его облегчить, и частично мне это удалось.
Я принял на себя обязанность проводить посвящение в мантру для людей, не соблюдающих аскетизм, но убедил Бапуджи, что раз я сам еще не достиг высокого уровня йоги, то будет лучше, если обязанность проведения санньяс-дикши (посвящения в аскетизм) останется за ним. Он согласился: это не было обременительно, потому что очень немногие удостаиваются такого посвящения. Кроме того, лучше Бапуджи решать самому, действительно ли человек достоин получить санньяс-дикшу.
Оставался еще вопрос проведения дхьян-шибиров (семинаров по медитации). Проведение семинаров включало проведение посвящения шактипат для пробуждения духовной энергии в большой группе людей. Я выразил Бапуджи свое мнение на этот счет:
- Это я предложил проводить дхьян-шибиры. Хотя Вам особенно этого не хотелось, из одной любви ко мне Вы милостиво согласились. Теперь, после проведения пяти дхьян-шибиров, видя проблемы, с которыми сталкиваются не практикующие аскетизм садхаки, которые приходят ко мне за руководством, я согласен с Вашим первоначальным мнением, что шактипат-дикша полезна только аскетам, свободным от оков чувственных порывов и мирских привязанностей. Теперь я понимаю, что это посвящение должно проводиться только для отдельных, действительно достойных людей, наделенных жертвенной душой.
- Я был этого мнения с самого начала, - быстро ответил Бапуджи. – Миряне и обыватели должны следовать лишь обычным путем общественной дхармы (религии), изложенной мудрецами древности. Для них лучше следовать простым путем. Меня совершенно не интересует массовая передача шактипат, как принято на дхьян-шибирах. Я делал это лишь по настоянию многих моих учеников. Не проводи больше дхьян-шибиры.
«Слава Богу, что я освобожден от обязанности проводить шибиры (семинары) и передавать шактипат», - подумал я про себя.
Так я способствовал и началу, и окончанию проведения дхьян-шибиров. Все равно когда Бапуджи встречал достойного человека, он посылал его ко мне для посвящения шактипат. Таким образом, я проводил шактипат-дикшу только по рекомендации Бапуджи.
Каждый год в месяц шраван (август) Бапуджи приезжал в малавский ашрам и оставался на две-три недели. Когда он приехал в Малав в августе 1972 года, он сказал мне: «Раджарши! если ты отредактируешь мои статьи о йоге и медитации и объединишь их в виде книги, она будет очень полезна многим садхакам».
Я принял предложение Бапуджи и начал над ним работать. Через пять месяцев упорного труда я в меру своего понимания и способностей приготовил отредактированную рукопись. Когда я показал ее Бапуджи, он изучил ее и сказал:
- Этот сборник рассматривает в основном только последние стадии йоги (дхарану, дхьяну и самадхи), но не дает почти никакого представления о предварительных стадиях, таких как асана, пранаяма и пратьяхара. Чтобы хорошо понимать йогу, нужно знать каждый ее аспект, поэтому ты должен добавить сведений и о них. Подготовляя текст, можешь обратиться к моей книге «Асана и мудра». Потом вставь его в эту рукопись в подходящем месте, чтобы получилась целостная работа по йоге и медитации.
Я провел почти три месяца за этим занятием, прежде чем книга была готова. Я включил в нее необходимые сведения о мудрах, шат-криях, праноттхане и кундалини. Когда я показал Бапуджи этот заново скомпонованный материал, он остался доволен. Но он был перфекционистом и начал дальнейшее исследование. Он добавил недостающие связки и развил некоторые мысли. Когда он проделал тщательную работу над всей рукописью, получилась прекрасная книга под названием «Дхьян Виджнян» (наука медитации).
Освящение храма в Кайяварохане
К этому времени строительство нового храма шло полным ходом. В 1969 году Дададжи сказал Бапуджи, что образ нужно установить с подобающими церемониями в течение пяти лет. Прошло уже четыре года, и времени оставалось немного, так что строительство необходимо было завершить быстро. Одновременно необходимо было организовать пышное празднование освящения храма. Для этого требовалось начать кампанию по сбору средств. Бапуджи послал мне известие с просьбой приехать в Кайяварохан, и я отправился немедленно. Он объяснил мне разные насущные задачи и попросил меня взять на себя все заботы. Я принял их все и получил поддержку господина Нанубхаи Амина, недавно назначенного председателем организации.
Мы решили отпраздновать освящение храма одновременно с шестидесятилетием Бапуджи, и я должен был взять на себя и эти заботы. В середине 1973 года господин Нанубхаи Амин и я начали планировать проведение обоих праздников. Благодаря отличной помощи ведущих последователей Бапуджи праздники были организованы очень хорошо. Для осуществления грандиозных планов была собрана большая сумма денег.
Многие книги Бапуджи были переизданы к этому случаю. Была также составлена и напечатана книга под названием «Вандана», содержащая сведения о Бапуджи с подробностями его мирской жизни, духовного поиска и разных сторон его личности. Через десять месяцев упорного труда мы были полностью готовы к обоим праздникам. Вскоре настал день освящения храма.
Утром в день освящения Бапуджи провел почти час в новом храме за закрытыми дверями. Алтарная часть храма была снабжена масляным светильником, благовониями, пастой из сандалового дерева, цветами и прочими священными предметами. Была также постелена циновка для поклонения. Все было сделано в соответствии с указаниями Бапуджи.
Бапуджи вошел в храм и закрыл двери. Он зажег масляный светильник и воскурил благовония, наполнившие воздух благоуханием. Он закрыл глаза и с глубочайшей, искренней преданностью пригласил Бхагавана Лакулиша (Дададжи) появиться. Через некоторое время Бапуджи внезапно услышал звук мантры «ом нама шивай». Он открыл глаза и увидел божественный свет, заливавший все вокруг. Интуитивно он посмотрел на потолок, в центре которого было отверстие, через которое предстояло ритуально опустить в храм образ Господа Шивы. Бапуджи увидел сияние, опускающееся через отверстие, подобно светящемуся шару, разливающему свет по всему храму. Он опускался, пока не завис в воздухе в нескольких футах над полом. Бапуджи встрепенулся и поднялся на ноги. Из света медленно возник божественный образ сидящего в падмасане Бхагавана Лакулиша (Дададжи).
Бапуджи был в не себя от радости, увидев перед собой божественный образ Дададжи. Из глаз у него хлынули слезы восторга. Он тут же взял с блюда цветы и усыпал ими голову Дададжи. Он оказал почести Дададжи, совершив ритуал пуджи, и пал перед ним ниц. Затем он встал перед Дададжи со сложенными руками. Он был охвачен такой радостью, что, как ни пытался заговорить, не мог произнести ни звука. Дададжи сам нарушил молчание:
- Свами! Я пришел в ответ на твою молитву. Я очень доволен тем, что ты выполнил возложенную на тебя задачу.
При звуке этих сладостных и ободряющих слов сердце Бапуджи преисполнилось радостью, и он тихо сказал:
- Гурудэв! Ваше божественное присутствие и даршан очистили меня. Этот храм завершен лишь Вашими благословениями, а не моими стараниями. Но если чего-то не достает, то, прошу, простите меня.
- Сынок, храм прекрасен, и он мне нравится.
- Скоро мы установим на этом месте Ваше изваяние. Я молю Вас навеки поселиться здесь в божественном образе и этим благословить нас.
- Это священное место - мое, и я навсегда останусь здесь. Когда изваяние будет установлено, моя божественная энергия войдет в нее особым тонким способом.
- Господин! Это обещание вызовет безграничную преданность среди Ваших последователей. Если для нас есть еще какие-то указания, мы обязательно их исполним. Прошу, скажите.
- да! Запомни высоту, на которой сейчас весит мой образ. Лингам должен быть установлен так, чтобы мое изваяние сидело в точности на этой же высоте.
- Ваши указания будут исполнены.
Говоря это, Бапуджи на глаз измерил высоту, на которой парил божественный образ Дададжи.
- Свами, ты выполнил одну задачу, но теперь немедленно принимайся за другую, которую я тебе доверил – культурное возрождение.
- Гурудэв, это очень сложная задача. думаю, что не смогу ее выполнить, пока не овладею самадхи (трансцендентным состоянием). Если я примусь за эту работу до того, как овладею самадхи, то могу столкнуться со многими преградами в своем духовном продвижении. Поэтому сначала я собираюсь отправиться в какое-нибудь уединенное место, вдали от людей, и достичь своей конечной духовной цели. Если Вы милостиво позволите мне поселиться с тобой в Гималаях, я смогу быстро завершить свой духовный путь. Тогда я займусь второй задачей.
- У тебя все еще есть физические ограничения, поэтому тебе не выжить в бесплодных Гималаях. Ты не можешь избегать общества, пока не станешь свободен от таких физических факторов, как холод, жара, голод и жажда.
- Тогда прошу Вас, благословите меня, чтобы я стал стхитапраджней (обладающим совершенным душевным равновесием) и мог жить среди людей и заниматься задачей культурного возрождения без ущерба для своего йогического продвижения.
- Ты должен самостоятельно стараться стать стхитапраджней. Прилагай усилия, соблюдай свой долг, будь человеком дела и медитируй.
- Сначала я хотел бы отправиться в какое-нибудь далекое место вроде Харидвара или Ришикеша и пожить в уединении. Думаю, это пойдет на пользу моей садхане (духовному поиску). Здесь меня затягивают слишком многие дела, создающие бесчисленные преграды для моей садханы.
- Свами! Ты сможешь стать стхитапраджней, если будешь жить здесь, а не сбежишь. Последнее не принесет тебе никакой пользы.
- Тогда прошу Вас, скажите, сколько лет мне еще биться, чтобы достичь своей йогической цели?
- Это зависит от интенсивности твоей садханы. Я не могу сказать наверняка.
- Гурудэв! Вы же всеведущи. Разве может быть нечто, Вам неизвестное! Это все, что я хочу знать. Иначе мое терпение может иссякнуть.
- Чтобы достичь цели, ты должен прилагать усилия еще четверть того времени, которое ты занимаешься йогой.
- О Господин! Неужели двадцати четырех лет занятия йогой настолько недостаточно, что я должен биться еще так долго?
С этими словами Бапуджи склонил голову к ногам Дададжи и разрыдался. Через несколько мгновений, когда он поднял голову и взглянул наверх, Дададжи уже исчез.
Через некоторое время Бапуджи успокоился. В его сердце не было печали: оно исполнилось радости от даршана Дададжи.
Бапуджи открыл двери храма и вышел. Я ждал снаружи вместе с несколькими должностными лицами организации «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж». Бапуджи подал нам знак, и мы последовали за ним в его дом. Бапуджи сел на циновку в приемной. Мы расселись вокруг него на ковре.
- Какова высота Джаладхари ? – спросил Бапуджи.
- Два фута, - ответил господин Дахьябхаи Пател, заведовавший строительными работами.
- Немного высоковато. Установите его так, чтобы, когда будет установлен лингам, образ Господа Лакулиша находился на высоте один фут и три четверти над землей.
- Хорошо, - ответил Дахьябхаи, - это легко можно сделать, потому что круглый камень еще не зацементирован.
Тяжелый каменный лингам предстояло краном поднять на крышу храма, а затем медленно опустить в отверстие в потолке. Так образ можно аккуратно установить в самый центр джаладхари. Из-за тяжелого веса лингама такая работа требует особой осторожности, потому что малейший толчок тяжелого каменного изваяния может повредить постамент. По этой причине пол в центральной части храма не был пока замазан и выстлан, а джаладхари - окончательно зафиксирован.
Отдав эти распоряжения, Бапуджи велел всем служащим уйти. Пока они расходились, он подал мне знак остаться. Затем он рассказал мне в подробностях все, что произошло в храме. Я пришел в восторг, узнав, что Дададжи явился Бапуджи в тот самый день, когда его образ должны были установить в новом храме.
- Бапуджи! – воскликнул я, - благословения, которыми осыпает Вас Дададжи, не знают границ. Он явился по Вашему зову и даровал Вам свой божественный даршан. Это истинное проявление нежной любви гуру к своему любимому ученику.
- Сынок, наша духовная линия – это линия чистейшей любви, - ответил Бапуджи. – Между гуру и шишьей (учеником) нет преград, между ними существует лишь чистая любовь. У гуру и шишьи нет друг от друга никаких тайн. Все, что я рассказал тебе из этой любви, ты никогда бы не узнал из другого источника. Я откровенно рассказываю тебе все, что говорит мне Гурудэв. это важнейшая черта нашей духовной линии.
- Бапуджи! Я благословлен Вашей высшей милостью. Я не смогу вернуть этот долг даже после многих воплощений.
После этого разговора я припал к стопам Бапуджи и ушел, чтобы совершить последние приготовления к церемониям по случаю установки изваяния.
Грандиозный ритуал установки образа Господа Лакулиша сопровождался чтением мантр, звоном колокольчиков и звуком рогов. Церемония состоялась третьего мая 1974 года. Выдающийся святой Джагатгуру Шри Абхинав Саччидананджи, Шанкарачарья Дварки , установил образ со всеми необходимыми церемониями и ритуалами. Вся церемония прошла с великой пышностью в присутствии тысяч преданных, в том числе из-за границы. Шива-санкальпа (благочестивое намерение) Бапуджи вновь сделать Кайяварохан священным центром воплотилась в действительность.
На следующий день отмечалось шастипурти (шестидесятилетие) Бапуджи, тоже с большим энтузиазмом. По этому случаю все ученики вместе молились за Бапуджи и за дарование ему божественного благословения, чтобы он скорее достиг своих йогических целей и жил долго, помогая другим душам достичь духовного просветления.
По случаю празднества был напечатан памятный сборник «Вандана». В него вошли статьи о разных сторонах личности и жизни Бапуджи. разные люди, знавшие Бапуджи и общавшиеся с ним, написали о нем воспоминания и статьи. Бапуджи принял это подношение и всех наделил своими благословениями. Итак, после десяти месяцев подготовки, обе церемонии прошли успешно. Позже Бапуджи сказал мне:
- Раджарши! Ты оказал мне неоценимую помощь в исполнении моей мечты. Я очень тобой доволен. В прошлом Гурудэв сказал мне: «Ученик облегчит твою ношу». Ты исполнил это пророчество.
- Бапуджи! – ответил я, - все прошло гладко благодаря благословениям Дададжи и Вашим собственным. К тому же без помощи сотрудников «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» и Ваших бесчисленных преданных эти церемонии бы не состоялись.
Хотя я постоянно занимался подготовкой и проведением этих праздников, благословениями Бапуджи и Дададжи мое продвижение в йоге ничто не нарушало. В этот период во время исполнения кхечари-мудры мой язык вошел в отверстие за мягким небом и дотянулся до прохода над небом. Когда я рассказал об этом Бапуджи, он удивился и сказал:
- Не может быть! Твой язык не мог так быстро вытянуться и войти в проход. Ну-ка, покажи.
Я выполнил кхечари-мудру и показал ему положение своего языка через открытый рот. Посмотрев, Бапуджи сказал:
- О да, ты прав! Твой язык вошел в проход очень быстро. Думаю, ты добьешься совершенства в йоге раньше, чем я предполагал.
- Это плод Ваших благословений, - учтиво сказал я. – Ваша духовная энергия пропитала все мое существо, и поэтому все йогические переживания проявляются во мне быстро. Я не вижу во всем этом своей личной заслуги.
- Сынок, ты, должно быть, прилагал большие усилия в прошлых жизнях, как и в настоящей. Поэтому твой прогресс достоин похвалы. Кроме того, в тебе есть природная любовь к йоге. Поэтому ты и продвигаешься так быстро. Благословения гуру, несомненно, являются существенной частью прогресса в йоге, но старания садхаки тоже важны, и их нельзя недооценивать. Я очень рад узнать о твоем быстром продвижении.
- Ваше благословение и радость – моя награда.
- Раз ты так далеко продвинулся в йога-садхане, - продолжил Бапуджи, - я буду рад, если ты напишешь второй том «Опыта йоги». Другим садхакам он послужит руководством.
- Бапуджи, первый том «Опыта йоги» я написал случайно, отвечая на вопросы других садхаков. Но мне не кажется, что я должен писать второй том, потому что я считаю свое понимание йоги еще незрелым.
- Ты ошибаешься. Твое понимание ясно, и, поскольку твой ум имеет склонность к исследованию, ты способен анализировать каждое переживание глубоко и как следует. Кроме того, ты должен записывать свои переживания, пока воспоминание о них еще свежо. Со временем многие мелкие подробности, скорее всего, забудутся. Со мной все эти йогические переживания происходили много лет назад, и я не помню их во всех подробностях. Я не записывал свои переживания, даже кратко, и не могу вспомнить точную последовательность, в которой они происходили. Если бы я захотел написать о своем опыте йоги сейчас, я не смог бы как следует раскрыть эту тему. Поэтому я хочу, чтобы ты взял на себя этот труд, пока еще можешь записать свой опыт йоги во всех подробностях.
- Ваше желание или приказ – мой долг.
По воле Гуруджи я взялся за перо. Примерно через полгода я закончил второй том «Опыта йоги» и отдал его Бапуджи на рецензию.
Прочитав всю рукопись, Бапуджи сказал:
- Раджарши, я очень доволен вторым томом «Опыта йоги». Ты в совершенстве овладел искусством облачать свои впечатления в слова. Все описания кратки, но очень ясны. Ни один святой на свете не сможет опровергнуть истинность изложенных тобой взглядов.
Меня очень обрадовал такой отзыв, и я был очень польщен, когда Бапуджи написал к моей книге развернутое предисловие. Мне кажется, что это предисловие дает читателю гораздо больше, чем основная часть книги. Книга под названием «Опыт йоги, часть вторая» была напечатана в 1975 году.
Странник на пути милости
В это время в моей практике йоги началась сложная фаза. По опыту я понял, что для занятия йогой необходимо особое расписание, потому что важно контролировать всю отвлекающую внешнюю деятельность. До сих пор я занимался садханой, одновременно руководя ашрамом в Малаве и разной деятельностью «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж». Кроме того, у меня были другие обязанности: встречи с посетителями, наставление садхаков, проведение йога-шибиров, чтение лекций, ведение переписки, поездки и так далее. Теперь же я понял, что путь йоги – это путь отречения, а не внешней деятельности. Поэтому, не посоветовавшись с Бапуджи, я самостоятельно принял несколько решений в свой сорокачетырехлетний день рождения и воплотил их в жизнь на следующий же день.
Решения были таковы:
1. Оставаться в уединении как можно больше, выходя только на полчаса каждое утро для встречи с посетителями. По воскресеньям это время продлевается до одного часа утром и двух часов днем.
2. Соблюдать молчание, а при необходимости только писать на табличке.
3. Избегать любой переписки, кроме писем Бапуджи.
4. Освободиться от непосредственной ответственности за управление ашрамом и руководить управляющими ашрамом только при необходимости.
Я сообщил об этих решениях всем, кого это касалось, и написал Бапуджи письмо, в котором говорилось: «Сегодня, в свой день рождения, я решил дать обет молчания и как можно больше оставаться в уединении. Я не спросил Вашего позволения заранее, поэтому простите меня, пожалуйста, и отнеситесь как к ребенку. Всем сердцем молю Вас о прощении».
Всего через несколько часов после того, как я отправил это письмо, я получил письмо от Бапуджи. он послал его тремя днями раньше, и было очевидно, что это не ответ на мой вопрос.
Кайяварохан
03.03.75
Сын Раджарши!
Благословляю тебя в твой день рождения. Стань истинным йогом и полностью реализуй свою жизнь. Да прибудут с тобой вечно благословения Бога и гуру.
С любовью,
Крипалу
Джай бхагаван.
Письмо Бапуджи сильно меня ободрило. Мне казалось, что он принял мое решение. Однако позже я узнал, что оно для него неприемлемо.
Я отправился повидаться с Бапуджи двадцать третьего июля 1975 года в Косиндру, где отмечался праздник Гурупурнимы. После лекции Бапуджи публично объявил о своем желании:
- Я хотел бы выразить некоторые личные пожелания. Пожалуйста, освободите меня от обязанности читать лекции. Я совсем не люблю ни говорить, ни писать. Я не хочу ни путешествовать, ни общаться с людьми. Впредь я не хочу заниматься никакими делами. Я бы желал провести остаток жизни в уединении. Пожалуйста, не пишите мне писем. Иногда после прочтения писем я испытываю беспокойство или рассеянность и не могу как следует сосредоточиться в медитации. Я останусь в Кайяварохане, но не буду вмешиваться в дела организации «Тиртх Сева Самадж». Преданные делу добровольцы работают в ней с рвением и самоотверженностью. Я молю Бога о том, чтобы лодка моей жизни благополучно пересекла океан и достигла другого берега.
Я нашел много общего между решением, которое я принял четыре месяца с половиной назад, и тем, которое выразил Бапуджи.
После церемонии в Косиндре я отправился в Вадодару и пробыл там три дня, прежде чем поехать в Кайяварохан на собрание исполнительного комитета «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж».
После собрания я увиделся с Бапуджи, и он сказал:
- Раджарши! Сегодня тебе придется испить горькую чашу.
- Почему? Я совершил какую-то ошибку? – серьезно спросил я.
- да. Решение, которое ты принял в свой день рождения, для меня неприемлемо.
- Если я принял неверное решение, прошу, скажите мне об этом.
- Сейчас я прохожу в своей садхане через очень сложные йогические переживания высокого уровня. Поэтому я публично выразил желание поселиться в уединении и сильнее сосредоточиться на садхане. Но если мы оба будем жить в уединении, соблюдать молчание, избегать встреч с посетителями, если мы прекратим всю переписку и останемся в стороне ото всех организационных вопросов, куда же нашим последователям идти за наставлением? Похоже, либо тебе, либо мне придется пойти на уступки.
До этого момента мы писали на табличке, потому что оба соблюдали обет молчания. Но как только я понял, в чем дело, я тут же отложил табличку и мел. Я поклонился Бапуджи и сказал, сложив вместе руки:
- Джай бхагаван, Гурудэв! В эту самую минуту я отказываюсь от обета молчания. Теперь я понимаю, что принял решение поспешно, не спросив Вашего позволения. Простите меня, пожалуйста. Я сделал это без дурного умысла. Моим единственным намерением было защитить цели своей садханы. Если я пренебрег Вашими желаниями, пусть даже неосознанно, пожалуйста, простите меня. Отнеситесь ко мне как к неразумному ребенку.
При этих словах мои глаза наполнились слезами. У Бапуджи была одна слабость: едва он видел у кого-нибудь на глазах слезы, его так это трогало, что он сам начинал плакать. С состраданием он положил руку мне на голову и, гладя меня по волосам, сказал:
- Сынок! Общество снабжает нас пищей, и это дает нам возможность заниматься йога-садханой. Но если мы не будем ничего отдавать людям взамен, нас будут считать бесчувственными эгоистами. Мы должны служить обществу изо всех сил. Твоя садхана длится не так уж долго. Тебе не годится уединяться и отказываться ото всех дел. Ты сразу изменил свое прошлое решение, и я прощаю тебя.
Бапуджи простил меня, но моя собственная совесть мучила меня за то, что я оскорбил чувства своего Гуруджи. Я испытывал глубочайшее раскаяние. Я, должно быть , временами причинял боль Бапуджи, но он никогда не причинял боль мне. Каждое его слово несло в себе самую суть опыта, который он получил за тридцать три года аскетической жизни. Его советы служили мне прекрасным руководством. После этого я внес в свой распорядок необходимые изменения.
День рождения Бапуджи в январе 1976 года отмечался в Кайяварохане. По этому случаю, прежде чем зачитать речь, Бапуджи выразил собравшимся свои сокровенные мысли:
- Я регулярно занимался йога-садханой последние двадцать шесть лет, но так и не стал стхитапраджней (обладающим совершенным душевным равновесием). Мой ум постоянно жаждет достичь этого блаженного состояния. Его можно достичь, только когда вся физическая скверна и мысленные желания уничтожены. Я молюсь об этом. Опыт научил меня, что одними усилиями не очиститься ни душой, ни телом. Если бы это было так, я бы, несомненно, уже стал стхитапраджней. Но все человеческие старания бесплодны без Божьего благословения. Я занимался йога-садханой двадцать шесть лет. Причиной этому не моя твердая решимость, а лишь Божье благословение.
- Некая божественная сила снова и снова приводит меня на этот путь. Я испытывал это много раз. Я странник на пути милости. Я посвятил всю свою жизнь Богу. Йога-садхана, которую я преследую, такова, что не приносит окончательных результатов ни за две, ни даже за пять воплощений. Чтобы достичь конечной цели, может потребоваться бесчисленное множество жизней. Поэтому необходимо несколько веков, чтобы в этом мире появился сиддха-пуруша (совершенный). Лишь те, кто свободен от мирских стремлений и следует путем освобождения, могут заниматься этой йога-садханой.
- Я стремлюсь к освобождению и поэтому должен сторониться общества и заниматься только йога-садханой. Только тогда Бог благословит меня. Иногда доброжелатели, друзья и последователи хотят, чтобы я ставил общественную работу выше садханы, но я теперь иного мнения. Неужели нельзя освободить от этого долга одного истинного искателя освобождения? Поэтому, пожалуйста, позвольте мне жить в уединении, пока я не достигну своей конечной цели. Не мешайте мне.
Ведущие последователи Бапуджи прислушались к его пожеланиям и подробнее обсудили с ним этот вопрос. В итоге было решено, что Бапуджи будет давать даршан в течение всего десяти минут утром и днем. В последнее воскресенье каждого месяца он должен давать часовой сатсанг утром и днем. Всех последователей попросили не писать Бапуджи, не посылать записок и не пытаться с ним встретиться.
В планах организации «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» на первом месте стояло три задачи: 1) строительство нового храма и установка изваяния Бхагавана Лакулиша; 2) создание условий для проживания посетителей; 3) строительство нового ашрама для Бапуджи. из этих задач две были уже выполнены.Третья была завершена пятого июня 1976 года на восходе солнца, когда Бапуджи вошел в свой новый ашрам. По этому случаю я приехал в Кайяварохан. В открытом зале «Улка-Ашрама» собралось множество преданных. Бапуджи провел для всех нас молитву, а затем ведущие преданные выступили с подобающими случаю речами. После церемонии я встретился с Бапуджи в его гостиной.
После того как я распростерся у ног Бапуджи, он начал разговор:
- Раджарши! Теперь моя садхана будет продвигаться быстрее. Этот новый ашрам красив и удобен. Он мне нравится. Здесь я смогу заниматься садханой в большем покое.
Слова Бапуджи были истинным отражением того, что он пережил. В 1971 году, когда он поселился в Кайяварохане, у «Тиртх Сева Самадж» была земля, но не было приличных построек. Было одно старое обветшалое здание, но оно не годилось для того, чтобы служить жилищем Бапуджи.
Поэтому поначалу Бапуджи жил в доме господина Хирабхаи Патела, который стоял на территории его хлопкоочистительной фабрики. Там же Бапуджи занимался йога-садханой. Из-за хлопкового предприятия многие приходили туда по делам, поэтому место не подходило для садханы.
В конце концов организация «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» отремонтировала старый дом и надстроила верхний этаж. Бапуджи поселился на верхнем этаже, но со всех сторон от здания кипела мирская деятельность: с одной стороны проходила крупная магистраль, а с другой шло строительство нового храма. К сожалению, это означало, что место было очень шумным. Почти пять лет Бапуджи не мог оказаться в спокойной обстановке, необходимой для садханы. Новый ашрам располагался в тихом местечке, которое предложил сам Бапуджи. Ашрам был идеален во всех отношениях. В нем была просторная подземная комната, построенная специально для медитации.
Я был рад услышать мнение Бапуджи о его новом жилище.
- Бапуджи, я рад узнать, что Вам нравится новый ашрам, - сказал я. – Вы испытали большое облегчение после установки образа Дададжи в новом храме. Я испытываю похожее облегчение, видя, что Вы устроились в новом ашраме. Кроме того, те, кто проводил здесь работы, довольны, потому что три важных задачи «Тиртх Сева Самадж» успешно завершены.
- Сынок! Наш путь все еще не завершен. Нет времени на отдых. Теперь мы должны как можно скорее основать институт йоги. С его помощью мы предложим обществу систематическую программу йогического образования. В этом будет заключаться наша основная деятельность по культурному возрождению. Тебе придется составить план структуры института, потому что остальным организаторам полностью его не понять. Тебе одному придется взять на себя этот труд.
- Ваш приказ, - ответил я, - будет исполнен.
Я разработал подробный план организации института. Я представлял себе два звена: одно для обучения, а другое для исследования. Программа состояла из нескольких разных курсов. В планы входило строительство нового здания для института, а также устройство библиотеки и выставочного зала. Общий план предстояло выполнить в несколько этапов, так что институт смог бы начать полноценную работу в течение пяти лет. Я отдал план Бапуджи, чтобы он высказал свое мнение и внес замечания. Бапуджи тщательно изучил план и удовлетворенно сказал:
- Раджарши! Ты разработал замечательный план института и его деятельности. Я не хочу вносить никаких изменений. У меня только одно предложение: курсы, которые ты разработал, сосредоточены вокруг аштанга-йоги (восьмизвенной йоги). Пока эта программа сгодится, но в будущем мы должны включить в нее также джняна-йогу (йогу знания), бхакти-йогу (йогу преданности) и карма-йогу (йогу действия), которые Господь Кришна предписывает в Бхагавадгите.
- В будущем я разработаю план занятий с учетом Ваших пожеланий. Прямо сейчас, чтобы выполнить требования этой программы, я обучу трех человек, которые затем будут работать в институте учителями йоги. Они примут на себя ответственность за обучающее звено института.
- Сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовить учителей йоги? – спросил Бапуджи.
- Около двух месяцев.
- Ты должен начать работу немедленно, чтобы институт открылся как можно скорее.
Вскоре я занялся подготовкой учителей йоги. За последующие два месяца я подготовил трех человек для преподавания в институте. Когда все было готово, Бапуджи возжег светильник перед изваянием Господа Лакулиша и торжественно открыл Лакулиш-Институт йоги в Кайяварохане тринадцатого ноября 1976 года. На церемонии открытия присутствовало множество журналистов. В своей торжественной речи Бапуджи сказал:
- Сегодня я с огромным удовольствием объявляю об открытии Лакулиш-Института йоги. Но сегодняшнее открытие - всего лишь церемония. Духовное и истинное открытие этого института состоялось почти шесть лет назад, когда я посвятил в йогу Раджарши Муни. Институт – это не просто здание из камня или кирпича и известки. Здания, оборудование, выставочные залы, библиотеки и прочее – лишь второстепенные элементы. На самом деле институт йоги равнозначен ученому, аскету и проповеднику. Поэтому в древности институты йоги располагались в священных лесах, где жили и занимались духовной садханой мудрецы. Наш Кайяварохан – как раз такое священное место, где такие великие мудрецы, как Атри, Бхригу, Вишвамитра и даже сам Господь Лакулиш, жили в далеком прошлом и оставили свои духовные вибрации и драгоценное духовное наследие для народа Индии. Они передали нам дар йоги в ее разнообразных формах, таких как джняна-йога, бхакти-йога, карма-йога и мантра-йога. Это наше истинное богатство, и мы должны неусыпно его беречь. Надеюсь, что этот институт йоги взрастит подлинных йогов и однажды станет университетом йоги.
После церемонии открытия в институте йоги прошло первое занятие, и план Дададжи по культурному возрождению пришел в движение.
Однажды я получил от Бапуджи письмо. Оно меня обрадовало и в то же время обеспокоило. В письме содержалось следующее.
Кайяварохан
6 января 1977 года
Бета (сын) Раджарши!
Джай бхагаван.
Из-за некоторых йогических реакций мой ум в сильном смятении, поэтому мне необходима смена обстановки. Я приеду в Малав в следующие выходные и останусь там, пока не завершу самадхи. Я принял такое решение, потому что иного выхода нет. Эта организация принадлежит Богу, и он о ней позаботится.
Твой любящий Бапуджи
Крипалу
Джай бхагаван.
Прочитав письмо, я тут же поспешил в Кайяварохан. Когда я приехал, Бапуджи сказал:
- Сынок! Сейчас моя медитация идет на уровне аджня-чакры (духовного центра во лбу), и это порождает во мне сильное чувство отстраненности от мира. Деятельность организации меня тяготит, и мне стоит от нее отказаться. Мне часто хочется отсюда сбежать.
- Бапуджи! – ответил я, - я готов забрать тебя с собой в Малав.
Через два дня Бапуджи переехал со мной в Малав. Он начал заниматься садханой в малавском ашраме со спокойствием, радостью и удовольствием.
Через некоторое время настал мой день рождения. Деревенские жители организовали по этому случаю праздник. Перед ашрамом был установлен большой навес. Утром в свой день рождения я оказал почести Бапуджи и получил его благословение.
Около девяти часов утра начался праздник. Бапуджи, как обычно, провел утренние часы с восьми до десяти за йога-садханой. Затем, в десять, он пообедал в соответствии со своим обычным распорядком. Когда Бапуджи узнал о праздновании моего дня рождения, он пришел взглянуть на праздник. Если гуру не присутствует на праздновании дня рождения ученика, это считается нормальным, поэтому деревенские жители не приготовились к приходу Бапуджи. но его неожиданное появление стало для всех приятным сюрпризом. Все собравшиеся огласили воздух криками: «Шри садгурудэв ки джай! » Организаторы торжества быстро устроили для Бапуджи сиденье. Я поднялся со своего места на возвышении в знак уважения к его присутствию. Прежде чем я успел сообразить, что делать дальше, Бапуджи быстро взобрался на помост. Я склонился и хотел коснуться его ног, но он удержал меня и обнял. Снова тысячи собравшихся закричали: «Садгурудэв ки джай!»
Бапуджи не только пришел сам, чтобы дать нам свой даршан и благословения, но и выразил свою огромную любовь ко мне в присутствии тысяч людей. Это была величайшая минута моей жизни. Я был глубоко тронут таким проявлением любви.
Когда Бапуджи занял свое место, я коснулся его ног, оказал ему почести и затем сел. На какое-то время возникла заминка, пока Бапуджи писал что-то на табличке. Затем он передал ее одному из преданных, чтобы тот зачитал написанное собравшимся. Он написал следующее:
- Сегодня по случаю дня рождения Раджарши я благословляю его: да станет он сиддха-йогом (совершенным йогом). Однажды я спросил своего Гурудэва: «Вы сиддха-йог?» - он ответил вопросом на вопрос: «Знаешь, кого в нашей стране считают сиддха-йогом?» - «Нет, - ответил я, - не знаю. Пожалуйста, скажите, кого можно назвать сиддха-йогом?» Гурудэв ответил: «Сиддха-йогом можно считать того, ученик чьего ученика становится сиддхой».
- Сейчас и я, и Раджарши являемся садхака-гуру и учеником. Нам потребуется несколько лет, чтобы достичь своих йогических целей. Но это не значит, что Гурудэв (Дададжи) не является сиддха-йогом. Он, несомненно, сиддха, и лишь он может благословить нас, чтобы и мы стали сиддха-йогами.
Все были рады услышать эту речь. После этого праздник продолжался по плану.
После торжества я встретился с Бапуджи наедине и спросил:
- Бапуджи, утверждение Дададжи, что «Сиддха – это тот, ученик чьего ученика становится сиддхой», не совсем мне понятно. Если это значит, что ученик сиддха-йога, а так же ученик его ученика, станут сиддхами, то цепь сиддхов не прерывается. В линии сиддхи все станут сиддхами. Но в действительности такое происходит не всегда. Тогда что же означает утверждение Дададжи на самом деле?
- Сынок, - ответил Бапуджи, - я много размышлял над этим, но мне еще предстоит понять истинное значение этого утверждения. Что бы оно ни значило, ясно одно: Гурудэв дал знать, что в будущем в его линии появится сиддха-йог. А утверждение такой великой души, как Дададжи, не может быть неверным.
Тогда я высказал свое мнение:
- Утверждение Гуруджи, конечно, очень нас вдохновляет, но оно также ставит перед нами великую задачу – стать сиддха-йогами.
- Да, - ответил Бапуджи, - нам придется стараться и развить в себе необходимую силу, чтобы должно встретить этот вызов. Но сынок! предсказание Гурудэва исполнится не моими усилиями и не твоими. Оно исполнится лишь его волей. Мы сможем достичь желанного результата в йога-садхане только по его благословению. Поэтому мы должны оставить все наши волнения ему и просто изо всех сил заниматься садханой. Неважно, если на это уйдет весь остаток нашей жизни.
Если утверждение Дададжи дарило вдохновение, то пояснения Бапуджи вселяли уверенность. Такому садхаке, как я, требовалось и то, и другое.
Глава шестая ____________________________ МАХАСАМАДХИ
Поездка в Америку
В январе 1977 года двое учеников Бапуджи из Америки – господин Амрит Десаи и Йогешварджи (ранее Чарльз Бернер) – приехали в Малав, чтобы пригласить Бапуджи посетить свою страну. В прошлом Бапуджи уже отклонял несколько таких предложений, но на этот раз он неожиданно согласился. Поездка должна была состояться через три месяца, и Бапуджи попросил меня его сопровождать. Но я со всем смирением выразил нежелание ехать в США. Удивленный моим ответом, Бапуджи спросил:
- Но почему? Разве ты не хочешь поехать со мной?
- Нет, Гуруджи, - ответил я, - Я думаю, поездка помешает моей садхане. Но я поеду, если Вы прикажете.
По лицу Бапуджи я видел, что он не слишком рад моему ответу, но больше он к этому не возвращался. Бапуджи никогда не делал ничего, что могло причинить другому боль. Такова была одна из черт его благородной натуры.
Он сменил тему:
- Все мои книги написаны на гуджарати. Хорошо бы перевести одну из моих книг по йоге на английский и напечатать до того, как я приеду в Америку. Я не говорю по-английски, и, чтобы общаться в США, мне придется полностью полагаться на переводчиков. Поэтому важно напечатать одну из моих книг на английском, чтобы все смогли ясно понять мои взгляды на йогу.
- Я переведу любую книгу, какую скажете, и устрою так, чтобы ее напечатали до Вашего отъезда в Америку, и Вы смогли взять с собой несколько экземпляров.
- Хорошо бы перевести «Дхьян Виджнян».
- Как пожелаете. Я позабочусь, чтобы английская версия была готова до Вашего отъезда.
Я знал, что эта задача будет трудной, но принял вызов, потому что считал своим долгом исполнить его желание. «Дхьян Виджнян» - толстая книга почти в четыреста страниц, а у меня было всего три месяца на перевод и печать. Я принялся за эту задачу на следующий же день.
Недель через пять Бапуджи сказал:
- Раджарши, смятение моего ума улеглось. Думаю, я должен вернуться в Кайяварохан.
- Вы можете свободно жить хоть здесь, хоть там. Эти ашрамы – Ваши, Вы можете по желанию жить в любом из них сколько Вам угодно.
- Я пришел к согласию с собой, и больше ничто не мешает мне поехать туда.
- Как пожелаете.
Через два дня, двадцать первого февраля 1977 года, Бапуджи прибыл в Кайяварохан.
С этих пор я посвящал каждую минуту, кроме времени на садхану, переводу книги. Я сократил время сна и работал до поздней ночи. Господин Нанубхаи Амин, председатель «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж»,приготовил все к поездке Бапуджи, включая паспорт и визу. Он также позаботился о печати книги. Еще во время перевода законченные части сразу шли в печать.
Пока мы занимались приготовлениями к отъезду Бапуджи в США, я неожиданно получил от него письмо.
Дорогой Раджарши!
Хвала Всевышнему.
Прилагаю письмо Йогешвара, чтобы ты мог сообщить мне свое мнение о нем.
Я еще не принял твердого решения по поводу посещения США. Отправляясь туда, я хотел быть в гармонии с миром и с собой. Я хотел скрыться от всякой суеты. Но я не должен туда ехать, если там тоже начнется суета.
Лучше всего, если ты устроишь так, чтобы я смог жить где-нибудь в абсолютном уединении. Если можешь, немедленно приезжай в Кайяварохан. По пути посоветуйся с Нанубхаи.
Твой любящий Бапуджи
Крипалу
Джай бхагаван.
Еще до того, как я отправился в Кайяварохан, Винит Муни , мой брат по гуру, приехал в Малав и сообщил, что Бапуджи неожиданно покинул Кайяварохан и ушел, куда - он не знает. В тот же день я отправился в Вадодару и обсудил это происшествие с господином Нанубхаи Амином. Оттуда мы обзвонили всех ведущих последователей и справились у них о Бапуджи. в конце концов мы выяснили, что он у господина Чиманбхаи Дадубхаи Десаи, члена правления «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», в деревне Бакрол, неподалеку от Валлабха Видьянагара. Нам сказали, что он собирается уехать в Харидвар ночным поездом. Тем временем двое ведущих преданных Бапуджи – господин Говардхан Парикх и господин Шашикант Парикх – тоже приехали в Вадодару. Втроем мы отправились в Бакрол и обнаружили Бапуджи сидящим на верхнем этаже дома и беседующим с Чиманбхаи и его семьей. Обменявшись с нами несколькими общими фразами, Чиманбхаи сказал:
- Давайте все спустимся вниз и оставим Муниджи наедине с Бапуджи, чтобы они могли поговорить.
Все поняли намек и немедленно ушли.
Бапуджи и я остались одни. Я разразился рыданиями и упал к его ногам. Хотя я знал, что слезы – самый верный способ заставить Бапуджи смягчиться, эти слезы полились сами собой - я не претворялся. При виде моих слез сердце Бапуджи растаяло. С большой нежностью он принялся гладить меня по голове и спине, чтобы утешить. Через некоторое время, когда я успокоился, Бапуджи заговорил:
- Ночью мы уедем в Харидвар. Чиман заказал для нас два билета на ночной поезд.
- Где мы остановимся в Харидваре? – спросил я.
- Мы проведем день-два в ашраме «Мунимандал» и отправимся в Ришикеш. Многие хижины в лесу вокруг Ришикеша пустуют. Мы обязательно найдем две таких хижины.
- Вам удобно будет в хижине после жизни, к которой Вы привыкли, занимаясь садханой последние двадцать шесть лет?
– Я привыкну за считанные дни. В прошлом мне несколько раз приходилось жить в таких хижинах в Ришикеше. Многие организации предоставляют санньясинам пищу. Нам ведь нужно совсем немного еды всего один раз в день, правда? Так что я не предвижу никаких проблем.
- Я не беспокоюсь об удобстве или неудобстве. Я волнуюсь только о Вашей йога-садхане, ведь она должна продвигаться без помех. При жизни в таких суровых условиях могут возникнуть если и не умственные, то телесные помехи. Вы были молоды, когда жили в хижине, но сейчас Вы более чем в два раза старше. В этом возрасте Вам может быть тяжело переносить телесные неудобства.
- Неважно, я смирюсь с неудобством. Но сейчас мне просто хочется пожить в уединении, вдали от всякого общества, и завершить свою йогу. Общество людей создает множество помех на пути йоги.
-Ну, если Вы хотите жить в уединении, зачем же ехать до самого Харидвара или Ришикеша? Легко можно устроить это и поближе.
- Знаешь, если я поселюсь неподалеку, последователи непременно меня найдут. Поэтому я предпочел бы уехать подальше отсюда.
- Бапуджи, желающие найти Вас перевернут каждый камень, чтобы выяснить, в каком уголке страны Вы скрываетесь, и в конце концов им это удастся.
- Я знаю, но именно сейчас мне совсем не хочется оставаться в Кайяварохане.
- Тогда приезжайте в Малав.
- Там меня тоже будут окружать люди. Я хочу пожить некоторое время в абсолютном уединении.
- Конечно мы сможем это устроить, но нам будет легче это сделать, если Вы не будете настаивать на том, чтобы уехать далеко.
- Ну, если можно устроить так, чтобы я жил в уединении, то какая разница, близко или далеко.
- Тогда как насчет места в самом Гуджарате?
- Хорошо, я не возражаю.
- Уже почти вечер, но я еще могу найти такое место сегодня и сообщить Вам завтра утром. Если Вы согласитесь, мы уедем завтра в четыре часа дня. Но нужно держать все в тайне, иначе жизни в уединении не бывать.
- Хорошо.
Я спустился вниз позвать Чиманбхаи, Говардханбхаи, Шашикантбхаи и остальных. В присутствии Бапуджи я сообщил им:
- Бапуджи передумал. Он останется здесь на несколько дней. Он отказался от мысли ехать в Харидвар, так что можете вернуть билеты, если возможно.
Все очень обрадовались. Немного поболтав с Бапуджи, Говардханбхаи, Шашикантбхаи и я отправились в Вадодару. Там мы встретили Нанубхаи и вместе с ним все обдумали. Мы быстро устроили все, чтобы Бапуджи мог жить в уединении.
На следующий день я встретился с Бапуджи и сообщил ему о наших планах. Бапуджи их одобрил. Мы уехали вместе и по пути присоединились к Нанубхаи. Когда Бапуджи устроился в своем новом убежище, я вернулся в Малав.
Я продолжил работу над переводом. После многих бессонных ночей титанический труд был наконец завершен. До отъезда Бапуджи в США оставалось всего три недели. В это время я получил известие, что Бапуджи хочет завершить свое отшельничество и вернуться в Кайяварохан. В сопровождении нескольких ведущих последователей я тут же отправился к Бапуджи. мы вернулись вместе с ним в Кайяварохан двадцать седьмого апреля.
На пышном прощальном празднике в Кайяварохане восьмого мая 1977 года Бапуджи провожало множество учеников и последователей. Ведущие ученики попросили Бапуджи поскорее возвращаться. В ответ он сказал:
- У меня много последователей как в Индии, так и за границей. Много лет я отказывался от их приглашений, но сколько можно от этого уклоняться? В конце концов мне пришлось решиться поехать. За три месяца я встречусь со всеми и вернусь в Индию.
Затем он уехал со мной в Малав на два дня. Одиннадцатого мая мы совершили перелет из Вадодары в Бомбей. В течение недели Бапуджи читал лекции для местных последователей. Тем временем в Бомбее была завершена английская версия «Дхьян Виджнян» под названием «Наука медитации». Бапуджи брал с собой пятьсот экземпляров, а остальные отправлялись почтой.
Прощальное празднество в Бомбее тоже было великолепно. В своей речи по этому поводу Бапуджи сказал:
- Я никогда не думал, что поеду в США. Причина моей поездки - простое стечение обстоятельств. Я отправляюсь туда, только чтобы встретиться со своими последователями. Я вернусь через три месяца.
Наконец восемнадцатого мая в полночь мы попрощались с Бапуджи в бомбейском аэропорту Санта-Круз. Мой брат по гуру Винит Муниджи улетел вместе с Бапуджи, чтобы заботиться о его нуждах и удобствах.
Из первого письма Винита Муниджи, написанного по прибытии в США, мы узнали, что путешествие Бапуджи началось со многими неприятностями.
Поствиль
22 мая 1977 года
Почтенный Муниджи (Шри Рамджи)!
Припадаю к Вашим стопам. Хвала Всевышнему.
Милостью Божьей, мы прибыли в аэропорт Кеннеди в Нью-Йорке и затем в новый ашрам на Саммит Стэйшн. Ниже следуют подробности нашего путешествия.
Для начала наш рейс из Бомбея задержали на полчаса. Затем нам пришлось провести четыре часа в аэропорту Дели из-за поломки правого двигателя самолета. Гурудэв принял ванну в забронированной для него комнате. Двигатель починили, и мы вернулись в Бомбей в девять часов утра, чтобы пересесть на другой самолет. Я накормил Гурудэва скудным обедом, который он съедает во время поста. В конце концов самолет вылетел из Бомбея в час дня.
Пока мы ждали, когда починят двигатель, мы много вспоминали Вас и Нанубхаи. Ваша скрупулезность и настойчивость на совершенстве в любом деле не знают себе равных. Почтенный Гурудэв очень высоко отзывался о вас обоих. Мы прибыли в Нью-Йорк в полночь. Гурудэва приветствовали в особой комнате. Оттуда мы поехали на машине к Саммит Стэйшн. Обитатели ашрама тепло приняли Гурудэва. Мы приехали в ашрам в полчетвертого утра. К тому времени как приветственная церемония закончилась, было уже полпятого. Гурудэв принял ванну и занялся садханой.
Надеюсь на Вашу милость,
Винит
Джай бхагаван.
На следующий день пришло письмо от Бапуджи, написанное его собственной рукой. Я был вне себя от радости, ведь теперь мы могли общаться только посредством писем. Его милости в виде писем должны были заменить для меня личные встречи. Раньше я был свидетелем его занятий, но теперь я буду знать лишь их возвышенные аспекты через его письма, и они будут лишь едва заметно касаться меня. Вот его первое письмо.
Саммит Стэйшн
23 мая 1977 года
Сын мой Раджарши!
Хвала Всевышнему. Мы благополучно добрались до места.
Я не мог сразу же написать тебе из-за выходных. Моя садхана продвигается без затруднений. Мне очень весело на душе. Мое жилище очень красиво. Я вернусь в Индию, когда встречусь со всеми здесь. Я проведу несколько дней в Кайяварохане и затем приеду в Малав, чтобы пожить там в уединении, и затем совсем там поселюсь.
Твой любящий Бапуджи
Крипалу
Джай бхагаван.
После прочтения этого письма я успокоился, потому что Бапуджи начал свои йогические занятия в радостном расположении духа.
Винит Муни продолжал присылать мне подробные хронологические отчеты обо всех программах, лекциях и личных беседах Бапуджи, чтобы я был в курсе всех его дел. я получал эти отчеты каждые несколько дней.
В своем первом отчете Винит Муни упомянул: «Почтенный Гурудэв очень тепло о Вас вспоминает и говорит о Вас как о том, кто достоин считаться его истинным учеником». Эти слова не пробудили во мне чувства гордости. Напротив, я был тронут любовью Бапуджи ко мне. Иногда можно насладиться несколькими блаженными мгновениями даже в разлуке.
Винит Муни добавил к этому упоминание о своих личных добрых чувствах ко мне. Он писал: «Почтенный Муниджи, для меня нет совершенно никакой разницы между Вами и почтенным Гурудэвом. Я сам – лишь дитя перед вами обоими. Остаюсь навеки Ваш. Да останемся мы вечно братьями по гуру. Для меня Вы – Господь Рама. Прошу, окажите мне честь и позвольте мне стать Вашим Бхаратой (младшим братом Господа Рамы)». Лишь благодаря милости моего гуру Бапуджи я был в таком почете и любви у своих братьев по гуру.
Будущее ашрама в Кайяварохане
Следующее письмо от Бапуджи пришло месяца через полтора.
Саммит Стэйшн
11 июля 1977 года
Дорогие Раджарши и Нанубхаи!
Хвала Всевышнему. Примите мою любовь. Я испытал сильное желание выразить свои чувства, и вот это письмо.
Ашрам «Шри Крипалу» можно отделить от «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» и сделать совершенно независимой организацией.
Господина Нанубхаи Амина можно назначить ее постоянным попечителем, а Раджарши Муни – постоянным директором-администратором.
Все, кого я посвятил в санньясу, кто принял передо мной обет безбрачия или покинул дом, чтобы служить ашраму всю жизнь, могут остаться в нем до самой смерти.
Обитатели ашрама могут управлять им под руководством Раджарши Муни.
Обитатели ашрама могут получать пищу, жилье и приличную одежду.
Обо всех их нуждах будут заботиться. В это необходимо вложить сумму в размере 50000 рупий. Эту сумму можно взять из подарков, которые я получаю от своих учеников по случаю Гурупурнимы (особого дня, в который последователи поклоняются своему гуру).
Это не приказы. Я просто выражаю свои мысли о будущем ашрама в Кайяварохане. Я не считаю, что вы должны выполнять эти замыслы по принуждению.
Я сказал всем вам, что вернусь через три месяца, но если бы в то время я назвал более долгий срок, и мне здесь не понравилось, я бы чувствовал себя довольно неловко. Теперь я вижу, что это место прекрасно мне подходит, так что я решил остаться здесь подольше. Но я не устанавливаю временных рамок.
Ваш любящий Бапуджи
Крипалу
Джай бхагаван.
Через несколько дней Нанубхаи приехал в Малав, чтобы лично обсудить со мной содержание письма Бапуджи. поразмыслив, мы решили обсудить письмо с некоторыми ведущими последователями Бапуджи и затем сообщить ему наше общее решение. В Малаве было созвано собрание близких последователей. После долгих обсуждений мы решили написать Бапуджи совместное письмо. В нем содержалось следующее:
Малав
26 сентября 1977 года
Милостивый Гурудэв!
Пожалуйста, примите наши наилучшие пожелания.
Мы обсудили Ваше письмо, относительно которого направляем Вам свою мольбу в виде этого письма. Вы были источником вдохновения для «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж». Лишь благодаря Вашей доброте и постоянному участию в делах организации она достигла стадии оптимизма. Динамический характер ее развития может эффективно поддерживаться только через Ваше присутствие в Индии. Поэтому мы смиреннейше молим Вас быть милостивым и вернуться к нам как можно скорее.
Заверяем Вас, что все будет сделано в соответствии с Вашими приказами и замыслами. Мы все обещаем позаботиться о том, чтобы все было организовано в соответствии с Вашими желаниями. Мы не видим другого выхода.
Мы счастливы узнать, что Ваша садхана продвигается хорошо.
Ваши дети,
Раджарши Муни Шашикант Парикх
Нанубхаи Амин Говардханбхаи Парикх
Чиманбхаи Десаи Ратибхаи Сутхар
Дахьябхаи Пател Джаянтибхаи Пател
Через несколько дней мы получили ответ Бапуджи.
11 октября 1977 года
Мои ближайшие ученики!
Хвала Всевышнему.
Я получил ваше совместное письмо. Я с любовью услышал отраженную в нем горячую мольбу. Я не ошибся, когда предполагал, что вы напишете мне подобное письмо.
Милосердием Гуруджи (Дададжи), моя йога подошла очень близко к стадии нирбхайя, после которой нет больше опасности отступить. Поэтому в эти дни я очень весел. Однако нельзя забывать, что мне предстоит еще два-три года постоянной садханы.
Лишь по божественному вдохновению я взял на себя задачу служения священному месту Кайяварохану. Я постоянно помнил об этом и был предан этому делу. Я сделал Кайяварохан своим домом, несмотря на опасность повредить своей садхане, которая очень мне дорога. В конце концов возникло столько помех, что моя садхана, бывшая очень близко к успешному завершению, сильно пострадала. Поэтому я был вынужден покинуть Кайяварохан.
Даже в мечтах я никогда не мыслил себя зодчим возрождения Кайяварохана. Я всегда считал это результатом воли Божьей. И если воля Бога в том, чтобы я служил этому священному месту, я не смогу этого избежать. Я не хочу этого избежать.
С любовью ко всем вам, джай бхагаван.
Ваш любящий Бапуджи
Крипалу
Прочитав это письмо, все мы испытали некоторое облегчение.
Тем временем я получил отчет от Винита Муниджи:
«В глубине души почтенный Гурудэв согласен с Вами и Нанубхаи, что его присутствие в Кайяварохане желательно и что так было бы лучше всего для спокойной работы организации. Однако настоящая ситуация его очень беспокоит. Он всецело верит в Вас и Нанубхаи.
Сильнейшие чувства охватывают почтенного Гурудэва, когда он открыто восхваляет Ваши способности и преданное служение организации: “Он исполнил мое желание. Он освободил меня от долга перед обществом, служа обеим организациям”. Воистину, Вы достойны его милостей. Почтенный Гурудэв осыпает Вас милостями, постоянно о Вас вспоминая».
Читая это письмо, я и правда ощущал изливающийся на меня поток милостей Бапуджи. Для меня было счастьем, что Бапуджи часто вспоминал обо мне. Как Бапуджи заполнял мое сердце, так и для меня было место в его душе. Его милосердие ко мне было абсолютно свободно от каких-либо мотивов. На самом деле я не был достоин его слов похвалы, но кто же способен должным образом воспеть величие гуру? По крайней мере не я.
Продвижение по пути божественной йоги
Через несколько дней я получил письмо от самого Бапуджи.
11 ноября 1977 года
Сын мой Раджарши!
Хвала всевышнему.
Недавно из чувства беспомощности я был вынужден писать письма по поводу организации. Ни один йог не должен писать ничего, что может огорчить другого человека. Но я написал, вернее, был вынужден написать подобные письма. Это причинило мне сильные страдания. Гуру – это тот, кто освобождает ученика от печалей и приносит ему душевное спокойствие. Как можно называть человека гуру, если он приносит горе? Пожалуйста, прости меня от всего своего любящего сердца.
Моя йога-садхана продвигается хорошо. Даст Бог, я достигну стадии нирбхайя за четыре-шесть месяцев.
Обратись к следующим книгам, чтобы понять стадию, к которой я приближаюсь:
1) Шива-Самхита – глава третья, шлока о сиддхасане.
2) Горакша-Паддхати – часть первая, шлока 47.
3) Кхеранд-Самхита – шлоки о самадхи.
4) Хатха-Йога-Прадипика – четвертая проповедь, шлоки 36 и 37.
5) Джнянешвари-Гита – глава шестая, шлока 14 с комментариями.
Эти сведения очень тебе пригодятся. Теперь давай я расскажу тебе о своем душевном состоянии.
Я покинул Индию из-за своей йога-садханы. Я с нетерпением жду мокши (освобождения), и для меня нет ничего дороже моей йога-садханы. Сейчас она достигла такой стадии, что даже незначительная помеха вызывает в моем уме сильнейшее смятение. Я не в силах это выносить. Именно поэтому я собрался с духом и уехал за тысячи миль, чтобы избежать таких помех.
Моя йога-садхана все еще на опасной стадии. Если бы я вернулся в Индию немедленно, вполне возможно, что она оказалась бы под угрозой.
Прочитай это письмо несколько раз и восприми его как следует. Мои благословения.
Твой любящий Бапуджи
Крипалу
Джай бхагаван.
Читая это письмо, я разрыдался. Я видел величие Бапуджи, о котором говорили его прямота и сострадание: «Гуру – это тот, кто освобождает ученика от печалей и приносит ему душевное спокойствие. Как можно называть человека гуру, если он приносит горе? Пожалуйста, прости меня от всего своего любящего сердца». Лишь подлинно великий гуру может писать своему ученику с такой откровенностью. Величие всегда скрывается за смирением, и лишь такие великие люди, как Бапуджи, могут с такой прямотой и открытостью просить прощения у столь ничтожного ученика, как я, хотя и не сделали ничего дурного.
Мое сердце с болью кричало: «Бапуджи, что такое Вы пишете? За что Вам просить у меня прощения? Этим Вы, несомненно, доказали свое величие истинного гуру, но как и когда сможет сей ничтожный ученик вернуть долг Вашей любви и сострадания?»
Примерно тогда же я получил периодический отчет от Винита Муниджи, в котором говорилось:
«Почтенный Гуруджи готовит план организации в Кайяварохане. Согласно этому плану, сначала некоторые ученики пройдут посвящение в санньясу. Затем сообразно их индивидуальным качествам и уровню духовного развития будет определен характер их служения. Бапуджи хочет, чтобы эти санньясины управляли организацией под Вашим руководством. Если кому-то есть, что сказать, он должен обращаться только к Вам, и Вы один будете направлять всех.
Почтенный Муниджи, Вы достойный восхищения йог и святой. Я люблю Вас. Вы достойный главный ученик нашего Гуруджи. Это не притворство, я лишь выражаю истину, ведь я Ваш духовный младший брат. С великой верой и любовью припадаю к Вашим стопам. Вы нам как отец. Я не скажу ничего больше, потому что это было бы излишним».
Я был очень счастлив узнать о добрых чувствах и любви ко мне Винита Муниджи. Это тоже был результат милости Гуруджи.
Через некоторое время пришло еще одно письмо от Бапуджи:
9 декабря 1977 года
Сын мой Раджарши!
Хвала Всевышнему. Как следует все обдумав, я решил, что должен рассказать тебе об уровне йоги, которого я достиг, чтобы в будущем ты мог уверенно наставлять других. На данный момент прана и апана (жизненные ветры) достигли уровня аджня-чакры (нервного центра между бровями). Кхечари-мудра продвигается с каждым днем. Мне уже довелось увидеть проблески внутреннего света и вкусить амброзию. Мой ум стремится слиться с внутренним светом. Это последняя стадия йоги. После этого наступит стадия отсутствия ума. Как только я достигну ее, у меня не будет больше ума. В текстах по йоге эту стадию называют сахаджавастха (истинное естественное состояние) . Непременно посмотри комментарии по поводу этого состояния в Аманаска-Йоге, Мандала-Брахмана-Упанишаде, Нарада-Бхакти-Сутре и Пашупата-Сутре.
Не волнуйся обо мне. Я под постоянным покровительством Гуруджи и Всевышнего.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Так как в этом письме описываются тайные процессы практики йоги, некоторые подробности были опущены.
Через несколько дней Винит Муниджи прислал мне подробный план «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», который приготовил Бапуджи. Он был озаглавлен «Мои мысли об организации». Так как весь план был на четыре или пять страниц, здесь приводится лишь краткое резюме:
1) Организация была основана после повторения имени Господа Шивы и посвящена Господу Брахмешвару.
2) Надеюсь, что те, кто занят в организации, будут управлять ей с преданностью, и что она будет служить универсальным путеводителем по ведической культуре и культуре санатана-дхармы.
3) Санньясины, брахмачарины (давшие обет безбрачия) и все, кто отрекается от мира на поздних стадиях жизни, могут жить в священных стенах организации, посвящая остаток жизни садхане. Они должны служить организации, не ожидая что-то получить взамен. Ответственные за управление организацией обязаны относится к этим людям с должным уважением.
4) Среда этого великого священного места должна быть чистой и спокойной, чтобы садхаки могли без помех заниматься медитацией. Одно их присутствие может создать в этом месте атмосферу святости.
5) Управление организацией можно разделить на два подразделения – внешнее и внутреннее. Для управления обоими подразделениями можно назначить надежных и преданных попечителей. Количество этих попечителей можно установить согласно необходимости, но в каждом подразделении должен быть один главный попечитель. Остальные попечители будут ему подчиняться и следовать его указаниям. Решение главного попечителя должно восприниматься как окончательное.
Все религиозные и духовные вопросы войдут в компетенцию внутреннего подразделения, а внешнее подразделение будет заниматься всеми административными функциями. Хотя подразделения и спектры их деятельности будут различны, они должны работать, как два крыла одной птицы. Необходимо, следовательно, чтобы оба подразделения действовали очень слажено. Задача согласования их действий ляжет на совет директоров.
6) Под моим руководством Раджарши Муни будет заведовать всей религиозной (или духовной) секцией, и все, работающие во внутреннем подразделении, могут считать его решения окончательными. Господин Нанубхаи Амин, председатель организации, будет получать от меня указания по управлению внешней секцией и, в свою очередь, передавать их попечителям внешней секции. Два этих ученика, Раджарши Муни и Нанубхаи Амин, должны работать вместе, как два конца одной веревки, и поддерживать цветы всей администрации в форме аккуратного венка.
7) Под моим руководством Раджарши Муни будет управлять Лакулиш-Институтом йоги. Ему в помощь будет сформирован консультативный совет из йога-садхаков.
Примерно в это же время я получил также письмо от Бапуджи.
Самнитаун
3 января 1978 года
Сын мой Раджарши!
Хвала Всевышнему. Я снова и снова думал о том, чтобы кратко ознакомить тебя со своими последними йогическими переживаниями. Сегодня я воплощаю эту мысль в жизнь . Последний год я находился на стадии, когда прана и апана (жизненные ветры) устремляются в голову со скоростью торнадо. Из-за огромной мощи праны ум получает сильное потрясение. Не отставая от прогресса, достигаемого на этой стадии, ум становится все более слабым и неустойчивым. Другими словами, прана (которая является независимой) твердо устанавливает свою власть, полностью игнорируя ум, который является зависимым. В конце концов из-за праны ум становится настолько измотанным, слабым и беспомощным, что теряет свою волю. На этой стадии любой внешний фактор может вызвать смятение ума, и его неустойчивость возрастает в несколько раз. В результате этого йог неожиданно начинает вести себя как дитя, дурак, сумасшедший или зомби. В этой ситуации он может вернуть себе немного спокойствия, только переселившись в другое место. Иначе он теряет контроль, и его садхане приходит конец. Я был спасен милосердием гуру и Господа. Мне уже доводилось испытать такое в первые годы садханы, но тогда это было вызвано нехваткой сна и пищи, а не властью праны и апаны. Тогда Гурудэв тоже защитил меня.
Нисколько обо мне не волнуйся. Здесь я в полном покое. Тщательно изучи все переживания, которыми я с тобой делюсь. В будущем это тебе сильно пригодится.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Джай бхагаван.
В своем ответе я прежде всего подробно описал, как я продвинулся в садхане. Конечно, я прекрасно понимал, что благодаря мистической интуиции Бапуджи обо всем бы узнал, даже если бы я не написал ему. Все же я держал его в курсе, хотя бы для собственного удовлетворения.
Кроме того, я послал ему подробный отчет о деятельности ашрамов в Малаве и Кайяварохане. Я также упомянул, что в марте господин Чиманбхаи Десаи планирует посетить США и лично сообщить ему о некоторых особых вопросах.
Через несколько дней я получил письмо от Винита Муниджи.
Самнитаун
2 февраля 1978 года
Почтенный святой Муниджи, Шри Раджаршиджи!
Мои поклоны.
Мы были очень рады получить Ваше письмо. Почтенный Гурудэв попросил меня прочитать его вслух. Когда я закончил читать ему о Вашей садхане и бескорыстном служении ашрамам, меня захлестнули чувства. Мне пришлось два или три раза прервать чтение, потому что я был так сильно впечатлен благородными чувствами, которые Вы выражаете во всем письме.
Почтенный Муниджи! Я ничего не хочу. Бог, или Всевышний, то есть Гурудэв, наделил меня всем и будет и впредь наделять всем необходимым. Он подобен дождевым облакам. У меня лишь одно желание: пожалуйста, не обращайтесь ко мне со словами почтения. Я хочу остаться просто Винитом (смиренным). Пожалуйста, обращайтесь ко мне просто «Винит». Я прошу Вас об этом. Я молюсь, чтобы остальное сбылось, как того желаете Вы, Гуруджи и Всевышний.
Достойный Ваших милостей,
Винит
Скромность Винита произвела на меня глубокое впечатление. Я приходил в восхищение при мысли о чувствах, которые мой брат по гуру питал ко мне. Это был лишь результат милости Гуруджи.
Бремя организационных обязанностей
Все шло гладко, и неожиданно Бапуджи прислал Нанубхаи телеграмму следующего содержания: «Я собираюсь провести в США два года или более ради своей йоги. Никто не должен мне мешать. Я совершенно свободен от любой ответственности перед организацией».
Эти новости ужасно всех потрясли. Последователи Гуруджи и все, кто был связан с организацией, пребывали в состоянии полнейшей растерянности. Тем временем пришло еще одно письмо.
Сент-Хелена
Калифорния
19 февраля 1978 года
Дорогой Раджарши!
Дорогие Нанубхаи, Чиманбхаи, Шашикант, Ратилал и другие!
Хвала Всевышнему.
Четвертого февраля я послал Нанубхаи телеграмму, в которой говорилось: «Я собираюсь провести в США два года или более ради своей йоги. Никто не должен мне мешать. Я совершенно свободен от любой ответственности перед организацией». Если бы я не высказал этого ясно, мне бы постоянно докучали, и я не смог бы спокойно заниматься садханой, даже здесь.
Милостью Божьей, я испытал в теле небольшие изменения, и это очень меня воодушевляет. Здесь тихо, и все устроено подходящим образом. Если я смогу провести так еще два-три года, думаю, мое самадхи обретет устойчивость. Я живу в уединении и соблюдаю абсолютное молчание. Я даю пятнадцатиминутную аудиенцию, только по воскресеньям, тем, кто приходит увидеть меня и оказать мне почести.
Я не занимаюсь пропагандой ни в каком виде и попросил и своих местных учеников этого избегать.
Я всегда считал, что организация сотворена Божьей волей, и именно Бог управлял ей. Все вы должны действовать по вдохновению, которое он посылает. Тогда можете считать, что я соглашаюсь со всем, что вы делаете. Я не питаю к организации враждебных чувств. Да их и не может быть. Я уехал так далеко только ради самадхи. Эта организация принадлежит Богу. Поэтому должно, чтобы он приказывал вам, ниспосылая вам внутреннее вдохновение. Благословляю всех вас.
Ваш любящий Бапуджи
Крипалу
Было созвано еще одно собрание близких последователей Бапуджи, чтобы обсудить вопросы, поднятые в телеграмме и последнем письме. Господин Чиманбхаи Десаи сказал:
- Из телеграммы нашего любимого Гурудэва вполне ясно, что мне нет смысла ехать в США. У меня такое чувство, что при данных обстоятельствах я не смогу убедить Бапуджи скоро вернуться в Индию. Поэтому я решил отложить поездку. Мое решение, конечно, всех вас расстроит, но, прошу, простите меня.
Тогда завязалась дискуссия о том, должен ли кто-нибудь другой посетить Бапуджи вместо Чиманбхаи. Господин Говардханбхаи Парикх сказал, что хотел бы поехать, но сначала ему придется разобраться с личными делами, и мы решили подождать его решения.
Вскоре я получил от Говардханбхаиь письмо, в котором сообщалось, что он не может поехать в Америку. Он писал: «Обдумав свои дела, я вынужден написать, что не смогу поехать. Я очень расстроен, но неизбежные обстоятельства заставили меня принять такое решение». Таким образом, ни у кого из нас не было возможности поехать в США.
Все относились к Бапуджи с большим почтением, и мы понимали, что кто-то должен немедленно отправиться к нему и убедить его скорее вернуться. Но его главные ученики были бессильны из-за личных обстоятельств. Как санньясин я чувствовал, что больше не могу давить на них.
Я много вспоминал Бапуджи по случаю праздника Махашиваратри. Я вознес к нему свои беззвучные молитвы, в особенности потому, что этот праздник совпадает с моим днем рождения и днем инициации в священный орден. Через несколько дней я получил письмо от Винита Муниджи.
Сент-Хелена
США
Почтенный святой Раджарши Муниджи!
Мои поклоны. Надеюсь, благословениями Гуруджи, Ваша садхана продвигается хорошо. Прилагаю английские версии и ноты новых бхаджанов (религиозных песнопений), которые написал Бапуджи. они записаны на пленку. Бапуджи исполнил их в день Махашиваратри, а Йогешварджи и еще пять-шесть человек подпевали хором. Утром Махашиваратри Вы несколько раз являлись и Бапуджи, и мне. Я сказал ему: «Муниджи, должно быть, много вспоминает о Вас сегодня». От сильных чувств у него перехватило дыхание. В тот день я омыл ноги Бапуджи, провел арати и пал к его ногам от Вашего имени. Я искренне молился Бапуджи от имени всех вас. Я говорю Вам правду и упоминаю об этом не из учтивости.
Достойный Ваших милостей,
Винит
Джай бхагаван.
В конце концов, после длительного душевного смятения, я написал Гуруджи.
Малав
23 марта 1978 года
Почтенный Бапуджи!
Приклоняюсь к Вашим стопам.
Вы написали нам: «Я совершенно свободен от любой ответственности перед организацией». Мы все были глубоко потрясены. До этого мы изо всех сил старались устроить так, чтобы один из ведущих последователей посетил Вас, чтобы понять всю ситуацию лично с Ваших слов и помириться с Вами. Но, к сожалению, хотя все мы очень этого хотели, нашему плану постоянно что-то мешало.
Я пишу Вам сообразно собственному пониманию, чтобы созданная Вами организация не развалилась в Ваше отсутствие. Если сомнения по поводу Вашего возвращения в Индию или участия в организации затянутся, само существование организации окажется под угрозой, и все наши труды пойдут насмарку. Я нарушу свой долг, если как Ваш ученик-санньясин не сообщу Вам о данной ситуации заранее.
Даже если никто не сможет навестить Вас в ближайшем будущем, я пишу Вам это, чтобы кратко дать знать о том, что здесь творится. Если, сделав так, я совершил ошибку, я смиренно молю простить меня, как Вы прощали мои бесчисленные промахи в прошлом.
Почтенный Бапуджи! что еще написать? Подобно Всевышнему, Вы всеведущи. Вы узнаете все и по одному этому. Прошу Вас немедленно отдать четкий приказ сему несмышленому ребенку и тем самым вызволить его из настоящего затруднения и атмосферы неуверенности.
Вашими благословениями, со всеми нами все хорошо. Желаем Вам высшего блаженства. Хвала Всевышнему.
Ваше дитя,
Раджарши
Через несколько дней я получил ответ Бапуджи.
Колумбус
США
6 апреля 1978 года
Сын мой Раджарши!
Хвала Всевышнему.
Я получил твое письмо. Я прочитал его со спокойной душой, и отвечаю тебе в том же состоянии духа.
Организация принадлежит Богу. Я никогда не считал ее своей. Да, я служил ей по воле Бога. Когда я уехал, я не возвратил ее Богу, потому что она всегда находилась в его руках и никогда не была в моих. Я достиг такой стадии йога-садханы, на которой не могу больше служить организации, как в прошлом. У меня не должно быть этой привязанности.
Пусть все идет своим чередом по желанию Бога. Это не вызовет у меня ни счастья, ни горя. В эту игру играет Бог. Я был лишь орудием у него в руках. Честь, бесчестие, успех, неудача –я слагаю все это к его стопам.
Передавай всем мою любовь.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Получив это письмо, я тут же написал Бапуджи и сообщил ему, что тоже хотел бы освободиться от участия в делах организации.
Малав
14 апреля 1978 года
Почтенный Бапуджи!
Припадаю к Вашим стопам.
Я получил Ваше письмо от шестого апреля только вчера. Насколько я понял, Вы больше не хотите принимать активного участия в делах организации в Кайяварохане.
Что касается меня, я тоже хотел бы освободиться от дел организации. Вашей милостью, я считаю путь мокши (освобождения), которому Вы преданы, своим идеалом. Согласно этому пути, Вы решили отойти ото всех внешних дел. Несомненно, что Ваше решение – лучший выход, ведь Ваши мысли основаны на опыте. Вы провозглашаете истину, когда говорите, что мокши не достичь, не являясь стхитапраджней (тем, кто обладает таким высоким уровнем духовного знания, что считает счастье и несчастье одним и тем же). Я изо всех сил стремлюсь приобщиться к Вашему высокому идеалу.
Хотя я садхака не столь высокого уровня, как Вы, я смиренно верю, что моя любовь к йоге гораздо сильнее мирских желаний. Если даже такого человека, как Вы, со столь сильным чувством целеустремленности, отвлекает участие в делах организации, то такого неуравновешенного человека, как я, поток этих дел просто сметет.
До сих пор я как мог старался служить организации в Кайяварохане из почтения к Вашему желанию и приказу. Это бремя, ставшее для Вас источником помех, сокрушит такого слабого человека, как я. У меня нет сил, чтобы поддерживать гору Говардхан, которую Вы подняли .Даже если бы я только попытался, она просто раздавила бы меня. Лишь Вы были способны, и до сих пор способны, омолодить нашу древнюю культуру, в чем состоит одна из главных задач организации. Я как та собака из пословицы, которая просто идет под запряженной волами повозкой, но кажется, будто она тащит ее на спине. Как следует все обдумав, я, как и Вы, решил отойти от дел организации.
Прошу Вас быть великодушным и простить меня, если это решение не верно.
Бапуджи, позвольте мне, пожалуйста, кое-что объяснить. Я руководил работой малавского ашрама как мог, всегда считая его Вашим ашрамом. Поэтому я поставил Ваше изображение на качели (достаточно распространенная форма поклонения в храмах), подобно тому как Бхарата управлял царством Айодхьи, поставив на трон сандалии своего брата Рамы, пока тот четырнадцать лет был в изгнании в лесу . Это место всегда будет принадлежать Вам. Поэтому, когда Вы вернетесь в Индию, придите в Малав и живите здесь. Я считаю своим скромным долгом попросить об этом и от лица жителей Малава.
Я был очень счастлив узнать, что в Вашем теле начали происходить изменения. Кроме того, так как это место вполне подходит для Вашей садханы, я думаю, Ваше самадхи установится очень скоро. С нетерпением ждем благоприятных известий о том, что Вы достигли такого устойчивого состояния. С верой в сердце мы надеемся, что, милостью Божьей, этот день не далек.
Вашей милостью, моя садхана продвигается хорошо. Вашими благословениями, у всех все благополучно. Все мы кланяемся Вам.
Ваше дитя,
Раджарши
Я также дал знать господину Нанубхаи Амину, председателю «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», о своем желании снять с себя ответственность за организацию. В ответ Нанубхаи написал Бапуджи и выразил желание, чтобы его освободили от возложенных на него обязанностей. Через несколько дней мы получили от Бапуджи письмо, адресованное нам обоим.
Самнитаун, Пенсильвания
США
5 мая 1978 года
Дорогие Раджарши и Нанубхаи!
Хвала Всевышнему.
Это личное письмо. Нигде его не публикуйте .
Я ваш благожелатель, ваш гуру, ваш отец и мать. Не волнуйтесь и не огорчайтесь. Сохраняйте твердую веру в Бога и гуру (Дададжи). Он один - наш покровитель.
Ваш любящий Бапуджи,
Крипалу
Вслед за этим письмом восьмого мая я получил адресованное мне письмо от Винита Муниджи. Он писал, что Бапуджи хотел, чтобы он включил в письмо следующее предложение: «Не волнуйтесь и не расстраивайтесь, какой бы шаг не предпринял Бапуджи. Спокойно занимайтесь садханой». Последнее письмо Бапуджи принесло нам несказанное утешение, и мы надеялись, что если кто-нибудь поедет к Бапуджи и попробует его убедить, он согласится вернуться в Индию скорее. Поэтому мы снова обсудили этот вопрос с ближайшими последователями. Господин Шашикант Парикх и господин Ратилал Сутхар выразили готовность вместе отправиться в США. Они написали о своих планах Йоги Амриту Десаи в США. Когда Бапуджи стало об этом известно, он тут же послал телеграмму господину Чиманбхаи Десаи. Телеграмма пришла 27 июля 1978 года: «Я останусь в США на столько, на сколько сочту нужным. Никто не должен приезжать, чтобы забрать меня. Это будет лишь тратой времени и денег, а мой ум придет в ужасное смятение».
Нам казалось, что лодка вот-вот достигнет берега, но ураган вновь унес ее в открытое море. Никто не знал, что делать в сложившихся обстоятельствах. Все находились в замешательстве. Мы просто не понимали, что творится в уме у Бапуджи. подобно деяниям Бога, поступки Бапуджи казались непостижимыми.
Учитывая обстоятельства, я думал, что Бапуджи останется в США надолго. Управлять организацией в Кайяварохане в его отсутствие было свыше моих сил. Кроме того, темп моей садханы замедлился бы, если бы мне пришлось одновременно руководить ашрамами в Кайяварохане и Малаве. Главной целью моей жизни было стать йогом, а не управляющим ашрамами. Поэтому я объявил главным должностным лицам «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», что больше не могу служить организации. Я также сообщил о своем решении Бапуджи.
Одновременно я сообщил членам правления ашрама в Малаве, что смогу руководить ими только еще полгода. За этот период они должны подготовиться к принятию на себя полной ответственности за управление ашрамом. Я также сказал, что после этого хочу всецело посвятить себя йога-садхане и поселиться в уединении. Услышав мое решение, господин Нанубхаи Амин ушел с поста председателя организации в Кайяварохане. Главные лица организации лично встретились с ним и попытались убедить его забрать заявление об уходе, но он был непреклонен. Когда известие об этом достигло слуха Бапуджи, он написал письмо нам обоим.
Самнитаун
21 ноября 1978 года
Дорогие Нанубхаи и Раджарши!
Хвала Всевышнему.
Пожалуйста, считайте это письмо личным и нигде его не публикуйте . Если близким последователям необходимо сообщить новости обо мне, передайте их на словах.
Я не забыл о вашей любви и служении, которое вы несли. О них не забыть.
Ничто, подобное организации, не должно вставать между гуру и его учениками. Сейчас я нахожусь на очень трудной стадии йога-садханы. Я считал это состояние очень опасным.
Но с таким покровителем, как Гуруджи (Дададжи), я остался невредим. Последние полтора года я подвергался ужасной пытке. Она продолжается и теперь. Не могу сказать, сколько еще она продлится. Никогда, даже во сне, не мог я вообразить, что стать стхитапраджней – столь тяжкий труд.
С любовью и благословением,
Ваш любящий Бапуджи,
Крипалу
После этого мы продолжали переписываться об обычных делах. По случаю Гурупурнимы в июле 1979 года, выражая Бапуджи свое почтение, я привел подробный отчет о своих занятиях с тех пор, как он уехал в США. Я также выразил желание жить в уединении, чтобы больше заниматься йога-садханой. К письму я приложил совместное послание от жителей Малава к Бапуджи с просьбой поселиться в малавском ашраме после возвращения из США. Очень скоро я получил его ответ.
Торонто
Канада
30 июля 1979 года
Дорогой Раджарши!
Хвала Всевышнему.
Я получил длинное письмо, описывающее твои занятия, вместе с письмом от жителей Малава дней пять-шесть назад. Я провел двенадцать лет, занимаясь садханой в Малаве. Местные жители ухаживали за мной с большой любовью и заботой. У меня тоже было сильное желание служить им, но из-за йога-садханы моя мечта так и не осуществилась. Затем я внезапно взялся за задачу восстановления Кайяварохана, и мне пришлось поневоле покинуть Малав. Я попросил тебя исполнить мое желание, и ты хорошо служил этой деревне. Это наполняло мое сердце великим счастьем.
Я с любовью принимал от тебя это служение как гуру-дакшину. Мои благословения.
Твой любящий Бапуджи,
Крипалу
Какая ирония судьбы! Это было лучшее письмо, какое я когда-либо получал от Бапуджи, и оно же стало последним. На нем наша переписка прекратилась.
Как я объявил заранее, первого ноября 1979 года я поселился в уединении. Я оставил управляющим ашрамом строжайшие предписания не посылать мне никаких писем или сообщений. Конечно, я сделал исключение на случай, если придет письмо или сообщение от Бапуджи. Но этого не произошло. Каждый год я писал Бапуджи два письма: одно по случаю Гурупурнимы, а другое в его день рождения. В этих письмах я лишь говорил о своем почтении к нему и молил Всевышнего, чтобы садхана Бапуджи завершилась как можно скорее. Чтобы не отвлекать его, я никогда не писал ни о чем другом.
Теперь я вел совершенно затворническую жизнь и оставался в неведении о том, что происходит во внешнем мире. Лишь благословениями Бапуджи моя садхана в уединении продвигалась быстро. Теперь я был твердо убежден, что йога предназначена лишь для тех, кто способен полностью отойти от мирских дел. Все дела, кроме садханы, являются преградами на пути йоги. Итак, почти два года я прекрасно занимался садханой в одиночестве. Так как я сам готовил и стирал, я был полностью отрезан от общения с другими людьми.
Возвращение Бапуджи
Но однажды управляющие ашрамом сделали исключение и передали мне записку. Ее написал господин Шашикант Парикх, один из ведущих последователей Бапуджи. в записке говорилось: «Никого не предупредив, Бапуджи неожиданно прибыл в Бомбей ночью первого октября 1981 года. Мне сообщил об этом по телефону господин Говардханбхаи Парикх из Бомбея. Он попросил меня держать приезд Бапуджи в тайне. Вечером я уезжаю в Бомбей и приехал сюда, чтобы сообщить Вам».
В ответ я послал Шашиканту следующую записку: «Я счастлив получить известия, которые Вы мне прислали. Пожалуйста, передайте Бапуджи мое почтение, когда увидитесь с ним. Попросите его также от моего имени, чтобы он милостиво приезжал в Малав и никуда больше. Этот ашрам принадлежит ему. Все проблемы разрешатся сами собой, если он будет жить здесь. Будем надеяться, что Всемилостивейший Господь приведет все к благополучному разрешению после тяжкого испытания, которому он всех нас подверг. Я сгораю от желания узнать больше о Бапуджи. непременно сообщите мне подробности, когда вернетесь».
Повидавшись с Бапуджи, Шашикант вернулся в Малав. Он послал мне записку: «Мы (Чиманбхаи, Ратибхаи, Джашбхаи и другие) удостоились чести получить аудиенцию Бапуджи. но он распорядился, чтобы все ушли тотчас же, как окажут ему почести, и чтобы мы ни о чем с ним не заговаривали. Мы повиновались его приказу. Поэтому я не смог передать ему Вашу просьбу возвращаться в Малав. Здоровье Бапуджи сильно подорвано. Он отказывается от любой врачебной помощи и говорит, что это часть йогического процесса, и лечение поэтому не требуется».
Получив все сведения, я решил отправиться в Бомбей. Я вылетел из Вадодары одиннадцатого октября 1981 года. Шашикант сопровождал меня. Мы должны были увидеться с Бапуджи в пол-одиннадцатого утра. Нас заранее предупредили, что мы должны уйти немедленно после встречи и не разговаривать с ним. Как поборник строгого послушания разве мог я нарушить это правило? Я вошел в комнату Бапуджи первым. За мной тянулась длинная очередь тех, кто также пришел увидеть его. Я поклонился в ноги Бапуджи и тут же вышел через другую дверь. Когда все таким образом оказали почести Бапуджи, двери заперли. Дневные часы посещения начинались в три часа пятнадцать минут. Я остановился у господина Говардхана Парикха. Пообедав у него, в три часа я вернулся туда, где жил Бапуджи. снова собралось много народу, чтобы оказать Бапуджи почести. Когда дверь в комнату для аудиенций открылась, меня впустили первым. Когда я склонился к его ногам, он сделал мне знак подождать. Затем он взял в руки табличку. Я догадался, что он хочет мне что-то сказать, и остался. Бапуджи написал:
- Сын мой, телесно и умственно я нахожусь сейчас в таком плачевном состоянии, что не могу ни с кем общаться. Если кто-нибудь навязывает мне свое общество или заговаривает со мной, я испытываю сильнейшую подавленность. Поэтому я и не заговорил с тобой утром.
- Бапуджи, - сказал я, - это меня нисколько не расстроило. Я приехал не потому, что надеялся поговорить с Вами. Я приехал, только чтобы оказать Вам почести. Я не хочу причинять Вам никакого неудобства своими расспросами. Но меня очень беспокоит состояние Вашего здоровья. Я уверен, что здесь за Вами прекрасно ухаживают, поэтому я не должен ничего предлагать на этот счет. Но если Вам что-то от меня потребуется, я в Вашем полном распоряжении. Я останусь здесь.
- Не волнуйся об этом. Здесь все устроено хорошо, так что спокойно продолжай свою садхану. Тебе не нужно оставаться. Здесь тебе будет неудобно заниматься садханой. Я напишу, если ты мне понадобишься.
- В таком случае я уеду в Малав завтра. Смиренно прошу, чтобы Вы немедленно сообщили мне, если Вам захочется отправиться в Малав. Я тут же за Вами приеду. И тогда уже, пожалуйста, оставайтесь в Малаве навсегда.
- Ну, пока я решил провести два-три месяца здесь. Когда я поправлюсь, я обдумаю, куда отправиться дальше.
- Бапуджи, у меня есть особая просьба. Прошу Вас, следите за своим здоровьем. Вы очень нездоровы. Я молю Бога и Дададжи, чтобы Вы полностью поправились как можно скорее.
- Сынок! Мое тело стало таким истощенным из-за определенной реакции, произошедшей во время йога-садханы. Оно поправится только благодаря йогическому процессу.
Я знал, что снаружи ждет много людей, желающих оказать Бапуджи почести, поэтому я распростерся у его ног и сказал:
- Я не хочу причинять Вам дальнейших неудобств. Дайте мне позволение уйти!
Бапуджи благословил меня, с любовью возложив руку мне на голову. Когда я покидал комнату, то даже не подозревал, что это наша последняя встреча в этой жизни.
На следующий день, собираясь в Малав, я попросил господина Говардхана Парикха держать меня в курсе состояния Бапуджи.
Любимый ученик Дададжи принимает махасамадхи
Вернувшись в Малав, я все время ждал, что получу весточку от Бапуджи. при необходимости я был готов снова отправиться в Бомбей. Но моей надежде не суждено было сбыться. Прошло больше двух месяцев с половиной, но писем от него так и не было.
Двадцать четвертого декабря 1981 года я получил сообщение от господина Говардхана Парикха, что состояние Бапуджи еще ухудшилось. Я решил незамедлительно отправиться в Бомбей. В тот же день я поехал в Вадодару, но не смог купить билет до Бомбея на завтрашний рейс. Наконец я достал билет на послезавтра и остался в Вадодаре. Но двадцать пятого декабря из Бомбея позвонил Говардхан Парикх и сообщил, что той же ночью Бапуджи перевезут в Ахмедабад. Других подробностей он не знал. Теперь лететь в Бомбей было бессмысленно. Поэтому двадцать шестого декабря, вместо того чтобы отправиться в Бомбей, я вернулся в Малав.
Ночью двадцать девятого декабря, когда я медитировал у себя в комнате, ко мне кто-то постучался. Я поднялся и открыл дверь. Господин Чандубхаи Пател, секретарь ашрама, пришел сообщить, что господин Киридбхаи Амбалал Пател приехал с известием, что состояние Бапуджи очень серьезно, и меня немедленно вызывают в Ахмедабад. Я спросил, куда я должен отправиться в Ахмедабаде. Он объяснил, что Киритбхаи знает и отвезет меня.
В пол-одиннадцатого вечера я отправился в Ахмедабад на машине вместе с Киритбхаи, его матерью и Чандубхаи. Когда мы добрались до места примерно в полчетвертого утра, то смогли увидеть лишь тленные останки Бапуджи. Он погрузился в вечный сон в вечерних сумерках. Закат в этот скорбный день возвещал тьму, которая поглотила всех последователей Бапуджи. солнце, которым был Бапуджи, навсегда закатилось, ярко просияв на небосклоне йоги. Великий йог опустил занавес на сцену своей жизни и стал един с Брахманом (Всевышним).
Утром тридцатого декабря всем ведущим последователям Бапуджи сообщили скорбную весть по телефону. Вскоре сотни его последователей хлынули в Ахмедабад. Поток преданных продолжал пребывать весь день. Потрясенные горем преданные приходили в последний раз взглянуть на своего дорогого «Бапуджи». весь день они пели религиозные песнопения. Вечером известие о нирване (последнем покое) Бапуджи объявили по радио Олл-Индия.
В тот же день в полночь земное тело Бапуджи перевезли в священную махатиртху Кайяварохан, ниву его трудов. На рассвете дорогой «Свами» Дададжи прибыл в кайявароханский храм, под оберегающие крыла своего Гурудэва Господа Лакулиша. И там сотни его последователей со струящимися по щекам слезами пришли в последний раз взглянуть на своего дорогого Бапуджи. утром тридцать первого декабря земное тело Бапуджи перевезли в малавский ашрам, центр его послушания, в убранном цветами открытом экипаже. Многие подавленные горем преданные стояли вдоль дороги, прощаясь со своим возлюбленным Гуруджи. В малавском ашраме поток людей не иссякал в течение пяти часов, и тысячи преданных со слезами любви оказывали Бапуджи последние почести. Затем, в четыре часа дня, согласно последнему желанию Бапуджи и по ведическим ритуалам, его земное тело было предано самадхи (погребению в медитативной позе) на ферме господина Амбалала Ишварбхаи Патела, прямо через дорогу от ашрама «Шри Крипалу». Тысячи сердец оказали последние почести своему любимому святому в эту скорбную минуту. Земное тело столь дорогого для всех Бапуджи опустили в землю. Йогачарья Свами Шри Крипалвананджи Махарадж, известный любящим ученикам под именем Бапуджи, принял махасамадхи и стал навеки един с Брахманом. Даже предаваясь скорби, тысячи последователей выкрикивали: «Да здравствует Бапуджи! Да здравствует Крипалу!», и от этих возгласов колебался воздух. Солнце клонилось к горизонту, и вскоре тьма опустилась на небо и на землю.
В письме из США, описывая свое высокое состояние йоги, Бапуджи упоминает:
«По привычке из жизни, которую я вел до того, как стать санньясином, я считал, будто это “я” делаю все, что делаю. Теперь я понимаю, что “я” не делаю ничего из того, что делаю. Я делаю то, чего хочет от меня Бог. Но эта вторая фаза все еще на начальной стадии. Думаю, что однажды я полностью себя позабуду. После этого вопрос, кто совершает действия, больше не будет являться проблемой. Временами, обретая истинное сознание, я чувствую, что день за днем сливаюсь с Богом».
В конце концов настал день, когда Бапуджи стал возлюбленным Бога и слился с ним.
ОМ ШАНТИ ОМ ШАНТИ ОМ ШАНТИ
Глава седьмая ______________ ВОЛЯ Господа Торжествует
1982 – 1993
Высшая цель моей жизни
За те почти сорок лет, которые Бапуджи практиковал аскетизм и йогу, он завоевал любовь бесчисленных учеников. Об этом говорили почести, оказанные ему огромным количеством учеников, присутствовавших в 1982 году на шодаши в малавском ашраме и бхандаре в кайявароханском храме.
Бапуджи был очень любящим человеком, поэтому ученики часто прибавляли к его имени приставку «сарва прия» (любимый всеми). Все эти годы его любовь к семье учеников и к йога-садхане шли рука об руку. Для занятия йога-садханой требуется одиночество и аскетический образ жизни, в то время как связь с семьей учеников можно поддерживать только через внешнюю деятельность. Бапуджи совмещал одно с другим до самого конца.
Бапуджи занимался йога-садханой с 1950 по 1981 год, до последнего дня своей жизни. Таким образом, он непрерывно занимался садханой полный тридцать один год. Именно он возродил принцип божественного тела в современном мире. Однако он не смог достичь своей цели и обрести божественное тело. Когда он посвящал меня в санньясу, то сказал: «Сынок, стань истинным йогом и не довольствуйся ничем меньшим, чем божественное тело». Я запечатлел эти слова в своем сердце, и обретение божественного тела остается высшей целью моей жизни. Сам Бапуджи так его и не обрел несмотря на то, что практиковал йога-садхану тридцать один год. Это еще сильнее убедило меня в трудности этой задачи.
Ко времени нирваны (кончины) Бапуджи я занимался йога-садханой около одиннадцати лет. Последние два года с четвертью из этого срока я занимался йога-садханой в полном уединении, удалившись от мира. Теперь, когда я привык к такой практике садханы, я принял твердое решение оставаться в уединении, продолжать свою садхану и доказать, что принцип божественного тела, который Бапуджи дал современному миру, не только верен, но и достижим. Я даже объявил об этом решении братьям и сестрам из семьи Крипалу на церемониях шодаши и бхандары. Я объяснил им, что йог, желающий обрести божественное тело, должен заниматься садханой в уединении. Итак, хотя моим долгом было быть с ними на обеих церемониях, в конце концов я собирался возобновить свое уединение и продолжить свою садхану.
Говорят, «человек предполагает, а Бог располагает». По случаю бхандары ведущие ученики духовной линии преподнесли мне шаль и объявили меня преемником Бапуджи. в присутствии тысяч членов семьи Крипалу они усадили меня на трон гуру. Все присутствующие встретили это сообщение с восторгом.
- Я благодарен за ту любовь, которую все вы ко мне проявили, - сказал я им, - но моя цель не стать преемником и не занять трон гуру. Моя единственная цель – обрести божественное тело. Я с любовью приму ваш дар - эту шаль - при условии, что вы позволите мне продолжать садхану в уединении.
Все заверили меня, что дадут мне заниматься садханой в уединении и покое и не станут мне докучать. Но они тоже выманили у меня обещание: три раза в год я должен нарушать свое уединение и приветствовать семью Крипалу. Эти три благодатных дня приходились на Махашиваратри (великий духовный праздник ранней весной), Гурупурниму (день в середине лета, когда оказываются почести гуру) и годовщину нирваны Бапуджи в декабре. Я согласился сделать такие исключения.
Через две недели наступил праздник Махашиваратри, и в должное время я предстал перед семьей Крипалу. Я сообщил всем о состоянии своей садханы и сказал:
- Я хочу достичь своей цели и обрести божественное тело в этой жизни и я уверен, что, милостью Бога и гуру, смогу добиться своего. Я самоотверженно посвящаю себя йога-садхане и ни перед чем не остановлюсь в своей практике. Если вы предоставите мне необходимое уединение и покой, можете считать, что помогли мне в моей садхане. Пожалуйста, пусть никто из вас не пытается связаться со мной или заставить управляющих ашрамом передать мне ваши письма и записки.
После этого я вернулся в ашрам «Крипалу» в Малаве и, как обычно, продолжил свою уединенную садхану. Согласно условиям, на которые я согласился, я отправился в Кайяварохан через полгода на празднование Гурупурнимы. Там собрались тысячи членов семьи Крипалу. Семья Крипалу не собиралась вместе в таком количестве со дня освящения изваяний в кайявароханском храме в 1974 году. На празднике присутствовали ученики из многих деревень и городов, представляя почти все районы штата Гуджарат . В программу входило исполнение бхаджанов, киртанов и поклонение сандалиям Бапуджи. Так как с нирваны Бапуджи Гурупурнима праздновалась впервые, семья Крипалу воспользовалась этой возможностью, чтобы снова совершить церемонию возведения меня на трон гуру.
Попечители и управляющие из «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж» и малавского ашрама «Крипалу» нанесли мне на лоб тилак , и представители всех округов сделали то же самое, поднося мне шали. Все единодушно приняли участие в церемонии и радостно возвели меня на трон гуру. Так как я жил в уединении, то не подозревал, что семья Крипалу собирается снова провести эту церемонию. Я был тронут их почтительностью и, мысленно вспоминая Бапуджи, испытал чувство, словно получаю его милость.
Вот что я сказал собравшимся преданным в тот день:
- Братья и сестры! Вы, конечно, можете с любовью и уважением возвести меня на трон гуру, но я не ваш гуру. Я лишь ваш брат по гуру и таковым и останусь. Мне еще не пора занять трон гуру. Я все еще обычный садхака и не имею права взойти на этот трон. Но я очень благодарен всем вам за эту церемонию, которую вы провели с такой любовью и уважением.
- Я должен прояснить, что меня нисколько не привлекает трон гуру, и я не спешу получить статус гуру. Положение, обретенное простым наследованием, не может меня удовлетворить. Единственное, что меня интересует, это заниматься йога-садханой, пока я не перестану быть садхакой (практикующим йогу), стану сиддхой (совершенным йогом) и обрету божественное тело. Меня не интересует трон гуру или положение гуру. Непременно сохраняйте свое благоговение перед троном гуру, но не совершайте ошибки и не считайте меня гуру. Все мы – ученики одного гуру, дети одного духовного отца. В этом все мы равны. Самое большее, можете считать меня старшим братом. Со своей стороны я продолжу при случае давать вам духовные наставления на основе таких отношений. Из этих наставлений принимайте лишь те, которые сочтете верными. Я хочу, чтобы все мы продолжали стараться воплотить в своей жизни те идеалы, которые проповедовал Бапуджи.
После этого я вернулся в Малав и возобновил свое прежнее уединение. Соблюдение молчания было для меня чем-то естественным. Я хорошо понимал, что человеческое общество мешает ведению йога-садханы, а уединение способствует. Моя йога-садхана продвигалась хорошо благодаря одиночеству, которое обеспечивал мне уговор видеться с семьей Крипалу три раза в год.
Я готовил себе сам. Так как я ел всего раз в сутки, это было не слишком обременительно. Особых кулинарных талантов тоже не требовалось, ведь я ел только вареное, без жира и специй. Но даже за много лет я так и не научился одному – раскатывать чапатти. Садхака, способный выстоять против смертельно опасной кхечари-мудры , так и не овладел искусством приготовления роти . Теперь я понимал, насколько ценны кулинарные таланты матерей и сестер. Но теперь я от них скрывался и поэтому попросил их каждую неделю давать мне семь небольших кхакхар , по одной на каждый день. Я попросил их, чтобы хлебцы были тонкими и не больше четырех дюймов в диаметре. Я привык получать свой недельный паек из внешнего мира, теперь вместе с ним мне стали присылать и семь кхакхар. Я также получал немного сливочного масла и около дюжины фруктов (яблоки, бананы, плоды сапоты и так далее).
Как было заведено, добровольно работавшие в ашраме сестры клали в чистую кастрюлю пол-ложки риса, еще пол-ложки чечевицы и полстакана овощей двух видов. Затем они ставили кастрюлю в шкафчик рядом с лестницей. В шкафчике было две дверцы. Чтобы забрать свою кастрюлю, я открывал заднюю дверцу и затем готовил себе еду, которая состояла исключительно из небольшого количества риса и чечевицы (вместе – одна чайная ложка), овощей, масла и пары фруктов (дюжины фруктов мне хватало на неделю). Помимо этого я выпивал только стакан молока по утрам. Вечером, перед сном, я выпивал стакан воды.
Митахара , или умеренность в еде, приводит к быстрому прогрессу в йога-садхане и, следовательно, имеет огромное значение. Я соблюдал митахару с самого начала своей садханы в 1971 году. Но в 1979 году, когда я начал практиковать садхану в уединении, я продолжил постепенно урезать свое питание. В конце концов мой дневной рацион стал состоять из чайной ложки чечевицы и риса, одной кхакхары и небольшого количества овощей и фруктов.
Стандартное правило заключается в том, что организм должен получать сбалансированное питание. Если в рационе отсутствуют какие-то элементы, это негативно сказывается на организме, и он теряет здоровье. Это может вызвать препятствие для продвижения садханы. Поэтому садхака должен выбирать степень митахары с умом. Я хорошо понимал, что питание должно быть как умеренным, так и сбалансированным, и постарался составить свое меню с учетом этого. Постепенно сокращая свой рацион, я привык к ограниченному питанию. Моя садхана продвигалась соответственно быстро.
Когда меня возвели на трон гуру по случаю Гурупурнимы в 1982 году, ведущие добровольцы ашрама из семьи Крипалу предложили мне поделить свое время между ашрамами в Малаве и Кайяварохане, как мне будет удобнее.
- Мы приготовим Вам здесь (в Кайяварохане) жилище, пригодное для Вашего уединенного образа жизни, - сказали они.
Самому мне хотелось остаться в Малаве, где я начал свою йога-садхану. Я практиковал там йогу четырнадцать лет и хотел там же завершить ее. Но чтобы не пренебрегать их желаниями, я решил согласиться на их предложение. Шри Нанубхаи, бывший президент «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», провел церемонию начала строительства на месте моего нового жилища. Я отправился в Кайяварохан два года спустя, когда строительство этого нового жилища, названного Парампад, было завершено. Итак, я начал заниматься садханой в уединении в этом новом жилище тринадцатого февраля 1975 года. По чистой случайности на этот же день выпал день моего рождения по индийскому календарю. Через четыре дня отмечался праздник Махашиваратри. Тема моего обращения к семье Крипалу по этому случаю была «Дхарма и духовность», и я выразил надежду, что теперь, когда я поселился в центре паломничества Господа Лакулиша в Кайяварохане, моя садхана пойдет быстрее.
Покорность воле Господа
Смертные могут, конечно, строить любые планы, но в конце концов торжествует воля Божья.
Месяца три все шло хорошо. В Кайяварохане моя садхана продвигалась так же гладко, как в уединении в Малаве. Однажды рано утром я проснулся по своему обычному расписанию. Я встал с постели, направился к противоположной стене включить свет и тут неожиданно упал. Я не споткнулся и не испытал головокружения. Милостью Божьей, я ни обо что не ударился и ничего не повредил. Я попытался подняться, но снова упал. Теперь я понял, что мои ноги сильно ослабели. В них просто не было сил, и я не мог ни стоять, ни ходить. Я не понимал, как такое могло произойти столь внезапно. Прошлым вечером, когда я ложился спать, все было в полном порядке. Я даже спокойно поднялся по лестнице. Но когда я уснул, мои ноги совершенно обессилили.
Как бы там ни было, я все-таки поднялся на ноги, цепляясь за стулья, столы и двери – все, на что можно было опереться. Я включил свет, пошел в ванную, почистил зубы, умылся, совершил все утренние процедуры и кое-как привел себя в порядок. Затем я сел на стул и принялся размышлять, что же теперь делать. Как мне готовить себе пищу в таком состоянии без посторонней помощи? Мне необходимо было спуститься по лестнице и забрать кастрюлю, свой провиант и кувшин молока. Затем я должен был опять подняться по лестнице, чтобы снова попасть на кухню. Я подумал, что через пару дней слабость в ногах пройдет сама собой. Никаких других симптомов жара или болезни не было. Я решил, что нет нужды звать кого-то на помощь и нарушать свое одиночество. Размышляя так, я кое-как провел два дня, но состояние моих ног не улучшалось. На третий день я наконец послал за Шри Раманбхаи Пателом, главным попечителем «Кайяварохан Тиртх Сева Самадж», и сообщил ему о своем состоянии. Он тут же вызвал из Бароды двух врачей.
Оба врача добрались до Кайяварохана через пару часов. Они осмотрели меня и объявили свой диагноз.
- Вы оказались в таком состоянии из-за недоедания, и Вам требуется немедленное лечение.
- Тогда приступайте к лечению немедленно, - ответил я.
- Здесь проводить лечение невозможно, - возразили врачи, - Вам придется поехать в Бароду и лечь в больницу.
«Как мне оставаться в уединении, если мои ноги меня не слушаются?» - подумал я и решил отправиться в Бароду на лечение. К следующему утру все было готово, и я лег в больницу.
Из-за суровых ограничений, которые я установил на свое питание, я очень сильно потерял в весе. Больничные весы показали тридцать семь килограмм. Врачи порекомендовали мне принимать питательную пищу и набрать вес до шестидесяти. Кроме того, врачи назначили необходимое лечение. Через шесть недель лечения я прибавил в весе до шестидесяти килограмм, а вскоре обрел достаточные силы, чтобы вставать с постели и ходить. Когда я поправился, врачи посоветовали мне не возобновлять садхану сразу по возвращении в ашрам.
- Вам необходимо принимать питательную пищу, поэтому Вы должны перестать неблагоразумно настаивать на том, чтобы готовить себе самому. В дополнение к пище принимайте витаминные добавки. Вы должны сохранять свой вес в шестьдесят килограмм еще от двух до трех месяцев, иначе вполне возможно, что снова начнутся неприятности. Я разрешу Вам вернуться к садхане, если вес будет поддерживаться два-три месяца.
Я последовал его совету.
Итак, после четырнадцати лет в моей садхане возник пятимесячный перерыв. Я любил каникулы в школе, но эти каникулы, на которых настоял врач, приносили мне мало радости. С мыслью, что Божья воля всегда к лучшему, я пережил эти каникулы. Однако в этот период я как можно больше изучал священные тексты и написал множество бхаджанов. Так у меня было удовлетворение от сознания, что я провожу время с пользой.
Врач разрешил мне возобновить садхану с ноября 1985 года. Я также вернулся к жизни в уединении, но перестал настаивать на том, чтобы самому стирать и готовить. Кроме того, я согласился, что при необходимости буду принимать помощь близких добровольцев из ашрама. Я продолжал встречаться с семьей преданных три раза в год.
Когда я возобновил садхану после пятимесячного перерыва, в душе у меня таилось сомнение: будут ли в ней ухудшения? Я беспокоился, что сила моей праны могла ослабеть, или, быть может, потребуется время, чтобы наверстать темп моей прежней садханы. Такие вопросы роились в моем уме, но как только я приступил к садхане, то тут же убедился, что энергия моей праны по-прежнему велика. Кроме того, моя садхана возобновилась с той стадии, на которой я ее оставил, и прежний темп вернулся всего за пару дней. Я понимал, что это произошло милостью Дададжи и Бапуджи.
Так я занимался садханой еще четыре года, но состояние лайи , к которому я стремился, продолжало от меня ускользать. Мое терпение кончилось. Поразмыслив, я решил, что в то время как тело остается здоровым от питательной пищи, прирост веса тела ослабляет прогресс садханы. Йогические тексты особо подчеркивают важность митахары, в них говорится, что истощение тела – признак очищения нади (тонких каналов). Поэтому я решил, что должен сбросить вес. Только тогда моя садхана пойдет быстрее. Приняв это решение, я ввел в свое питание определенные ограничения. Я начал пить молоко по вечерам, но решил, что это тоже придется прекратить. Витаминные добавки я перестал принимать еще задолго до того. С уменьшением моего веса садхана стала постепенно убыстряться. Мое воодушевление начало расти. Теперь мне казалось, что Бог даст мне зеленый свет и откроет мне вход в лайя-йогу.
Однако результат оказался прямо противоположным: Бог дал мне красный свет. В 1989 году ноги снова отказались мне повиноваться. Я потерял около двадцати двух килограммов веса, и мне опять пришлось лечь в больницу в Бароде. Милостью Божьей, я снова поправился. Я снова мог свободно ходить, хотя начал испытывать некоторые трудности, поднимаясь по лестнице. Выписывая меня из больницы, врач проявил большую озабоченность и сказал:
- Муниджи, Вы больше не должны ни ограничивать себя в еде, ни бросать принимать витамины, иначе Вас в третий раз ждут неприятности.
Я рассмеялся и ответил:
- Не сомневайтесь, что я последую Вашему совету. Однако даже если я прибегну к митахаре в третий раз и опять окажусь в беде, Вы должны сделать так, чтобы я снова смог ходить.
Садхака не должен позволять своей садхане сбавлять темп из страха перед телесными трудностями. Тот, кто боится препятствий, никогда не станет совершенным йогом.
Это были мои вторые каникулы за двадцать лет садханы, и я наслаждался ими. Но эти каникулы были короче первых – всего три месяца. Когда мне позволили возобновить садхану, я обнаружил, что моя прана была по-прежнему весьма активна, и снова моя практика началась на той же стадии, на которой я ее оставил. Это придало мне уверенности, и я возобновил регулярную садхану в полную силу.
Доказательство истинности божественного тела
Двенадцатого февраля 1991 года настал праздник Махашиваратри. Мой день рождения отмечался в тот же день. Он ознаменовал завершение шестидесятого года данной мне Богом жизни и двадцатого года моей жизни в качестве санньясина .
В речи по этому поводу я сказал так:
- Сегодня завершается мой шестидесятый год. Есть поговорка, что после шестидесяти разум начинает угасать. Поэтому извините меня, если я вдруг совершу безрассудный поступок. Хорошо, что священные тексты говорят, что Бог выше разума, потому что разум бесполезен, когда дело касается познания Бога. Так что я не расстроюсь, если мой разум и правда начнет угасать. Наоборот, если снять кожух разума, я получу даршан Бога .
- Сегодня моей йога-садхане исполняется два десятилетия. Теперь меня можно считать старым йогом. В английском языке есть поговорка: чем старше вино, тем оно лучше. А у нас говорят: чем старше йог, тем он лучше. Так что я не буду возражать, если вы станете причислять меня к старым йогам. Я хочу стать старым йогом, но не состарившимся.
- Вы должны как следует понять, что моя цель – обрести божественное тело, которое свободно от старости и смерти . Принцип божественного тела верен на сто процентов. Я хочу доказать, что этот принцип – реальность, добившись через садхану ощутимых результатов.
- Я не хочу просто навязывать этот принцип людям с помощью речей и пропаганды. Истина не нуждается в пропаганде. Истину доказывают не словами, а делами, не говоря, а делая. Если благодаря садхане можно добиться видимых результатов, люди сами их признают. Такие видимые результаты предоставят ясные доказательства, которые никто не сможет опровергнуть. Итак, единственное решение – это доказать истинность принципа божественного тела через садхану.
- Будет уместно, если я скажу по этому случаю несколько слов о своей садхане. В моей садхане кхечари-мудры язык очень близко подошел к желанной цели. Я тружусь с самоотверженностью. Я занимаюсь садханой с терпением и упорством, сознавая, что в воле Господа решать, когда и какими плодами вознаградить мои труды. В главе о кхечари-мудре святой Чарандасджи говорит, что «Это продолжается двадцать лет и четыре месяца». Теперь моей садхане исполнилось двадцать лет. Даже если отнять восемь месяцев, чтобы учесть два вынужденных перерыва по причинам здоровья, я верю, что теперь Господь не заставит меня долго ждать.
В последующие месяцы мое воодушевление было тем сильнее, чем ближе кхечари-мудра подходила к завершению. С огромной решимостью я торопил свою йога-садхану. Так прошло еще два года, но желанный результат оставался недосягаем. Да, конечно, мой язык вошел в брахмарандхру , но я пока не испытал лайя-самадхи .
Мне не терпелось вступить в лайя-йогу, но я не понимал, что могу для этого сделать. Я чувствовал, что должен получить наставление в этом непостижимом вопросе. Я обратился к священным текстам, но мои старания не сумели пролить свет на эту проблему. Больше мне некуда было обратиться, и я впал в некоторое замешательство, как мне найти истинное наставление. На этой стадии моя садхана основывалась на одной силе моей праны, но не имела какого бы то ни было определенного руководства или наставления.
Ответ на мои молитвы пришел пятнадцатого февраля 1993 года. В этот благодатный день самое сокровенное желание моего сердца принесло плоды, и Бхагаван Лакулиш даровал мне свой божественный даршан.
Глава восьмая ________________ Божественное Повеление
Божественный даршан
Шел 2049 год по индийскому летосчислению Самват (1993 год Н.Э.). Солнце находилось в уттараяне . Зима подходила к концу, и приближалась весна. Была ночь Магхипурнимы . Завершив медитацию, я, как обычно, заснул.
Я не проспал и полтора часа , когда вдруг услышал во сне голос, словно кто-то звал меня: «Раджарши!.. Раджарши!..» В полусознательном состоянии я спросил:
- Кто это?
Одновременно сквозь полузакрытые веки я различал льющийся через окно лунный свет. Снова я явственно различил голос:
- Раджарши, я встречусь с тобой в твой день рождения. Оставайся в уединенной медитации.
Я не понимал, действительно ли кто-то говорит, или это лишь мое воображение! В спальне никого не было видно. Поднявшись с постели и собираясь пойти посмотреть, в чем дело, я снова услышал те же слова. В замешательстве я вышел из комнаты в коридор, но никого не обнаружил. Мое любопытство и удивление возросли. Я прошел с веранды на открытую террасу, но и там никого не было. Под безоблачным небом, при свете полной луны над головой, все окружающее было ясно различимо.
Мое изумление не знало границ. Я протер глаза обеими руками, чтобы убедится, что не сплю. Сон как рукой сняло. Охваченный изумлением, я уставился на небо. Таинственный голос раздался снова, словно с небес:
- Дитя мое, не будь опрометчив, принимая мои слова за сон или иллюзию. Я обязательно встречусь с тобой.
Голос был глубок и торжественен, но в нем слышалась необычайная сладостность. С недоверием я оглядывал небо и все вокруг широко открытыми глазами. Будучи не в состоянии понять, откуда исходит этот голос, я пришел в невообразимое замешательство. Я мерил террасу шагами, пытаясь найти ответ на эту загадку. Я долго думал, но не понимал ничего. Конечно, мой разум был в подобной ситуации бесполезен, но на помощь мне пришла интуиция. Я вспомнил, что Дададжи несколько раз даровал Бапуджи божественные видения. Мне пришло в голову, что Дададжи мог решить даровать подобное переживание и мне! И если дело в этом, то меня можно считать поистине счастливым. Какую большую награду может предложить жизнь, чем милость Дададжи? С такими приятными мыслями я вернулся в спальню. Поразмыслив какое-то время над таинственным голосом, я уснул.
Мой день рождения должен был наступить через четыре дня, одиннадцатого февраля. Я решил оставаться в уединении и провести этот день в медитации. Каждый год я соблюдаю пост в течение всей недели перед Махашиваратри . В этом году мой пост должен был начаться тринадцатого февраля. Но теперь я решил начать его одиннадцатого февраля и поститься девять дней вместо семи. Я сообщил о своем решении тем ученикам, которым следовало об этом знать.
Наступило одиннадцатое февраля. Я приступил к медитации в брахма-мухурту . Не считая времени на омовение, я провел весь день в медитации. День прошел, моя медитация продолжалась до полуночи, но ничего необычного не произошло. Я подумал, что голос, который я слышал, мог быть просто иллюзией, хотя мой ум отказывался это признать. Так как продолжительная медитация была для меня тягостна, я отказался от дальнейших усилий и заснул.
Когда на следующее утро я проснулся, то был разочарован. Но потом я вспомнил, что мой день рождения по индийскому календарю еще только должен наступить пятнадцатого февраля. Это меня утешило, и я подумал, что таинственный голос еще может оказаться правдой. Мое сердце вновь наполнилось воодушевлением, и я решил провести весь день пятнадцатого февраля в медитации.
Оставшиеся три дня тянулись очень долго и, казалось, никогда не кончатся. Но наконец настало пятнадцатое февраля. Как и в прошлый раз, я приступил к медитации в брахма-мухурту. Чем больше проходило времени, тем сильнее становилось мое нетерпение. К концу дня мой ум пребывал в состоянии раздражения между приливами надежды и отчаяния. Но я продолжал медитировать и с приходом ночи.
Хотя я был утомлен, моя медитация становилась в се глубже и радостнее. Концентрация усиливалась, и вот я начал различать перед внутренним взором точку света. Свет медленно начал расширяться и образовывать большой светящийся круг. Я уже несколько раз испытывал такое во время медитации и не придал этому значения.
Но затем я испытал нечто новое. В сияющем круге начали проступать очертания человека, сидящего в падмасане. Через несколько секунд появилось ярко светящееся божественное существо. Исходившее от него сияние было ярче начищенного золота.
Я созерцал это видение, медитируя с закрытыми глазами. «Не сон ли это?» - подумалось мне. Мои глаза открылись, и я замигал в слепящем свете. Теперь я видел то же видение физическими глазами. Тот же светящийся человек сидел передо мной в падмасане, паря футах в четырех над землей. Теперь я был уверен, что это явь, а не сон.
Не сомневаясь ни на йоту, я понял, что это божественное воплощение Дада Гурудэва Бхагавана Лакулишджи. Я быстро поднялся с циновки для медитации. Каждая пора моей кожи трепетала при виде этого чуда. В этот день самое сокровенное желание моего сердца принесло плоды.
Чудеса еще не закончились. От божественного образа Дададжи медленно начали исходить потоки света. Волны очищающего света заполнили окружающий воздух. Даже в ночной темноте моя комната для медитации была ярко озарена. Ослепленный этим блеском, я прикрыл глаза руками, но его чистота коснулась меня, и я ощутил, как мои мыслительные процессы поднимаются на возвышенный уровень. Мое сердце полнилось неописуемой радостью. На несколько мгновений мне почудилось, что я освободился от оков времени и пространства.
Когда я хотел приблизиться и коснуться святых стоп Дададжи, зазвучал его сладостный, мягкий голос:
- Дитя, не касайся меня. Это мое нефизическое, наполненное энергией божественное тело. Оно реально, но не от этого мира. Ты не сможешь вынести его прикосновения, поэтому соверши даршан издали .
По приказу Дададжи я издали склонился перед ним и мысленно вознес к нему свои благочестивые молитвы. Потом я закрыл глаза и со склоненной головой и сложенными вместе руками начал про себя читать мантру «ом намо шивай гураве» . Дададжи произнес слово «Кальянамасту» .
Мой восторг еще не улегся, и я произносил все, что приходило мне на язык:
- Господин, из своей беспредельной милости и сострадания Вы даровали сегодня свое божественное видение сему слуге. Моя жизнь благословлена, а желание всей жизни исполнено.
Мои глаза были все еще ослеплены, и я не мог как следует рассмотреть божественное тело Дададжи. Возможно, Дададжи понял мое затруднение, потому что, словно в ответ, сказал мягким, полным любви голосом:
- Дитя, наполненное энергией божественное тело ослепляет видящего его, но метафизическое тело можно воспринять человеческим взглядом. Чтобы исполнить твое желание, я преображу это божественное тело в метафизическое.
В следующее же мгновение сияние, прежде заполнявшее все вокруг, померкло. Уже через несколько секунд в слабом свете стало различимо метафизическое тело Дададжи, хорошо сложенное и привлекательное. Теперь фигура и лицо были видны яснее. Даже в метафизическом теле божественность Дададжи была очевидна – оно излучало несравненную божественную красоту. Физическому глазу приятнее смотреть на метафизическое тело, чем на божественный образ с его слепящим сиянием. Взору человека легче воспринимать метафизический образ, потому что внешне он больше напоминает человеческое тело.
Теперь я созерцал это необычайное видение Дададжи с еще большим восхищением. Он был крепкого телосложения и гармоничных пропорций. Его кожа была ярко-золотистой, а волосы черными и волнистыми. Лицо его было безусым и безбородым, и на вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать. На лбу пеплом была нанесена метка-трипундра . Чресла опоясывала небольшая набедренная повязка шафранового цвета. Пронзительный взгляд, который излучали его прикрытые глаза, лился свободно, словно созерцая всю вселенную. На его прекрасном лице играла легкая улыбка, которую, раз увидев, невозможно позабыть. Его божественная личность получила полное проявление.
Метафизический образ Дададжи сидел в падмасане и по-прежнему висел в воздухе. Его ладони покоились на коленях. Со слов Дададжи я понял, что божественного тела касаться опасно, но метафизическое тело доступно чувствам. Поэтому я спросил:
- Господин, теперь мне можно коснуться Ваших стоп?
Дададжи не ответил, но кивнул в знак согласия. Я попытался взяться за подошвы его ступней, повернутых вверх в падмасане, и положить на них голову, но в моих руках ничего не оказалось. Я словно попытался ухватиться руками за воздух. Я был изумлен, что это тело, казавшееся таким живым и здешним, одновременно может быть столь неуловимым, но я быстро осознал, что все, происходящее в эту минуту в присутствии Дададжи, лежит за пределами человеческого понимания.
После этой неудачной попытки прикоснуться к его ногам я поднял голову, и Дададжи улыбнулся, словно понимал мое замешательство, и сказал:
- Раджарши, это метафизическое тело состоит только из трансцендентных элементов. В нем нет ни одного из пяти земных элементов. Поэтому ты не можешь испытать его прикосновение. Однако, если я пожелаю, даже это тело может стать осязаемым.
- Господин, - поспешно отозвался я, - в таком случае окажите, пожалуйста, эту милость своему сыну.
- Хорошо, - сказал Дададжи.
Получив вторую возможность, я вновь склонил голову перед Дададжи и попытался взяться за его святые стопы. Снова в моих руках ничего не оказалось, но я почувствовал, как Дададжи гладит меня по голове. По его желанию или, вернее, по его милости то, что было неосязаемо, стало доступно осязанию. Я нисколько не сомневаюсь, что испытал это божественное прикосновение. Давнее желание моего сердца принесло плоды. Я осознал, что, как Бапуджи до меня, я тоже являюсь объектом милости Дададжи. Я почувствовал себя благословленным и вознес к нему молитвы.
Когда я поднял голову, Дададжи благословлял меня воздетой правой рукой. Меня захлестнули чувства, и я не сразу смог заговорить. Я лишь с благоговением смотрел на Дададжи. На его лице изображалась сладостная радость. Из его полуоткрытых глаз изливалась отеческая любовь. В его божественном взгляде я ощущал поток беспредельной милости. Я упивался этим божественным видением, как высочайшим достижением своей жизни. В мыслях я беззвучно благодарил Дададжи.
Кхечари-мудра
Словно поняв мое душевное состояние, Дададжи продолжил:
- Раджарши, тебе пришлось долго ждать моего даршана, правда? Но я нарочно выбрал именно этот момент. Я явился тебе с учетом даты и времени твоего рождения. Это час рождения твоего земного тела.
Услышав это, я взглянул на часы. Они показывали одиннадцать часов двадцать минут. Я тут же вспомнил, что родился именно в это время. Я почувствовал себя благословленным, поняв, что мне посчастливилось получить божественный даршан Господа Лакулиша, воплощения Господа Шивы, в точности в день и час моего рождения.
- Господин, - сказал я, - сегодня Вы благословили меня несказанной милостью. Я давно желал получить Ваш божественный даршан. Вам известна причина. Последние пару лет я испытывал необходимость в особом наставлении в практике йоги. Где еще мог бы я его получить, если не у Вас? Я жаждал Вашего зримого присутствия, чтобы получить такое наставление. Сегодня это желание принесло плоды.
- Дитя, одна из причин, по которой я явился тебе, это наставить тебя в практике йоги. Задай мне любой вопрос, требующий ясности.
- Господин, я знаю, что Вы всеведущи, и мне не обязательно что-то говорить. Но если таков Ваш приказ, я расскажу о своем затруднении. Мне кажется, что в моей практике йоги я приближаюсь к завершению кхечари-мудры , потому что мой язык с легкостью входит в брахмарандхру и остается там надолго. Но я все еще не могу войти в лайя-самадхи. Что мне делать?
- Практикуй языком матхана-крию . Через полгода станет возможен вход в лайя-самадхи.
- Я знал об этом из некоторых йогических текстов, но я не понимаю, как выполнять матхана-крию. В Йога-Кундалини-Упанишаде сказано, что матхана-крию необходимо выполнять с помощью золотой, серебряной или железной проволоки, обернутой смоченными в молоке хлопчатобумажными волокнами. Проволоку нужно вставить в ноздри, где и происходит вращение. Это верный метод?
- Нет. Автор этой Упанишады говорит о внешних вспомогательных средствах, чтобы сохранить процесс в тайне. В самой практике вспомогательных средств не требуется. Матхана-крия происходит непроизвольно, силой прана-шакти, во время практики кхечари-мудры.
- Мой Гурудэв Свами Крипалвананджи учил меня тому же: все йогические процессы должны проходить естественно, силой прана-шакти. Кхечари-мудра тоже должна происходить непроизвольно, с помощью прана-шакти . Никаких внешних инструментов для ее достижения не требуется.
- Свами объяснил тебе верно. Матхана-крия должна произойти сама собой, силой прана-шакти. Внешние приспособления не нужны.
- В своей практике йоги я позволяю всему случаться естественным путем, силой прана-шакти. Я практиковал йогу таким образом двадцать два года, и, кажется, до сих пор моя прана-шакти как следует выполняла свой долг. Поэтому я твердо ей доверяю. Какое-то время я ждал, что матхана-крия произойдет естественным образом, силой прана-шакти. Но до сих пор не видно никакого результата, и я немного сбит с толку.
- Расскажи мне подробнее о положении твоего языка в кхечари-мудре. Каких областей он касается?
- С помощью прана-шакти мой язык сам пронзил костный свод над носовым дыхательным проходом. Когда в ходе естественного процесса мой язык вытянулся, он постепенно расширил созданное им отверстие. После этого язык легко вошел в брахмарандхру, верхнюю полость в черепе над дыхательным проходом. Теперь мой язык заполняет всю эту верхнюю полость, касаясь мягких костных стенок со всех сторон от отверстия. Но прикосновение к своду полости я пока ясно не испытывал. Кажется, кончик языка касается какой-то мягкой ткани, но это вряд ли свод полости. Возможно, когда язык еще немного вытянется, можно будет как следует понять, что представляет собой свод полости .
- Ты сказал, что твой язык входит в брахмарандхру. Но, судя по твоему описанию, ты неверно понимаешь, что такое брахмарандхра. То, что ты сейчас считаешь брахмарандхрой, на самом деле брахмадвара . Она большая и широкая, а брахмарандхра – всего лишь маленькое отверстие. Проломив свод дыхательного прохода, язык может проникнуть в верхнюю полость, называемую брахмадвара. Вытягиваясь, язык проходит эту полость и постепенно продолжает ее заполнять. Когда большая часть языка входит в брахмадвару, он полностью заполняет эту верхнюю полость. Кончик языка начинает касаться свода полости и ощущать прикосновение мягкой слизи. Пока твой опыт удовлетворителен, но тебе предстоит продвинуться еще дальше. Твой язык еще удлинится, разорвет мягкую ткань и соприкоснется с тонким костным сводом над ней. Затем, когда кончик языка пронзит эту кость силой прана-шакти, образуется маленькое отверстие. Это маленькое отверстие и будет настоящей брахмарандхрой. Матхана-крия начнется только после того, как кончик языка войдет в настоящую брахмарандхру. Поэтому в практике кхечари-мудры тебе еще предстоит пронзить свод верхней полости в черепе. Пока язык не вытянется еще и не войдет в брахмарандхру, тебе придется упорно трудиться. Только когда этот процесс завершится, ты сможешь войти в лайя-самадхи при помощи матхана-крии .
- Теперь я понимаю свою ошибку. Я думал, что слова брахмадвара и брахмарандхра – синонимы. До сих пор я и не предполагал, что между ними есть разница. Поэтому я несколько лет ждал, когда же начнется матхана-крия, и недоумевал, почему она до сих пор не произошла. Теперь я понимаю, что мне придется пронзить еще один слой кости, чтобы полностью осуществить кхечари-мудру. Матхана-крию можно ожидать, только когда язык вытянется еще и войдет в подлинную брахмарандхру. Стало быть, я должен преодолеть еще одну трудную фазу в практике кхечари-мудры.
- Теперь ты верно понимаешь, когда кхечари-мудра полностью завершена. Ты запутался, потому что думал, что неоконченный процесс является полностью завершенным.
- Господин, теперь я во всем разобрался. Но я сожалею и стыжусь, что невольно похвалялся перед столь всеведущим, как Вы, говоря, будто моя кхечари-мудра на пороге завершения. Я молю Вас милостиво простить эту недостойную попытку самовосхваления.
Тайны божественной йоги
- Раджарши, я доволен твоими достижениями в кхечари-мудре. Я, конечно, знал твой уровень практики йоги, но расспросил тебя, чтобы убедиться. Никогда нельзя раскрывать глубочайшие тайны и секреты йоги, не выяснив настоящий статус практикующего. Ты прошел испытание моим наблюдением, и я открою тебе тайну матханы и меланы. Лишь полностью реализованные йоги знают тайны этой сокровеннейшей божественной йоги. Когда практикующий достигает необходимого уровня в практике кхечари-мудры, полностью реализованный йог из его духовной линии передает ему это тайное знание. Без этого знания ни один практикующий не может пересечь черту и вступить в божественную йогу на одной силе прана-шакти. Чтобы вступить в нее, он должен знать тайну матханы-меланы. Именно с этой целью я явился перед тобой сегодня.
- Господин, мне не кажется, что я имею право на этот статус или заслужил его. Скорее, Вы собираетесь излить на меня свою милость. Я лишь несмышленый ребенок. Какого бы прогресса я не достиг в практике йоги, это лишь дар Вашей доброты. Я не вижу в этом собственной заслуги, умения или усердия.
- Дитя мое, первое достижение на пути знания – искренне отказаться от чувства, что тебе что-то должны. Ты по праву заслужил мои благословения, поэтому я и предстал пред тобой сегодня – чтобы открыть тебе самую сокровенную и возвышенную тайну божественной йоги. Если ты правильно поймешь ее, то получишь доступ к практике божественной йоги. Храни эту тайну в секрете, она никогда не должна быть раскрыта на бумаге.
- Разве тайны матханы и меланы не открыты в священных текстах?
- Священные тексты затрагивают Все тайны в том или ином месте, но о них говорится эзотерическим языком, поэтому неопытным искателям их не постичь. Если эти тайны не поведаны устами реализованного гуру, их истинный смысл не узнать.
- Это так. Я читал длинное описание матханы и меланы в Йога-Кундалини-Упанишаде, но его смысл трудно понять. Тем более, автор сам говорит, что эти стихи таинственны. Переводчики приписывают этим таинственным строкам ряд смыслов. Обычно они толкуют их так:
«Жилище кхечар, или небесных созданий, украшено кругом из огня и воды. Он зовется кхечари-биджой . Через него полностью реализуется йога. От части сомы (луны) возьми девятую букву, считая в обратном порядке; буква из трех частей оттуда называется лунной или в форме луны. Считай великой восьмую букву в обратном направлении оттуда, а затем снова пятую букву оттуда».
Подобным же образом об этой луне говорится еще в нескольких стихах. Автор заключает, что «Решение этой загадки могут раскрыть лишь уста гуру. Эта тайна поможет реализовать все йоги». В той же Упанишаде сказано: «Того, кто учит практике этой матханы и меланы, считай образом Шивы и ищи покровительства его одного». Господин, Вы истинное воплощение Господа Шивы, и Вы пришли, чтобы взять сие дитя под свое покровительство и осыпать его своими милостями. Возможно ли счастье большее, чем это?
- Процитированные тобой отрывки из Упанишад о матхане и мелане верны, однако никто не способен познать их истинный смысл простым поверхностным толкованием. Автор этой Упанишады поведал обе тайны хитроумно. Кроме того, он сказал, что для правильной практики этих крий необходимо получить наставление от реализованного гуру. Только гуру, достигший уровня сверхсознания, может передать это знание через шамбхави-дикшу.
- Господин, в таком случае, объясните мне, пожалуйста, как практиковать матхану и мелану, чтобы я смог вступить в божественную йогу.
- Хорошо, я объясню тебе эти тайны. Слушай внимательно. Хотя эти процессы происходят сами собой благодаря силе прана-шакти, они не начнутся, пока ты не прибегнешь к некоторым особым йогическим практикам. Эти йогические практики хранятся в тайне. Прямое упоминание о них не найти ни в одном тексте. Их можно узнать только от полностью реализованных гуру своей духовной традиции. Сегодня посредством шамбхави-дикши я передам тебе тайны этих йогических практик.
Затем Дададжи объяснил мне тайную технику этой йоги.
Когда он закончил, я сказал:
- Теперь я ясно понимаю более глубокий смысл таинственных стихов Йога-Кундалини-Упанишады, касающихся матханы и меланы. Более подробное понимание этих крий можно обрести на опыте, после того как эти процессы начнутся. Судя по тайным наставлениям, которые Вы мне передали, матхана и мелана нелегки. Потребуется какое-то время, прежде чем они смогут непроизвольно осуществиться в моей практике кхечари-мудры. А пока я должен продолжать упорную практику и как следует себя подготовить.
- Ты верно понял. Матхана-крия – самая трудная техника во всей практике кхечари-мудры. Во время матхана-крии трение кончика языка о нервы в нижней части черепа иногда приводит к состоянию, близкому к обмороку. Но